Нынешняя редакция Закона об архитектурной деятельности разительно отличается от предыдущей. Совершенно очевидно, что его авторы обратили внимание на те соображения, которые были изложены Сергеем Чобаном, Олегом Шапиро и вашей покорной слугой в коллективном письме, составленном полтора года назад. Учли наши замечания, что называется, по мере возможностей. Исправили то, что получалось исправить сравнительно легко. Ту часть письма, где речь шла о мерах, способных качественно улучшить положение дел для российской архитектуры – проигнорировали, и, честно говоря, я бы не стала возлагать ответственность за это на авторов закона.
 
О необходимости принятия «Закона об архитектурной деятельности» говорят очень давно, на то есть основания. Положение профессии в России шаткое. Проект, законченный целиком одним автором, от эскиза до надзора за реализацией – достижение, и иногда не только для архитектора, но и для заказчика. Нынешнее законодательство не то что не создает предпосылок для этого, но часто и прямо предписывает обратное. Страдает от этого не только архитектура как важнейшая для общества дисциплина, но и качество новой застройки.

Предыдущая редакция закона, с одной стороны, предполагала слишком большие препоны на пути к самостоятельной карьере для молодых архитекторов, трудности для работы в России иностранных бюро. Она была, очевидно, попыткой вернутся к советскому положению вещей, когда некий бюрократический истеблишмент получает фактическую возможность контроля за профессиональной сценой, может назначать архитекторов и, наоборот, лишать их практики. С другой стороны, реальных механизмов защиты прав архитектора и изменения статуса профессии в обществе первая версия закона не предлагала.
 
Помимо названных нами основных недостатков, текст документа содержал еще и множество отдельных вызывающих сомнения деталей. Скажем, по этическим причинам мы не стали упоминать статью, наделяющую довольно серьезными, но нечетко обозначенными правами главных архитекторов регионов. Конечно, это звучало как дань уважения профессиональному мнению, хотя по практике мы знаем, что могло бы стать в отдельных случаях и инструментом коррупции.
 
В нынешней версии ушло то условно «плохое», что вызвало острое возмущение.
 
Процедура регистрации архитекторов и главных архитекторов проектов прописана либеральная и можно даже сказать формальная. Квалификационные экзамены, десятилетний стаж работы перед возможностью заниматься самостоятельной практикой, препоны для работы иностранных бюро – всего этого в тексте закона больше нет. Нет в нем и попыток наделить особыми привилегиями какую-то конкретную структуру или организацию. Полномочия главных архитекторов отданы «на откуп» регионам.
 
Вместе с тем, вся часть закона, которая прописывает права и ответственность архитектора, по сути, меняет очень мало или ничего по сравнению с нынешним положением вещей. Закон закрепляет за архитектором права на использование произведения, но это и так предусмотрено гражданским кодексом. Законы о государственных закупках, между тем, прямо говорят о том, что все права на использование произведения, включая право его перерабатывать, должны переходить к заказчику чуть ли не на стадии эскиза. 
 
Права на авторский контроль и авторский надзор – условные, заказчик точно так же, как и раньше, может отказаться от услуг автора проекта, прописав такое условие в договоре. Грубо говоря, нынешний закон – это некая декларация, рассуждение о том, «что такое хорошо, и что такое плохо», мало или вовсе не улучшающее существующее положение вещей.
 
Однако, как я уже сказала, едва ли стоит видеть в этом вину составителей. Единственная мера, которая могла бы быть быстро реально принята и о которой мы говорили в письме – установление минимального или среднего гонорара за проект, в том числе и за стадию авторского надзора, как это сделано во многих странах с успешно развивающейся архитектурной школой. Однако даже здесь может возникнуть конфликт с антимонопольным законодательством.
 
По большому счету одним законом невозможно создать механизм, гарантирующий архитекторам права на участие в градостроительном процессе. Права могут существовать и быть приняты обществом только в том случае, когда они пропорциональны компетентности и ответственности. Невозможно просто вслепую навязать ситуацию, когда архитектор будет вести любой проект от начала до конца и получать за него определенный гонорар. Общество должно понимать, почему именно эти люди наделены привилегиями, кто их отбирал, по каким критериям, что они умеют и какими принципами руководствуются. К сожалению, в России нет профессиональной архитектурной организации, которая пользовалась бы достаточным доверием как внутри профессионального сообщества, так и во внешнем мире. Ее создание, или на базе существующей «отжившей» институции или полностью «с нуля» – одна из задач для профессии, до ее решения думать о полноценном понятии статуса для архитекторов рано.
 
Кроме того, архитектура существует не в вакууме, а внутри градостроительного процесса, ее роль невозможно определить автономно. Очень характерный пример – полномочия главного архитектора. По большому счету очевидно, что они должны быть довольно значительны: речь идет о человеке, представляющем в своем лице пространственную стратегию развития целого города или региона. Однако когда и генеральный план города, и правила землепользования и застройки – сугубо технические документы, которые рядовому гражданину не то что не оценить, но даже не понять, право главного архитектора отклонять проект может спровоцировать самодурство. Начать следовало бы с того, чтобы стратегии, мастер-планы и правила землепользования и застройки изначально формулировались как предмет общественного согласия. Тогда главный архитектор был бы гарантом реализации заявленных целей и ими же оказался бы довольно жестко ограничен.

Точно так же и другие права архитектора нуждаются в контексте, обозначении его роли во всем процессе создания среды обитания. В последней версии закона есть любопытный пассаж о том, что к архитектурной деятельности относится создание архитектурной части проекта планировки территории. Однако какую его часть считать архитектурной? Кто должен определять функциональное и программное наполнение территории? Или предлагать ландшафтные решения? Какова роль архитектора в каждом случае? Ответив на эти непростые вопросы, мы бы поняли, например, какими знаниями и опытом должен обладать архитектор и где пролегают границы его ответственности.
 
Наконец, можно привести пример из другой категории, но иллюстрирующий тот же самый тезис. На одной из недавних конференций Олег Шапиро верно заметил, что в градостроительном кодексе отсутствует понятие архитектурной концепции. Это значит, ее часто невозможно оплатить из бюджетных средств, а авторство замысла не закрепляется документально. Такой пробел наносит творческой деятельности очевидный ущерб, сводя архитектуру к скорее техническому занятию, чем науке или искусству. Опять же, закон об архитектурной деятельности сам по себе проблему никак решить не может. Его принятие было бы куда логичнее в качестве одного из этапов общего процесса пересмотра законодательства и сводов правил, регулирующих процесс застройки территорий на разных уровнях.
 
Впрочем, не суля пользы, на этот раз законопроект выглядит довольно безвредно, ничего дурного его принятие не обещает – что в нынешних реалиях выглядит как редкое благоразумие со стороны инициаторов и рабочей группы. Я хотела бы еще раз поблагодарить своих соавторов по письму Сергея Чобана и Олега Шапиро и сотни представителей профессионального цеха за проявленную солидарность, обратившую внимание на противоречия в предыдущей версии закона и позволившую их нейтрализовать.
 
Полученный опыт дает надежду, что в России все же существует некое хотя бы потенциальное профессиональное сообщество архитекторов, которое при некоторой организации смогло бы задавать себе стандарты и отстаивать некоторые важные позиции и мнения.
 
И, конечно, создавшийся диалог вдохновляет на то, чтобы рассуждать о следующих шагах. В результате долгих обсуждений с коллегами пришлось признать, что мгновенно в России невозможно создать эффективную устойчивую систему взаимодействия между архитектором, государством, застройщиком и гражданами. На это уйдут годы, даже если допустить, что процесс запустится в ближайшее время.
 
Тем не менее, есть меры, которые могли бы принести быстрые и очень весомые результаты. Самая заметная из них – изменение законодательства в области государственных закупок. Сейчас оно прямо гласит, что договор с государством должен предполагать полную и безоговорочную передачу исключительных прав на использование произведения заказчику. Такое правило прямо противоречит задачам и ценностям принимаемого закона об архитектурной деятельности и назревшим потребностям в развитии городов. Кроме того, сам процесс выбора архитектурного проекта в результате тендера по принципу низкой цены противоречит интересам благополучия общества. Риски от реализации некачественного проекта многократно превышают возможную экономию на его подготовке. Вместо того, чтобы навязывать ответственность, точность, инновации и заботу о будущем, закон мешает даже тем чиновникам и менеджерам корпораций, которые хотели бы следовать этому исходя из собственных знаний и убеждений.  Выведение архитектуры из 44 и 223 федеральных законов стало бы огромным стимулом для развития профессии и улучшения качества застройки. Конечно, подобное решение требует детального публичного профессионального обсуждения, но нет, кажется, ничего, что мешало бы ему состояться.