Самым абсурдным вариантом патриота, с которым мне до сих пор приходилось встречаться, оказался патриот ВХУТЕМАСа, борющийся в БАУХАУСом, а в его лице и со всеми прочими либерастами.

Фрики неистребимы, но степень их общественного влияния и видовое разнообразие характеризуют состояние профессионального сообщества. Упомянутый персонаж очень активен в сетевых архитектурных группах. С видимым сопротивлением не встречается и идеологически явно не одинок. Это – показатель.
 
Когда в 60-е годы Селим Омарович Хан-Магомедов начинал свои исследования советской архитектуры 20-х годов, это выглядело в глазах его начальства если и не антисоветизмом, то чем-то сомнительным и нежелательным. И понятно почему.

Признание блестящих результатов всего лишь нескольких лет бесцензурного развития советской архитектуры очевидно дискредитировало четверть века последующего подцензурного творчества тех же самых архитекторов, принудительно превращенных в сталинских эклектиков. В не меньшей мере оказывались дискредитированными и следующие четверть века хрущевско-брежневского «трущобного модернизма». Благодаря Хрущеву в советскую архитектуру вернулась хоть какая-то социальная составляющая и осмысленность формообразования. Но при этом в неприкосновенности сохранились и все прелести сталинской организации профессии. Никакой свободы творчества, встроенность всех архитекторов в иерархическую систему проектных институтов, подчиненных центральным ведомствам и партаппарату, государственная художественная цензура, невозможность личной творческой эволюции. Короче говоря, если в 20-е годы, при НЭПе, архитектура еще и была отчасти свободной профессией, то потом – уже никогда, вплоть до развала СССР.
 
То, что результаты такой деятельности в художественном смысле и близко не сопоставимы и с современной ей западной архитектурной, и с конструктивизмом 20-х годов – бросается в глаза. Поэтому все усилия официальных советских архитектуроведов начиная с середины 50-х годов были направлены на то, чтобы замылить, затушевать разницу между всеми тремя абсолютно несовместимыми советскими архитектурными эпохами. Представить их, во-первых, художественно равноценными, во-вторых связанными между собой эволюционно. Добиться такого эффекта научными методами было невозможно, только цензурными. Поэтому свою первую фундаментальную работу «Пионеры советской архитектуры» Хан-Магомедову удалось издать только в 1983 году и только на немецком языке, в ГДР. Чуть позже в 1985 году в СССР вышел жуткий по лживости учебник «История советской архитектуры». Других, кстати, до сих пор нету.
 
В постсоветское время ситуация в российской архитектурной науке изменилась, но, увы, не нормализовалась. Сохранилась сверхзадача – художественно уравнять в качестве единого «творческого наследия советской архитектуры» все три ее враждебные друг другу и взаимоисключающие эпохи. Был только один путь для создания такой иллюзии – отказ от сравнительного художественного анализа и фундаментальных научных исследований всех трех эпох.
 
Для раннесталинской архитектуры, возникшей в 1932 г. в результате прямого насилия над архитекторами и введения общегосударственной цензуры, был придуман лет 20 назад термин «советский ар деко». Он намекал на несуществующую связь сталинской эклектики, возникшей в полной изоляции за «железным занавесом», с процессами общемировой художественной эволюции. Что есть заведомый абсурд. Очевидный вопрос о том, что именно заставило недавних конструктивистов вдруг забыть свои убеждения и начать генерировать эклектику под чутким присмотром Сталина и Кагановича, в этой системе координат даже обсуждаться не может.