Здание музея-хранилища коньяка в Черняховске – нечастый в контексте российской архитектуры пример ситуации, когда требовательная функция и творческая продуктивность архитекторов не вступают в конфликт, а совместно работают на создание интересной для глаз и чувств, точно просчитанной и гармоничной архитектуры.
О здании музея-хранилища коньячного завода «Альянс-1892» в Черняховске мы рассказывали в 2011 году, когда оно было проектом. Сейчас проект реализован, практически без отклонений от замысла; этим летом он попал в шорт-лист премии WAF-2017. Думаю не ошибусь, если скажу, что сейчас для Левона Айрапетова и Валерии Преображенской это здание – один из любимых архитектурных замыслов, досконально продуманных и осуществленных так, как хотелось.
Черняховск, бывший прусский Инстербург, – городок небольшой, он не слишком увеличился и в советское время. Коньячный завод расположен почти в центре, точнее сказать, к югу от границы исторического центра, сразу за линией железной дороги, ведущей к городскому вокзалу. Это удобно: по железной дороге на завод доставляют французский спирт для того, чтобы обрабатывать его на заводе по французской же технологии. Спирт разливают в дубовые бочки, положенное время выдерживают в них – в это время коньяк теряет крепость и меняет вкус, затем купажируют и разливают в бутылки на заводе. Здание собственно завода расположено ближе к железной дороге, это большой, почти квадратный в плане ангар светло-коричневого цвета, очень аккуратный, но промышленного вида.
Не таково здание хранилища бочек, спроектированное архитекторами TOTEMENT. Оно расположено чуть дальше от железнодорожного полотна, перед главным и единственным входом на территорию завода, сразу за проходной: оно встречает всех входящих и в то же время – обозначает присутствие «Альянса 1892» в зеленом полугородском пространстве южной части бывшего Инстербурга. Не заметить его невозможно – архитекторы рассказывают, что сам директор завода, несмотря на то, что знал утверждал все чертежи, был несколько ошарашен, увидев результат «вживую»; жители же теперь упражняются в придумывании имен необычному зданию. В окружении трехэтажных домов с высокими вальмовыми кровлями музей-хранилище, действительно, выглядит необычно, и в то же время как-то очень по-европейски: такое, не побоюсь этого слова, иконическое сооружение было бы в порядке вещей на краю исторического центра любого немецкого городка.
Черняховск, к сожалению, город небогатый и на данный момент довольно обшарпанный. Территория завода выделяется на этом фоне крайней ухоженностью, а производство, которое обеспечивает работой часть жителей города, хорошо отлажено. В принципе появление на его территории «знакового» здания-презентации – правильный и объяснимый шаг в развитии завода. Тем более что, как объясняют «мастера коньяка» – есть такая специальность, да – бочки, в которых выдерживают ценный напиток, чувствительны к атмосфере и окружению, словом, «живые». Впрочем все мастера кулинарного и прочих искусств рано или поздно приходят к такого рода риторике…
Помимо артистических легенд о живом напитке, на чье качество влияет абсолютно все, у хранения бочек есть целый ряд строгих правил. Одно из них: помещение должно быть хорошо проветриваемым, поскольку дубовые бочки «дышат», выпуская наружу часть спирта. Напиток внутри постепенно теряет крепость, а воздух снаружи насыщается парами спирта и даже становится взрывоопасным. Так что сразу расскажем об одной из находок архитекторов – им удалось избежать сооружения сложной и дорогой системы вентиляции, рассчитав движение потоков воздуха: в верхней части хранилища установлена вытяжная вентиляция, внизу – решетки для притока воздуха. Расходы на вентиляцию удалось сократить чуть ли стократно. Кроме того, здание не отапливается: хранилище заглублено в землю и температура в нем достаточно стабильная, около 10° с приемлемыми сезонными перепадами.
Образ
Но сколько ни говори о прагматике – а ведь у каждой функции: хранения и показа, своя прагматика, главное в получившемся здании – образ и форма. Это небольшой и производственный, но музей, и архитекторы подошли к нему так, как следует подходить к общественному сооружению: насытили пластикой и ассоциациями. Здание остро-ассоциативно, причем все аллюзии многократно продуманы, осмыслены архитекторами в словах, рисунках, макетах-скульптурах, хотя не буквальны. «Это мы сейчас говорим, на что похоже, а интересно разным людям показать и спросить, что они увидят», – критически рассуждает Левон Айрапетов.
С главной идеей, впрочем, нельзя не согласиться: над землей мы видим два объема, один – широкий и деревянный, венчает собой спрятанное в земле хранилище бочек – он похож на женщину: спокойную, по устаревшему выражению, «непраздную», то есть «беременную» множеством бочек. Второй объем – блестящая металлическая башня с разрезом, установлен над стеклянным потолком дегустационного зала-музея. Это – «мужчина»; «он бегает вокруг, ловит мамонтов и защищает ее от всего. – говорит Левон Айрапетов, – Но сам сломанный, высокий такой, а внутри пустой. Голову склонил, размышляет, что бы такое еще сделать». Даже когда для проработки фасадов понадобилось сделать их развертки на плоскости, две башни оказались похожи на фигурки-оригами, женскую и мужскую. Дальше приходим к китайскому «Инь и Янь», знаку связанности и взаимодействия женского земного и мужского небесного начала.
Действительно, две склоненные под разными углами башни похожи на обобщенные силуэты фигур. Безо всякого цоколя они «прорезаются» из земли, связанные, но раздельные, похожие, но контрастные. Они кажутся тихо беседующими на каком-то собственном языке – так иногда общаются мужья и жены, только им понятными полу-словами и почти неслышно; но в то же время вроде бы и поглядывают по сторонам.
Пустотелая металлическая стела блестит светлым зигзагообразно профилированным металлом и в целом похожа на лезвие. Листы внешней оболочки крепятся к металлическому каркасу, совершенно открытому, никак не замаскированному внутри. В будущем на каркас, вероятно, будут проецировать подвижные картины – птицы, облака. Широкая щель входа похожа на разлом: как будто бы металлическая стела раскололась, или расступилась, открыв вход туда, куда казалось бы нельзя, потому что входишь – и видишь внутренности металлоконструкций. Здесь можно увидеть метафору производства, приоткрытого для осмотра. Впрочем какой бы «пустой» ни была металлическая башня, она – самый эффектный акцент, главный вход, своего рода портал. В полу башни стекло, через него виден небольшой подземный дегустационный зал, который получает таким образом немного дневного света и экстравагантный полоток. Обсуждалась идея устроить вместо стеклянного пола-потолка небольшой бассейн, чтобы солнечные лучи проникали внутрь, преломляясь через воду, но от нее решили отказаться.
Второй объем полулежит, уходя под землю «чревом» хранилища: с запада образуется небольшое всхолмие, как будто здание немного пошевеливалось, устраиваясь поудобнее под грунтовым одеялом.
Стены хранилища брутально-бетонные, со следами опалубки; потолок, напротив – легкая металлическая ферма. Бочки лежат на штабелях не стройными рядами, а чуть неровно, и архитекторы сравнивают их с кладкой икры. «Кладка» освещена лампами: это безопасные LEDы, но в форме традиционных «стеклянных груш»; они подвешены на длинных шнурах не слишком ровно. Архитекторы видят в мерцающих огнях напоминание об осеннем празднике винограда: «когда виноград давят, поют, играют музыку, и вечер, много свечей, вокруг которых вьются мотыльки».
Открытых отверстий в корпусе-«женщине» нет, хотя есть панорамные окна и «голова» – верхняя часть объема широкой амбразурой смотрит на входящих, как будто проверяет, кто пришел. За большим «глазом», разворачиваясь резко вверх, смотрит в небо «хвост» с таким же панорамным окном, так что, стоя внизу на земле, можно увидеть на просвет людей на балконе и небо за ними. Такие башенки в древности называли смотрильнями. Помимо одушевленного существа, деревянная башня похожа на метафору деревянной бочки: стены облицованы трехмиллиметровым деревянным шпоном вишнево-коричневого цвета махагон. Надо ли говорить, что деревянные панели горизонтальны, а металлическая профилировка соседней башни вертикальна; они ни в чем не похожи, но нет сомнений, что родные.
Для современных винзаводов показ производства в принципе – актуальный тренд: клиентов, партнеров и поставщиков следует впечатлить не только отлаженностью, но и артистизмом производства. Для этого необходимы демонстрация, дегустация, образ. Поэтому хранилище – музей, хотя и на закрытой территории, открытый не постоянно, а для групп и заводских мероприятий. Но все же музей – место презентации и рефлексии, показа производства с его самой романтической стороны. Поэтому важная часть здания – смотровые балконы и площадки. Музей специфичен: вся его экспозиция это груды бочек плюс дегустационный зал; следовательно, здание само по себе превратилось в витрину, в инструмент созерцания, состоящий из череды точек восприятия. Здесь не то, чтобы вас просто пустили внутрь – архитекторы дозируют и режиссируют впечатления, последовательно раскрывая нюансы материала. Это процесс сродни смакованию коньяка, но в большей степени умозрительный и абстрагированный.
«Инь и Янь» авторы упоминают не зря. Говоря о двух разных объемах в какой-то момент можно подумать, что они раздельны, но это не так. Две контрастные, но вылепленные из одного «теста» башни стоят на общем пятигранном основании хранилища, похожем на несколько скошенный, но узнаваемый знак качества: «да, конечно мы это видели; цели нарисовать такой знак не было, но и неплохо, что получилось», – говорит Левон Айрапетов. Между двумя объемами – небольшой двор, в него ведут пологие ступени, «натянутые», как силовые нити, между входом в «мужскую» башню и углубленным окном-консолью в «женскую». Линии ступеней собраны в «пучок», и может показаться, что пучок нитей, исходящих от металлической башни, «проделал отверстие» в стене напротив; и замкнул таким образом контур здания.
В то же время здесь возникает первый, внешний, маршрут осмотра. Еще не входя во двор, передвигаясь вдоль, а не поперек ступеней лестницы, мы можем увидеть и дегустационный зал через окно в полу металлической башни, и хранилище через окно слева – оно мерцает праздничными светлячками ламп зала хранения и очевидно, что внутри тепло и происходит нечто хорошее.
Дальше маршрут раздваивается. Во дворе – вход в самый большой зал хранилища, а в дальнем углу металлической башни можно спуститься в «музейное» пространство дегустационного зала. Под двором расположился зал хранилища поменьше, и из окна витрины дегустационного зала видны его бочки, удачно дополняющие выставку бутылок на стене. Дегустационный зал расположен в уровне хранилища, и выйдя из него, можно пройти через второй зал в третий, к лестнице первого входа, которая связывает большую часть видовых площадок. Лестница тянется вдоль северной стены изнутри «деревянной» башни от пола хранилища ко входу, выше образует балкон над врезанной видовой консолью – той самой, которая вторгается в пространство хранилища и через которую можно снаружи посмотреть внутрь. Дальше лестница ведет в голову-«смотрильню» деревянной башни, на верхний балкон, откуда можно смотреть и на дорогу входа, и, через верхний витраж, на небо. Силуэты стоящих здесь хорошо видны с земли.
Как видим, маршрут осмотра несложно разделить на несколько отрезков; но если пройти его целиком, то путь закручивается в подобие объемной спирали, «ввинчивается» в пространство, становясь его смысловой осью – так, что хочется даже заподозрить, что сложное на первый взгляд движение объемов нанизано на главную пространственную спираль осмотра и мотивировано ею, а значит, внутренне целостно.
Эта имманентная мотивация – еще один важный сюжет здания, можно сказать, именно она его смысловое ядро, а вовсе не «литературная» история с диалогом мужчины и женщины. На первый взгляд может показаться, что архитектура музея-хранилища обусловлена поиском эффектного жеста, но это не совсем так, вернее, совсем не так. Понять ее правильнее можно, лишь зная, что мощнейшая энергетика формы, которая здесь безусловно присутствует, строго ограничена и обусловлена контекстом, функцией и формой участка. Левон Айрапетов и Валерия Преображенская говорят о ключевых точках, которые они находят в процессе исследования задачи; затем, из соединения важнейших точек необходимыми линиями, образуется форма, заданная обстоятельствами – ее-то затем можно творчески осмыслять и «одушевлять». Но каждая линия и плоскость остается мотивированной, отнюдь не произвольной. Да и форма не так сложна, как может показаться: сложной она становится в контексте взаимного расположения объемов и при раскрытии ракурсов, но – на самом деле, как говорит Валерия Преображенская, – две стены каждого объема параллельны, то есть форма достаточно проста; необходимо-проста. Тут очень хочется добавить: как в жизни, все сложное проистекает из взаимодействия простых составляющих.
Сетка линий, соединяющих важные точки – основа здания, его умозрительный план. Архитекторы как-то даже показали эту сетку на одной из своих выставок; затем «процарапали» ее в сыром бетоне на стене дегустационного зала – как напоминание о том, из каких размышлений возникла форма. Этот знак похож на символ архаического божества, что в данном случае вполне уместно: ведь чем еще может быть музей-хранилище, как не храмом винного бога, точнее, богов, воплощениями которых, в какой-то степени, становятся «проросшие» из подвала башни. Тогда становится понятным и одушевление формы, которое в этом проекте очень сильно: два полуабстрактных существа просто-таки вырастают из коньячного пара, становятся воплощениями как тонкого, сложного производства, так и архитектурных размышлений о нем: концентрированных, пластичных, но пропущенных через фильтр необходимости. Сейчас, уже лет десять как, принято искать архитектуру вне формы: в экологии, экономии, статистике, функции, благоустройстве, наконец. На этом фоне то, что сделали TOTEMENT – очень смело, хотя казалось бы, они всего-то нашли обоснованную форму – такую, которая воздействует на эмоции, даже «будит» их, раскрывая взгляд зрителя, но которая в то же время совершенно не избыточна. Казалось бы в этом и есть базовая задача архитектуры – работать над формой, оформлять взаимодействие человеческих чувств с пространством. Но мало кто сейчас работает с этой темой, наверное, потому, что это непросто.
