Клубный дом Гороховский’12 – пример лаконичного и цельного, хотя не минималистичного и не бедного архитектурного решения, которое его архитектор считает в чём-то берлинским. Прививка удалась, поскольку и московское в доме тоже есть.
С участком в Гороховском переулке’12 архитекторы ADM работали больше десяти лет: это был один из первых их заказов после создания собственного бюро в 2006 году. Первоначально здание планировалось офисным, а фасады, по желанию заказчика – штукатурными. После 2008 оно стало жилым клубным домом, состоящим из апартаментов. Изменилось всё: функция план, объём, вид фасадов. Прежним осталось разве что местоположение.
Дом, чьё строительство началось в 2014 и завершилось весной 2016 года, расположен в глубине квартала за посольством Эквадора, на месте, где до 2000-х находилось заброшенное здание интерната, довольно долго пугавшее прохожих выбитыми окнами. Ещё раньше, в начале XX века, когда в расположенной чуть западнее гимназии имени Фон Дервиз училась Марина Цветаева, половина участка принадлежала гимназическому саду, там разводили прекрасные розы. Ну а в 1980-е, проходя мимо насквозь к улице Казакова, можно было ненароком обнаружить штабели орлёных кирпичей-большемеров XVII века – кто-то собирал себе, видимо, на дачу. Теперь таких вольностей, конечно, нет. А вот район – старинный, на границе между Басманной и Немецкой слободами, до яузских дворцов петровских сподвижников отсюда пешком минут пятнадцать, до «Золотого дома» Ивана Демидова, шедевра московского классицизма или, к примеру, до путевого дворца Ивана III – пять минут лёгкой прогулки. Район старый, хотя сильно испорченный вкраплениями советских пластин и башен. Его историческая среда фрагментарна и дискретна, так что новый клубный дом, предлагающий своим жителям тишину московского почти-центра-сразу-за-Садовым, целостности среды не нарушил: всего-то в нём семь этажей. Напротив, красиво поблёскивая из-за двухэтажных особняков, он достаточно деликатно заполняет собой ненужную в этом месте цезуру.
В плане дом напоминает букву Н с симметричными объёмами ризалитов, глубоко выступающих по краям двух продольных фасадов. Компактный и рациональный, даже изящный в своей разумности план – почти квинтэссенция осевой симметрии. Вход утоплен, перед ним небольшая площадь, даже мини-сквер с парой скамеек. Внутри, «в самой середине дома», – ресепшн, по сторонам симметрично – четыре стеклянных вертикали лестниц, которые одновременно углублены в объем, но легко находимы и хорошо освещены. Снаружи лестницы выглядят стеклянными «перемычками» между ризалитами и центральной частью. Такими вертикальными перемычками-уступами объём, что хорошо видно на макете, раздроблен повсеместно: «буква Н» прорезана на торцах – за вырезами разместились самые маленькие квартиры. На продольных фасадах ризалитов тоже обнаруживаются тонкие углублённые вертикали. План, таким образом, становится больше похож на очень стилизованный квадрифолий – четыре секции примыкают к общей середине. Всё – в строгом соответствии с планировками квартир.
Квартиры довольно большие, от 50 до 130 м2, хотя их можно объединять до 400 м2. В перемычке – по две самые большие квартиры, выходящие на юг и на север, в них предусмотрен даже кабинет. В каждом ризалите по пять квартир. Внизу один ярус парковки.
Снаружи дом столь же рационален. Фасады состоят из равномерно расставленных вертикалей, столь же аккуратно пересеченных широкими междуэтажными горизонталями керамических лент, имитирующих известняк в обвязке металлических выступов того же цвета сверху и снизу. Вертикали же состоят из чередующихся полос стекла окон и простенков терракотовой плитки с глазурью похожего на фризы, но чуть более тёмного бежевого цвета. Глазурь двух оттенков – потемнее и посветлее – образует в пятнистую фактуру, которая напоминает белокаменную кладку и стены «сталинских» домов, но здесь рисунок мельче и лишён интенсивной пятнистости, что делает его ощутимо более деликатным. Плитка особенная: с правой стороны у неё терракотовый выступ-углубление образует шов толщиной приблизительно полсантиметра, по горизонтали есть такой же уступ, но глубокий – всё это обеспечивает ровную графику кладки без необходимости штукатурить, затирать и подкрашивать швы. Довольно удобно и выглядит чисто, а рисунок швов хорошо акцентирован.
Вертикали стёкол на протяженных фасадах – приблизительно той же ширины, что и простенки, именно поэтому они выглядят не столько окнами, проёмами, сколько элементом общего ритма. На углах стеклянные вертикали смыкаются и их становится больше, что даёт квартирам больше света и ощутимо облегчает объём, поскольку углы фиксированы не камнем, а окном, прозрачным на просвет или, в зависимости от ракурса, тёмным, и немного утопленным, уступающим место межэтажным рёбрам фризов, которые на углах выходят вперёд, проявляя каркас здания.
Роль окон несколько сложнее. Все они обрамлены тонкой тёмно-коричневой металлической рамкой; из такого же металла сделаны перемычки остекления. Сами же окна – деревянные стеклопакеты близкого оттенка, но чуть теплее. Строгий набор оживлён зеленоватым стеклом ограждений французских балконов: высокие, в пол, окна можно открыть изнутри. Прозрачная зелень балконов, поддержанная таким же стеклом козырьков над входами, добавляет стеклянным вертикалям тот же сдержанный род живописности, что и разный тон плиток – простенкам.
«Я вижу в этом доме что-то берлинское, – говорит Андрей Романов. – Стеклянные углы, рациональное построение, плитка на фасадах. В целом мы довольны тем решением, к которому удалось прийти в конечном счете, работая с этим участком».
Берлин или не Берлин, а московского в этом доме тоже можно найти немало. Угловые окна – любимый прием как немецкого Баухауза, так и русского конструктивизма. А в бежевой плитке можно увидеть многое, но у меня она ассоциируется с фасадами модерна, Сытинской типографией и множеством московских зданий начала XX века. Ближайший пример такой глазурованной поверхности – церковь Поморской общины, построенная Ильей Евграфовичем Бондаренко в 1908 и спрятанная в соседних дворах (хотя об этом архитекторы могли не знать, плитку-то сняли с фасадов лет десять назад). Никакой стилизации в новом доме ADM не ощущается, но благодаря плитке он не выглядит чужеродным в историческом, хотя и изрядно побитом советской властью, окружении. Каким-то неясным образом он перекликается со зданием Школы акварели, ближайшим заметным зданием, полузамком, построенным в конце XIX века для Евангелического приюта (Немецкая слобода была ещё и местом развития неправославных конфессий в Москве). Есть что-то созвучное между жёлтыми плитами тротуара перед Школой акварели и разнообразной вымосткой территории клубного дома за старыми, больше чем столетней давности, воротами.
Кстати эти ворота сохранились, надо думать, со времен гимназии Фон Дервиз или даже более раннего. Покрашенные в бежевый цвет, они открыты, нет даже створок и на территорию дома можно свободно войти и даже пройти дальше насквозь вглубь квартала: здесь и раньше можно было пройти, было бы неправильным перекрыть пешеходные связи. Собственный забор дома – символическая низенькая ограда, что делает ближайшую детскую площадку, к примеру, доступной и соседней. И в целом – делясь своей территорией с пешеходами (но не с машинами – для них шлагбаум) дом расширяет собственные городские горизонты, получает больше «воздуха», без чрезмерной замкнутости и ограничений. Здесь тихо, но и спокойно: я ходила по территории полчаса и меня никто не выгнал, даже не поинтересовался личностью; по-видимому, территория охраняется ненавязчиво. Такое friendly-настроение тоже подкупает.
Окружение дома, как это принято у ADM, тщательно ухожено. Сохранены старые липы, они встречают входящих и даже образуют пешеходную аллею с несколькими скамейками и фонарями, ведущую прямо ко входу. Вымостка – множества видов: металлические плиты вдоль дома, квадратики красного и серого бетона вокруг, дерево перед скамейками, красная и бордовая на проезжей части, черно-белые квадратики в резиновых сетках на месте пожарной стоянки. Перед цоколем в вымостку вмонтированы редкие полоски подсветки. Перед переходами в мостовую вмонтированы рельефные металлические полоски. Эта земля никогда раньше не знала ничего, кроме асфальта, да и его не везде. А тут такое изобилие. Слева от выхода на улицу обнаруживается подпорная стенка из темного дизайнерского кирпича. Вентшахты парковки, расположенные с северной стороны, выглядят как принадлежащие саду прямоугольные скульптуры. Трава зелена, а множество кустарников выровнены по росту с невысокими фонарями – примерно по колено. Впрочем, фонарей тоже три вида, есть и высокие. Словом, если смотреть под ноги, фактура даже разнообразнее, чем не фасадах.
Фасады же подкупают простотой решения: они не так многослойны, как во многих других домах ADM, в них ощущается благородный какой-то лаконизм, очищение. Позволившее архитекторам, кроме прочего, совместить необходимую для дорогого жилья респектабельность бежевого цвета, не сбившись в суету и не поступившись цельностью решения, с отчётливой современностью технологии. Это один из признанных современных трендов, особенно при строительстве в историческом городе: балансировать на грани традиционного материала и нескрытой технологичности. К тому же дом, если мы вернёмся к теме Москвы и не-Москвы – по-старомосковски стоит в глубине участка, выстраивает вокруг себя сад, и в свою липовую аллею не запрещает войти никому. Сколько бы ни было в нём Берлина, пожалуй, дом прижился на своём месте. В Гороховском переулке, где жил Рокотов и училась Цветаева.