В декабре мы опубликовали рецензию Анны Броновицкой на три статьи Ольги Казаковой, посвященные советской архитектуре начала «оттепели». Один из основных терминов, использованных в тексте – «советский послевоенный модернизм», вызвал критический отклик у историка и архитектора Феликса Новикова. Не будем прятаться от терминологического спора: публикуем заметку с критикой данного понятия и ответ Анны Броновицкой.

Феликс Новиков
Мы так не договаривались

В первом абзаце рецензии Анны Броновицкой «Три статьи о модернизме», опубликованной на archi.ru 25.12.14, есть одна строка, которая меня озадачила и я приведу ее здесь, изменив падеж первого слова: «...явление, которое мы только что договорились называть советским послевоенным модернизмом». Из последующего текста неясно когда и с кем была достигнута эта договоренность и сколь широк круг тех, кто был с этим согласен. Как бы то ни было, но слово послевоенным в этом контексте абсолютно неприемлемо потому, что оно антиисторично.

Первое послевоенное десятилетие от года Победы и до конца 1954 было глухим сталинским временем с постановлениями об опере «Великая дружба», о кинофильме «Большая жизнь», о журналах «Звезда» и «Ленинград», с делом врачей-отравителей, в воздухе которого возникновение модернистского движения было решительно невозможно, немыслимо. А если бы такое случилось, оно незамедлительно получило бы ярлык «космополитизма» и «преклонения перед западом» с последующим разгромом на корню. И когда в 1947 студенты МАрхИ – офицеры и солдаты, повидавшие предвоенную архитектуру Праги, Будапешта и Вены, возвратившись к учебе, воспроизвели в своих дипломных проектах высотных зданий черты конструктивизма, их работы получили оценку «удовлетворительно» а ведущий педагог Леонид Николаевич Павлов был уволен из института.

Возможно я единственный здравствующий свидетель «Актива московских архитекторов по вопросу постановления ЦК ВКП(б) об опере «Великая дружба» В. Мурадели и творческих задачах советских архитекторов», состоявшегося 12, 15, 17, 19 марта 1948 года. Я был двадцатилетним студентом IV курса и навсегда запомнил остроту той дискуссии. Тем, кто «договорился» я очень советую прочесть стенограмму того актива, опубликованную СА СССР в 1992 году в голубой обложке «Библиотеки архитектора» под названием «Забытые страницы истории Союза Архитекторов». Вы ощутите послевоенную атмосферу в профессиональной среде и поймёте, как далеки были тогда умонастроения архитекторов и советская архитектура от модернизма.

Апогеем сталинского стиля стала архитектура ВДНХ 1954 года и, пожалуй, в наибольшей мере ее главный павильон Юрия Щуко. А всего лишь через четыре года, в 1958 был воздвигнут другой – советский павильон Всемирной выставки в Брюсселе Анатолия Полянского, который стал «первой ласточкой» советского модернизма. Какой контраст! В этом коротком промежутке времени были речь Хрущева на совещании строителей в Кремле, постановление «Об устраниии излишеств...», ХХ съезд партии, первый советский спутник в космосе, открылся мир и прошло множество конкурсов, породивших модернистские проекты.