Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

25.12.2014

Три статьи о модернизме

Анна Броновицкая

Рецензия на статьи Ольги Казаковой (НИИТИАГ), раскрывающие малоизвестные аспекты истории советской архитектуры рубежа 1950–1960-х годов.

Количество внимания, изливаемого на советскую архитектуру 1960–1980-х годов, в последнее время сильно возросло. Однако начавшийся процесс переоценки выражается, прежде всего, в различного рода популяризаторских проектах и первичном сборе материала. Случающиеся время от времени дискуссии показывают, что пока еще не сложились внятные критерии оценки наследия этого периода, не выработан понятийный аппарат для его анализа, не установлена периодизация, не выявлены факторы, повлиявшие на смену стадий и определившие региональную специфику явления, которое мы только что договорились называть советским послевоенным модернизмом. Ольга Казакова – один из немногих исследователей, занимающихся его изучением в рамках академической парадигмы, и при этом дистанцирующихся от советской традиции описания пост-сталинской архитектуры. Три ее статьи, опубликованные в 2011–2014 годах, посвящены ранней, «оттепельной» стадии советского модернизма. Две из них – это разборы важнейших «кейсов», задавших направление развития архитектуры в 1960-х годах, а третья представляет собой попытку определить эстетические критерии архитектуры оттепели.
 

Обложка сборника «Эстетика «оттепели»: Новое в архитектуре, искусстве, культуре» / под ред. О.В. Казаковой. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2013.
Обложка сборника «Эстетика «оттепели»: Новое в архитектуре, искусстве, культуре» / под ред. О.В. Казаковой. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2013.

Статья «Понятие «современность» в архитектуре «оттепели» – от этики к эстетике»[1] построена на анализе текстовых источников в соотнесении с историческими обстоятельствами и с примерами как из архитектуры, так и из других искусств – от литературы до живописи. Автор показывает, как понималась категория «правдивости» и как она трансформировалась из этической в эстетическую (сближается с «целесообразностью» и «настоящим», противопоставляется как «фальши», так и «излишествам»), а затем проделывает то же самое с «открытостью» / «свободой» / «простором» и «легкостью», подразумевавшей не только свободу от силы тяготения, но и свободу перемещения – как в пространстве, так и во времени, из настоящего – в будущее. Последняя черта, сблизившая понятия «современности» и «будущего», является, по мнению Казаковой, ключевой: в конце 1950-х годов архитектура перестала быть миметической («отражать в своих произведениях величие эпохи строительства коммунизма», цитируя слова А.Г. Мордвинова 1951 г.) и стала проективной, долженствующей самой собой приближать коммунизм. Эстетика и пафос архитектуры начала 1960-х вполне убедительно выводятся из местного контекста, и тем любопытнее, что не только результат, но и сами категории в большой степени совпадают с зарубежными аналогами.
 
М.В. Посохин, В.А. Свирский и Б.И. Тхор. Конкурсный проект ансамбля Всемирной выставки 1967 в Москве. Фото с макета
М.В. Посохин, В.А. Свирский и Б.И. Тхор. Конкурсный проект ансамбля Всемирной выставки 1967 в Москве. Фото с макета

Нигде так ярко не проявились футуристические устремления архитектуры эпохи оттепели, как в конкурсных проектах Всемирной выставки, которая должна была пройти в Москве в 1967 году. В посвященной ей статье[2] Ольга Казакова рассматривает материалы двух этапов конкурса, прошедшего в 1961–1962 годах. Задача спроектировать на территории 50 га выставочный комплекс, который бы показал всему миру, как далеко по направлению к счастливому будущему продвинулся СССР к 50-летию Октябрьской революции, совершенно лишила чувства реальности архитекторов, большинство из которых в повседневной жизни занимались проектированием и привязкой типовых объектов. Эйфория от запуска человека в Космос порождала веру в безграничные возможности науки и техники, позволяющие пренебречь даже законами физики. В проекте, поданном на первый этап конкурса Михаилом Посохиным, Владимиром Свирским и Борисом Тхором, главный павильон представлял собой сферу объемом в три здания МГУ, парящую над искусственным озером на вантах, закрепленных на огромном стальном кольце. Предложения других участников были немногим более осуществимыми. Но, хоть партия и обещала наступление коммунизма к 1980 году, бюджет, соответствующий заданному программой размаху выставки, правительство выделить не могло. В итоге, Москва просто отказалась от проведения Всемирной выставки: как известно, Экспо-67 прошла в Монреале, а конкурсные материалы постигла обычная для бумажной архитектуры судьба – служить источником идей для более приземленных проектов.
 
А.В. Власов и др. Проект правительственного центра на Юго-Западе. 1962. Фото с макета
А.В. Власов и др. Проект правительственного центра на Юго-Западе. 1962. Фото с макета

Наконец, «Дворец Советов: Продолжение следовало»[3] рассказывает о конкурсе 1957–1959 годов, сыгравшем в становлении пост-сталинской архитектуры не менее важную роль, чем конкурс 1931–1933 годов в формировании сталинской, а также о послеконкурсном проектировании правительственного центра на Юго-Западе, остановленном в 1962 году в связи со строительством Дворца Съездов в Кремле. И если материалы конкурса были опубликованы и в какой-то степени вошли в нарратив истории советской архитектуры, то история реального проектирования модернистского Дворца Советов у подножия МГУ описывается Казаковой впервые. Увы, документы Управления про проектированию Дворца Советов (УПДС), когда-то сданные в архив, обнаружить не удалось. В качестве источников использованы рассказы ныне живущих участников этой работы и немногочисленные изобразительные материалы, сохранившиеся у них дома. Но хотя роскошные графические листы, о которых вспоминают все свидетели, потеряны, оставшееся все равно производит сильное впечатление. Под руководством Андрея Власова была создана целая система обновления архитектурного языка. Как рассказывает Александр Кудрявцев, на работу в УПДС пригласили выпускников МАРХИ, отличавшихся не только творческими способностями, но и хорошим знанием иностранных языков. В их задачу входило изучать новейшую зарубежную литературу, выписанную в специально созданную библиотеку, и делиться полученными знаниями со старшими товарищами. Параллельно с разработкой архитектурного решения и конструкций Дворца велись эксперименты в области оформления интерьеров; отдельная группа занималась ландшафтом парка – открытого для публики и вмещавшего как административные, так и общественные объекты. Модернистский парк должен был стать центром Юго-Западного района и вторым центром Москвы, отменив многовековую моноцентричность, тормозящую развитие города и прочно связанную с идеей авторитарной власти. Об это идея и сломалась. Порыв к демократизации управления, бывший еще сильным в момент проведения конкурса, к 1962 году выдохся. Никита Хрущев сделал выбор в пользу Дворца Съездов в Кремле. Если бы этого не произошло, мы бы жили в другом городе и, вероятно, в другой стране.

[1] Казакова О.В. «Понятие «современность» в архитектуре «оттепели» – от этики к эстетике». В кн.: «Эстетика «оттепели»: Новое в архитектуре, искусстве, культуре» / под ред. О.В. Казаковой. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2013. С. 161–173.
[2] Казакова О.В. «Всемирная выставка 1967 года в Москве» // Проект Россия 60, 2011.
[3] Казакова О.В. «Дворец Советов. Продолжение следовало» // Проект Россия 70, 2014. С. 221–228. http://www.prorus.net/chizal/chizal-08