В сети обсуждают Нормана Фостера и несостоявшуюся реконструкцию Пушкинского музея, потенциал столичных промзон и этику «цитирования» чужих архитектурных проектов.
Британский архитектор Норман Фостер, с уходом мэра Лужкова переставший быть званым гостем в Москве, на этой неделе вновь приковал внимание наших СМИ. После того как потихоньку умерли все его московские проекты, столичный архсовет решил разобраться фактически с последним – проектом реконструкции ГМИИ им. Пушкина – с которым лорд Фостер совместно с российским соавтором Сергеем Ткаченко выиграли на международном конкурсе в 2009 году. Оказалось, что бюро Фостера к нему уже два месяца, как не имеет никакого отношения, пишут в «Коммерсанте». Радуясь случившемуся, Михаил Белов в своем блоге комментирует, что лорд Фостер вообще не имел права «раскладывать свое нарезанное мыло в охранных зонах музея». Впрочем, если б мировая величина лично приехала отстаивать свой проект на совете – дело могло закончиться иначе, добавляет Белов, поскольку «у нас все еще склонны романтизировать западных звезд», не смущаясь даже беспрецедентными потерями бюджета в ходе таких «звездных строек», заключает архитектор.
В комментариях, тем временем, Фостера объявили «не очень великим архитектором» и даже хуже, однако Михаил Белов, справедливости ради, заметил, что британец «исхалтурился» уже после 1990-х, когда стал гастролером «кочующего цирка звезд мировой архитектуры». В свою очередь Дмитрий Хмельницкий в комментариях на Архи.ру недоумевает, за что именно и с какой стати Фостер должен был отвечать перед архсоветом, раз его художественное решение уже однажды выбрали. «Если сейчас в проекте нет ясности с границами участков и межеванием, то это прокол городских властей. Их уточнение вовсе не требует личного участия автора проекта в неких публичных действах», – пишет Хмельницкий. – «Никакому государственному цензурному ведомству в этой системе места быть не может».
В сообществе RUPA в это время заинтересовались проектами жилой застройки московских промзон, которым будет посвящен сентябрьский семинар в школе МАРШ. Урбанисты, между тем, признали, что задача для студенческого воркшопа неподъемная – как минимум для междисциплинарной группы, пишет Игорь Поповский. Александр Антонов заметил, что пока ведется обсуждение и обмен опытом, в реальности фрагментарное освоение промзон Москвы продолжается совсем как при Юрии Лужкове. И многие проекты «оставляют желать лучшего», соглашается Ярослав Ковальчук, например, рассмотренный архсоветом проект на территории завода «Серп и Молот», где, по словам пользователя, нарисовали обычный микрорайон. Студентам МАРШ предложили сместить предмет исследования в обычные российские города, где тоже, как пишет Александр Антонов, много промзон в центре, но местным муниципалитетам не выгодно превращать их в жилье: «Было бы гораздо полезнее, а выработанные решения можно было бы тиражировать по стране».
А чуть ранее в той же группе обсуждали любопытный градостроительный феномен Калининграда, о котором пишет архитектор Олег Васютин. Если сегодня на российские города периодически пытаются примерить западные модели, то здесь произошла ровно обратная история, причем европейский имперский город, как пишет Александр Антонов, «даже не спросили, как ему подойдет или нет советский урбанизм». Пример нашли весьма поучительным: тот же Антонов, например, замечает, что, скорее всего, и обратная попытка – прийти в советский город с европейскими идеями – закончится печально: «Один прецедент уже есть. Правда, в Перми эксперимент не успел зайти далеко». Члены группы добавили, что от модернистской эстетики плана в своем время пострадали Белград и Берлин, и что вообще модернистскому градостроительству, как пишет Василий Бабуров, «место в музее, а не в жизни. Пора заканчивать этот эксперимент, а то шутка затянулась».
Калининград. Фото из блога popadin39.blogspot.ru
Философ Александр Раппапорт, тем временем, посвящает недавнюю статью в своем блоге эстетике и символике выставочных павильонов, которые, по мнению Раппапорта, за прошедший век эволюционировали от храмов научных достижений к «возвышенному абсурду» балаганов. Чего только стоит знаменитая скульптура Веры Мухиной, выставившая в качестве символа советского мира образы тираноубийц – объяснить такое, пишет Раппапорт, можно разве только силой идеологического гипноза.
Архитектор Андрей Анисимов в своем блоге на Фейсбук¸ между тем, пишет о том, как коллеги беззастенчиво цитируют его проект в рамках «Программы 200 храмов». В комментариях Анисимову поспешили заметить, что подражанию собственным проектам можно только порадоваться. Сам архитектор авторских прав отстаивать не собирается, но сожалеет, что проект, превратившийся в храм Святых Константина и Елены в Митино, стал хуже. «Ты можешь взять за основу аналог, но сделать обязан лучше! – цитирует Анисимов своего учителя. – Иначе это будет пародия!» Пародия в итоге и получилась: «Пропорции нарушены, тонкие нимейеровские столбы с колоколом звонницы не вписываются в общую композицию, толстая апсида справа еще больше это подчеркивает», – замечает Владимир Прядихин. «Пропорции колокольни и крыльца – это результат увлечения бетоном. Если бы коллега Оболенский строил бы в кирпиче, то все это рухнуло бы!» – добавляет автор блога.
Чудеса с пропорциями, тем временем, творятся и в проекте малобюджетного крестильного храма, который Андрей Анисимов предложил построить под уже имеющуюся у одного из нижегородских приходов медную главку. Получилось экстравагантно: миниатюрный храм под тяжелым барабаном буквально «затопило или засыпало под самую шею», пишет Олег Карлсон, будто «памятник погибшим храмам». Пользователю Ксения Бо проект напомнил сказочного «богатыря- недоростка»: «В храмовой архитектуре привычнее видеть возвышенность, устремленность к небу. А тут хочется спросить – кто в теремочке живет?» Впрочем, и ситуация для проектирования была неординарная, как пишет сам Анисимов, «там такая глава, что если не храм, то часовню можно сделать прямо внутри, если б не металлоконструкции».
А архитектор Сергей Эстрин делится впечатлениями от выставки современного бельгийского художника Франсиса Алюса в Галерее на Солянке. Его видеоинсталляция напомнила Эстрину фильмы Андрея Тарковского с долгими паузами и затянутыми сценами. И хотя архитектор, по его словам, с трудом переключается в ритм созерцания и раздумья, на этот раз он «замер неподвижно и надолго, не в состоянии оторвать взгляда от монотонного движения на экране».