Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

27.08.2012

Ковчег неутомимый. Биеннале Чипперфильда, часть первая

Юлия Тарабарина

В среду для посетителей откроется венецианская биеннале архитектуры. Сейчас ее показывают журналистам в рамках традиционного предпросмотра, и мы начинаем наши заметки о биеннале – с рассказа в трех частях о центральной экспозиции куратора Дэвида Чипперфильда.

Первый зал Кордери. Фотография Ю.Тарабариной
Первый зал Кордери. Фотография Ю.Тарабариной
Ты когда-нибудь видела, как рисуют множества? – Множества чего?
– А ничего, просто множества…
Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

Надо думать, что куратор Аарон Бецки в 2008 году глубоко травмировал архитектурную биеннале – уже второй раз лейтмотивом выставки становится возвращение к архитектуре. В интерпретации куратора нынешнего года Дэвида Чипперфильда главной задачей стало «заново убедить всех в существовании архитектурной культуры, творимой не отдельными гениями (читай: звездами), а сообществом с общей историей, общими амбициями, предпосылками и идеями». Следовательно куратор дал всем приглашенным участникам основной программы биеннале непростое задание: показать свое самое главное, найти глубинный смысл (чтобы было meaningfull). Иными словами, искать корни, идентифицировать источники и составные части своего вдохновения, ключевые идеи и образы, исходную материю их творчества. Для того, чтобы потом объединить найденные ответы и увидеть, каким образом они будут взаимодействовать на общем common ground, что в данном случае означает – в пространстве выставки.

Тема биеннале Common ground, подсказанная Чипперфильду профессором социологии Ричардом Сенеттом, уже в манифесте трактована неоднозначно и многослойно, предоставляя участникам большую свободу. Первый слой самый понятный – это общественные пространства. Но не простые publiс spaces в каких-нибудь офисах и супермаркетах, тут же оговаривается Чипперфильд, а «тончайшие полутона» между частным и общественным, результаты извечной борьбы индивидуального и общего. Вторая из предложенных в кураторском манифесте трактовок темы – взаимодействие архитектора со смежными профессиями («архитектура требует совместной работы» – пишет Чипперфильд). И наконец третий слой самый тонкий – культурный и исторический back-ground, который у всех у нас так или иначе common (общий).

Первый зал Кордери. Фотография Ю.Тарабариной
Первый зал Кордери. Фотография Ю.Тарабариной

При входе в Кордери нас встречает белая стена поперек пустоватого зала, каменный венецианский колодец перед ней и несколько маленьких, на первый взгляд подобранных совершенно произвольно, экспозиций: три простейших формальных сопоставления, сопровожденных короткими глубокомысленностями от Бернарда Чуми; посвященная Венеции выставка-газета с интервью местных жителей; и забавнейший «Памятник модернизму», «трехмерный коллаж» шедевров XX века (включая мельниковский клуб Русакова), придуманный архитектором Робертом Бурхартом в 2009 году для вполне определенного места в Берлине. Три маленьких (прямо скажем, далеко не самых значительных на этой биеннале) выставочных проекта не связаны между собой совершенно никак. Единственная связь между ними – общее пространство зала и написанное на стенке common ground. Они разные, эти проекты, но они сосуществуют и между ними неизбежно возникают какие-то связи.


Роберт Бурхарт. «Памятник модернизму», 2009, проект. Фотография Ю.Тарабариной
Роберт Бурхарт. «Памятник модернизму», 2009, проект. Фотография Ю.Тарабариной

Этот странноватый первый зальчик на самом деле представляет собой самый ясный манифест всей выставки Чипперфильда. Дальше по Кордери будет то же самое: чередование, соседство и смесь крупного с мелким, зрелищного с информативным, формального с сюжетным, молодых архитекторов со старыми, безвестных индийских строителей со знаменитыми британскими звездами – список почти бесконечный. Куратор Дэвид Чипперфильд как будто бы задался целью собрать здесь спектр разнообразия архитектурного мира, по-видимому для того, чтобы всем вместе выплывать из очевидного кризиса архитектурной мысли. Ковчег, не иначе. Хотя бы по одному экземпляру каждой твари здесь найдется.


Надо сказать, что выглядит первый зал немного пугающе: похож на заштатную выставку, которой не хватило материала, чтобы удивить зрителя. Далее (за стенкой) следует строгий рад фотографий Томаса Струта, который не сразу избавляет зрителей от опасливого подозрения, что им тут и дальше по всей Кордери будут показывать только картинки в рамочках и картонные макетики. Но дело обстоит иначе: совершенно изумительные, если к ним присмотреться, фотографии Струта на самом деле составляют «стержень» всей кураторской экспозиции Арсенала – его выставка разбита на четыре части, которые потом встречаются в самых неожиданных местах. Она называется 'Unconscious places' (бессознательные места) и показывает виды «исторически сложившихся» городских пространств, коих, как известно, в мире большинство: начиная от окраинных улиц Петербурга периода эклектики, беспорядочных окраин Лима, и до жуткой многоэтажной застройки азиатских городов.

Томас Струт. ‘Unconscious places’. Фотография Ю.Тарабариной
Томас Струт. ‘Unconscious places’. Фотография Ю.Тарабариной

Итак, выставка выстроена, на самом-то деле, очень ясно, даже классично: после короткого манифеста-вступления следует начало «стержневой» экспозиции. В следующем зале – сенсорный удар инсталляции Нормана Фостера: темное пространство, где на черном полу, заползая на фусты колонн Кордери, мельтешит проекция имен архитекторов от Гипподама до Айзенманна (следуя принципу многообразия там много имен малоизвестных). Имена архитекторов оказываются под ногами, как надгробные плиты смиренных аббатов в католических храмах. Правда в отличие от плит эти имена такие подвижные, что, если долго на них смотреть, закружится голова. Выше, на стенах, сопровожденные то волнами шума, то тишиной, мелькают фотографии, собранные в несколько тематических групп: революции (среди них украинский майдан и фемен), молитвы, руины, последствия катастроф, какие-то эффектные здания – визуальный ряд впечатляет и принуждает досмотреть. Этот зал, определенно – первый аккорд симфонии.


Зал Нормана Фостера. Фотография Ю. Тарабариной
Зал Нормана Фостера. Фотография Ю. Тарабариной
Зал Нормана Фостера. Фотография Ю. Тарабариной
Зал Нормана Фостера. Фотография Ю. Тарабариной

Подобное чередование: ярких эмоциональных залов, моно-залов одного объекта, и наконец, залов, почти что доверху набитых небольшими выставками – продолжается в Арсенале и дальше. Можно подумать, что Чипперфильд взял от биеннале Седзимы образные инсталляции, от биеннале Бецки объемные объекты, разбавил все это «обычными архитектурными» выставками – и заставил как участников, так и зрителей искать во всем этом смысл. Что неплохо, потому что заставил ведь думать. Выставка не очень-то развлекает (хотя и это есть, разнообразие ведь), она заставляет вчитываться и всматриваться, искать ключевое понятие и рассуждать о том, насколько оно раскрыто. В зале Фостера, например, раскрыто буквально: имена архитекторов сталкиваются и суетятся на общем полу-граунде. Но и не только, разумеется. Это очень цельная инсталляция включающая всех зрителей в общее (common) переживание звука и картинок.


За черным залом Фостера следует зал-коммуна нескольких участников: развернуто, с макетами показан кампус – штаб-квартира фармацевтической компании Новартис в швейцарском Базеле. Рядом миниатюрная персональная выставка 80-летнего швейцарского архитектора Луиджи Сноцци, «посвятившего сорок лет работе для общественного блага» и видеопроекция проекта «Путь пилигрима», в рамках которого  молодые мексиканские архитекторы создали некоторое количество видовых площадок,  часовен и приютов на 117-километровом пути паломников к образу Девы Марии из Тальпа. Единственный крупный акцент в этом зале – объект 'Vessel' («сосуд» или «корабль») ирландских архитекторов Шейлы О'Донелл и Джона Туоми, сложенная из деревянных плашек деревянная беседка «для созерцания» (в этом качестве он немного напоминает «Ухо», построенное Владом Савинкиным и Владимиром Кузьминым в Николо-Ленивце). Словом, разнообразие налицо.

Штаб-квартира Новартис в Базеле. Фотография Ю. Тарабариной
Штаб-квартира Новартис в Базеле. Фотография Ю. Тарабариной
Третий зал. Шейла О’Донелл и Джон Туоми. Объект ‘Vessel’. Фотография Ю. Тарабариной
Третий зал. Шейла О’Донелл и Джон Туоми. Объект ‘Vessel’. Фотография Ю. Тарабариной

Далее – артистическая пауза в маленьком зале шведского архитектора Петера Мяркли и его коллеги Стива Рота. Здесь расставлено несколько скульптурных металлических фигур, вокруг самой ценной из которых, «Венецианской женщины VIII» Альберто Джакометти, гуляет охранник. Смысл инсталляции – вполне классический: сопоставление человеческой фигуры (которая в показанных скульптурах впрочем угадывается после некоторого напряжения) с колонной: архитекторы расположили фигуры на пересечении воображаемых прямых, соединяющих колонны зала по диагонали. Хотя этот тонкий замысел можно считать только по приложенной схеме – менее внимательный зритель сочтет, что фигуры попросту выстроены у него на пути, и возможно даже с досадой обойдет их, покосившись на охранника и не оценив изысканности Джакометти. Между тем замысел зала Мяркли больше всего напоминает предыдущую биеннале Седзимы: его смысл состоит в рефлексии архитектуры Арсенала, это бесконечная биеннальская тема, хотя ею замысел не исчерпывается: наличие классического пропорционального сюжета здесь важнее.


Зал Петера Мяркли. На первом плане скульптура Джакометти. Фотография Ю. Тарабариной
Зал Петера Мяркли. На первом плане скульптура Джакометти. Фотография Ю. Тарабариной

Затем начинается самое интересное: немецкая классика, Заха Хадид, Херцог & де Мерон и безвестные индийские строители с венесуэльскими сквоттерами. О них мы расскажем чуть позже. Следите за обновлениями.