Полная версия интервью в журнале ТАТЛИН #6, 2011
и на сайте: www.archnewsnow.com/features/Feature379.htm

Проекты колумбийского архитектора Жанкарло Маццанти (Giancarlo Mazzanti), реально способные улучшить жизнь обычных людей, олицетворяют важные социальные процессы, происходящие сегодня в странах Латинской Америки. Неудивительно, что наиболее интересные проекты в этих странах –школы, детские сады, библиотеки и стадионы, причем создаются они, как правило, в самых бедных районах. Сравнивая многие из этих объектов с элитными постройками в виде акробатических жестов в дорогостоящих обертках –концертных залов, кондоминиумов, банков и художественных музеев в странах с развитой экономикой, невольно возникает ощущение некой декоративности и даже отрешенности современной западной архитектуры от вызовов реальной жизни. Ведь архитектура должна не только радовать глаз, но и делать жизнь людей более удобной, безопасной, а также предлагать такие функции, пространства и формы, которые могли бы реально улучшить качество жизни.
Вот почему в Колумбии, которая издавна была страной с высокой преступностью, где до сих пор преобладает бедное население, политики распознали в архитектуре, действенную силу, способную решать социальные проблемы. Архитектура способна идентифицировать районы и создавать новые привлекательные общественные пространства. Необычные постройки, площади и парки способствуют общению людей и, изменяя качество городского пространства, трансформируют сознание жителей. Конечно же, необходимо при этом создавать рабочие места, бороться с преступностью, реорганизовывать систему образования, решать транспортные проблемы и так далее. Но не стоит и недооценивать тот факт, что пространства, в которых мы живем, работаем, учимся и отдыхаем, также оказывают огромное влияние на наше настроение, трудоспособность и даже желание общаться с окружающими.  

ВБ: Вы преподаете архитектуру. Есть ли у вас некий особый подход в этом деле?

ЖМ: Я фокусируюсь на двух основных подходах в архитектуре. Первый – это то, что архитекторы способны занять активную позицию и инициировать идеи и проекты. А второй – это конкретное физическое вмешательство, для которого я исследую не только материалы и строительные технологии, но и такие проблемы: как добиться того, чтобы здание стимулировало конкретное поведение или создавало некий интерес? Форма всегда вторична. Это ответ на основные задачи, такие как предполагаемая функция конкретного пространства или бюджет. И если мы сможем переосмыслить и обогатить конкретную функцию или предназначение, это в любом случае приведет к рождению новых форм, материалов и так далее. Также я всегда настаиваю на открытости и незавершенности архитектуры. Только в таком случае она будет способна адаптироваться к переменам в будущем и к новым функциям, которые трудно предсказать, потому что наше общество постоянно учится и меняется. Архитектура никогда не должна быть законченной. Со своими студентами я обычно работаю над аналогичными проектами, с которыми мне приходится сталкиваться в жизни.    

ВБ: Серхио Фахардо был мэром Медельина с 2003 по 2007 гг. Он стал известным в мире политиком, который использовал архитектуру как некий рычаг для трансформации города путем строительства самых красивых зданий в самых бедных районах. Я читал о том, как он пришел к вам в офис и предложил сотрудничество. Это очень необычно для других стран. Расскажите о связи архитектуры с политикой.  

ЖМ: Во-первых, архитектура в Колумбии – это и есть политика. Мы – архитекторы – видим себя политиками. Мы очень тесно работаем с нашими местными властями над тем, чтобы выработать некие стратегии для улучшения жизни общества. Мэр Медельина пришел к нам в офис после того, как наш проект городской библиотеки выиграл конкурс.

ВБ: Вы как-то заметили: "Я страстно увлечен адаптацией архитектуры к тому, чтобы с ее помощью можно было влиять на поведение". Вы бы могли привести примеры проектов, которые, как вам кажется, преуспели в этом?

ЖМ: Мне кажется, что это главная на сегодня задача архитектуры. Как с помощью архитектуры, можно, изменить мир? Предыдущее поколение архитекторов задумывалось над тем, как архитектура могла бы интерпретировать мир, но мне кажется, что сегодня пришло время, когда мы должны задуматься о том, как архитектура может изменить мир. Мы, архитекторы, можем взять на себя такую задачу и представлять собой реальную силу, которая определяла бы стиль жизни и поведение людей.

ВБ: Вы могли бы уточнить, как этого можно добиться?

ЖМ: Во-первых, нужно вводить то, что называется social inclusion или приобщением к социальной жизни, и предоставлять новые возможности для взаимодействия населения. Сами по себе формы ничего не изменят. Людей нужно вовлекать в отношения друг с другом. Хороший пример – это проекты англичанина Седрика Прайса, такие, как Fun Palace (Дворец развлечений). Такие проекты важнее эстетики. Они отводят архитектуре ведущую роль в социальном развитии, и они гибкие, неопределенные и открытые. В нашей архитектуре мы пытаемся предложить возможности для интерактивного обучения и отдыха. Таким образом, внешний вид и формы уже не главное.   

ВБ: Позвольте, но разве не формы и иконические образы хотел заполучить от архитекторов мэр Медельина? Форма и, в конечном итоге, образ все еще является движущей силой архитектуры, не так ли? Изменилось только то, как архитекторы сегодня приходят к этим формам. Причем современные формы становятся все более изощренными. Тот факт, что эти формы теперь базируются на социальных намерениях и новых функциях делает их более рациональными, просчитанными и привлекательными, но ведь именно образ продолжает привлекать к объекту. Разве нет?    

ЖМ: Конечно, образ очень важен, но дискуссия теперь не только об образе. Дискуссия о том, как эти формы могут реально повлиять на жизнь людей. Проблема вовсе не в том, чтобы построить красивое здание. Главное в том, как создавать такие здания, которые бы люди стремились освоить, приспособить для себя. Красота относительна. Но каждый может оценить здания, которые предполагают social inclusion.

ВБ: Вы назвали Седрика Прайса как одного из прародителей идей, которые  стимулируют social inclusion. Каких еще дизайнеров или социологов вы могли бы назвать? Тех, кто вас вдохновляет на восприятие архитектуры как некоего социального инструмента?

ЖМ: Эти идеи исходят от философов и социологов, таких, как французский социолог Бруно Латур. Мне интересны проекты Рема Кулхааса и его идеи, способствующие изобретению новых функций и возможностей созданию проектов с разными и трансформативными функциями. Мне очень нравится текст Жака Лукана "Архитектор современной жизни" о Реме Кулхаасе. Работы художника Олафура Элиассона меня очень воодушевляют. Они фокусируют внимание на таких понятиях, как атмосфера, температура, цвет и так далее, на нашем восприятии пространства и нашем поведение в пространстве. Я сейчас сотрудничаю с колумбийским художником Николасом Парисом, который использует искусство как лабораторию и образовательный инструмент. В моих собственных проектах я пытаюсь не просто создавать образовательные помещения, где проходят, к примеру, школьные занятия, а создавать такие пространства, которые бы сами несли в себе элемент воспитания и обучения. Другими словами, я верю, что само пространство может вовлечь в образовательный процесс. Мне интересна такая архитектура, которая поощряет любознательность и провоцирует на некое действие.