Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

09.02.2012

Живописная урбанистика

Анна Вяземцева

В выставочном зале Московского Союза Художников на Кузнецком Мосту завершается экспозиция «Тело города», где представлены работы двух художников: Евгении Буравлевой и Марии Суворовой. О том, как живопись заинтересовалась архитектурой и наоборот — Анна Вяземцева.

Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Город — одна из ключевых тем живописи, питавшая ее на протяжении многих веков, давшая ей множество идей: от формальных находок до социально-этического смысла искусства. Однако, в последнее время, а точнее уже несколько десятилетий как, архитектура города едва ли считается интересным сюжетом для работы художника. Скорее, героем картины стали «продукты» городской реальности: урбанистическая атмосфера, ситуации, чувства. Конкретные здания и ансамбли, идентифицирующие город, редко находят отражение в современном искусстве. Но город определяется именно спецификой архитектуры и планировки, поэтому полотна Евгении Буравлевой и Марии Суворовой открывают новую дискуссию о восприятии архитектуры в современной культуре.

Памятники прошлого и настоящего в современном искусстве, если они не служат исключительно для создания ассоциативного ряда (идентификации места, события, политического контекста) — большая редкость. Чаще они входят в поле деятельности фотографии и кино, своего рода new media 20 века. Причина этого, с одной стороны, в особенностях развития как визуальных искусств, так и архитектуры, начиная с авангарда, с другой — в эволюции восприятия архитектуры.

Традиционно, архитектурный памятник служил в живописи для указания на место действия с исходящими из этого смыслами. Последним периодом, когда конкретные здания что-то значили для этого искусства, были ранние 1930-е годы: Дейнека размещал своих героев на фоне новых зданий на Садовом кольце или проекта Дворца Советов, а Пименов писал «Новую Москву» с видом на Моссовет и гостиницу «Москва». В послевоенное время, когда сложился устойчивый образ современной архитектуры как эстетически и этически отрицательного явления, ассоциировавшегося с непопулярными программами властных структур и/или социальными явлениями, живопись избегает «продукт» нового строительства, обращаясь все чаще либо к ностальгирующему созерцанию старых городов, либо к эстетизации субкультуры, живущей в современном городе (например, граффити Ж. М. Баскиа, перенесенные в формат станковой картины). Архитектура по-настоящему осознавалась в кино (наиболее выразительно — в позднем итальянском неореализме) и фотографии: едва ли холст и масло в прошлом столетии виделись способными воплотить эстетику стекла, бетона, лаконичных форм.
 
В представленных на выставке «Тело города» работах — архитектура в центре внимания, однако то, как она показана, выводит произведения за пределы формата традиционного городского пейзажа.  Она подается именно как артефакт городского образования, fatto urbano, в смысле, предложенном Альдо Росси в его «Архитектуре города». Здания здесь — как знак, идентифицирующий место, но не только. В работах Евгении Буравлевой можно говорить о среде, в работах Марии Суворой — о состоянии, но объединяющий их message зрителю состоит именно в приглашении почувствовать архитектурный объект или ансамбль, совокупность городских «данностей», осознать их влияние на себя — и свое влияние на них. Архитектура города формирует маршруты, настроения, провоцирует ситуации, создает эмоции; но, в то же время, все это создается людьми, разными и в разное время. Влияние архитектуры, городской структуры не является главным осознаваемым ощущением жителя мегаполиса, но воспринимается косвенно; представленные здесь работы это влияние акцентируют.
  
Виды Лондона Евгении Буравлевой — градостроительное исследование объекта средствами живописи: своего рода визуализация средового и эмоционального эффекта сооружения, воспринятого в контексте его архитектурного и атмосферного окружения. То, что делают (или должны делать) архитекторы и градостроители перед реализацией объекта, художник здесь передает красками, впрочем, a posteriori. Показательно, что краска остается краской, растекаясь по поверхности холста, превращаясь в  цвет, порой игнорируя изображенные детали — абрис зданий, фигурки людей, определяющие масштаб. Таким образом, подчеркивается собственно «сделанность» картины, раздвоенность изображения и изображаемого, аналитический характер произведения, при всей его наполненности ощущением спонтанного впечатления, что является прямой метафорой городского организма в процессе его образования и эффекта, производимым им впоследствии.

Город Марии Суворовой осознанно фрагментарен, а фрагменты его — символичны. Более того, она структурирует и систематизирует городское пространство, создавая роды и виды его образований, различая и акцентируя его композицию. Здесь минимален цвет (как почти всегда минимальна память о цвете в городе его жителя), предельно упрощены формы. Ее работы — знаки, результирующая многочисленных кадров восприятия, остающихся у жителя города или путешественника, с оголенной структурой, усиленными смыслами.
      
Поэтика этих произведений — результат  осмысления личных впечатлений, что опять же демонстрирует редкий интерес художников к архитектуре, а не к более предсказуемым видам и панорамам. В словаре живописного языка каждого автора — культурная база. Так, в работах Евгении Буравлевой присутствует Уильям Тернер, но также и экспрессионизм 20 века, и цветовые градации Пуссена. Живопись Марии Суворовой вспоминает опыт итальянских метафизиков, в первую очередь, Джорджо Де Кирико, но также текстуры Альберто Бурри и Ансельма Кифера. Современный художник, к какому направлению он бы ни принадлежал, понимает и интерпретирует смыслы «влияний» и «заимствований», используя их в качестве дополнительного выразительного средства.
         
Архитектура, изображенная в представленных здесь полотнах, зачастую имела сложную историю, не всегда принималась обществом, отвергалась горожанами: «сталинские» высотные дома, небоскреб Swiss Re в Лондоне. Однако представленные нам работы свидетельствуют о том, что эти объекты живут в сознании и способны быть воспринятыми и воспроизведенными средствами живописи. Эти здания вживаются в городской ландшафт, органически врастая в него — в тело города.
Евгения Буравлева. Лондон. Посвящение Герарду Рихтеру. 2011, х., м., 150х150
Евгения Буравлева. Лондон. Посвящение Герарду Рихтеру. 2011, х., м., 150х150
Мария Суворова. Идолы. Башня. 2011, х., м., 250х170
Мария Суворова. Идолы. Башня. 2011, х., м., 250х170
Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Мария Суворова. Париж. 2011, х., м., 170х250
Мария Суворова. Париж. 2011, х., м., 170х250
Евгения Буравлева. Trafalgar Square. 2012, х., м., 150х150
Евгения Буравлева. Trafalgar Square. 2012, х., м., 150х150
Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Вид экспозиции «Тело города». Фото предоставлено Евгенией Буравлевой
Евгения Буравлева. Филпот Лэйн вечером. 2011, х, м., 150х150
Евгения Буравлева. Филпот Лэйн вечером. 2011, х, м., 150х150
Мария Суворова. Идолы. Башня. 2009, х., м., 340х250
Мария Суворова. Идолы. Башня. 2009, х., м., 340х250
Евгения Буравлева. Осень в Лондоне. 2012, х., м., 120х150
Евгения Буравлева. Осень в Лондоне. 2012, х., м., 120х150
Евгения Буравлева. Грузовики на въезде в Тоннель Дартфорд. 2011, х., м., 150х150
Евгения Буравлева. Грузовики на въезде в Тоннель Дартфорд. 2011, х., м., 150х150