Архитектуру Алексея Бавыкина называют «самобытной» – с этим определением можно поспорить, однако очевидно, что это не совсем обычная архитектура. В предисловии к каталогу доктор искусствоведения Владимир Седов дал ей специальное определение – «говорящая архитектура», и отнес к «третьему направлению «бумажной» архитектуры» и к «четвертому московскому стилю нынешнего времени». Таким образом, очевидно, что выставка, открывшаяся в музее архитектуры, освещает явление и направление, пусть даже и состоящее из одного автора и его мастерской.

У явления несколько особенностей. Во-первых, оно кажется как-то очень тесно увязанным с любимой темой критиков – «бумажными» фантазиями концептуальных конкурсов 1980-х. Собственно, один из знаковых проектов этого рода – бронзовый  «оттиск» лоосовского небоскреба-колонны, занявший 2 место на конкурсе «Стиль 2001 года» - встречает посетителей, входящих в первый выставочный зал.

В то же время дальше, вопреки вероятным ожиданиям, воспоминаний о бумажных конкурсах немного – экспозиция сосредоточена на реализациях и «реальных» проектах, предназначенных для осуществления. Выставка больше похожа на отчет практикующего архитектора, чем на ретроспекцию «бумажника» - поиски 1980-х представлены очень лаконично, несколькими рисунками, которых на выставке даже меньше, чем в изданном каталоге.

Нет видимого разделения экспозиции на «бумажный» и «практический» периоды, а следовательно, нет и четко установленной грани между ними, нет «оставленных за бортом» опытов юности и «отделившейся» практики. Во всяком случае, на выставке водораздел не прочитывается. Это, разумеется, не означает, что его не было вообще и не говорит об отсутствии эволюции в творчестве архитектора. Однако в процессе развития от отпечатка Лооса в бронзе до дома-колонны в 3-м Автозаводском проезде или от сосновых колонн загородного дома 1990-х до древесного ордера в Брюсовом переулке прослеживается замечательная по нашим временам целостность и последовательность размышлений, посвященных образности современной архитектуры.

Может быть, обобщая, даже стоит сказать – архитектор Алексей Бавыкин, по признанию специалистов, не очень много фантазировал в «бумажном» периоде, однако он продолжил работать «в том же духе» впоследствии, развивая свободную образность «бумажников» в реализациях. Он, например, построил ресторан в форме сковородки, спроектировал небоскреб, похожий на взлетающий дирижабль и придумал колонны в виде деревьев, которые имеют моральное право «вырастать» почти на любую высоту.

С другой стороны, архитектуре Алексея Бавыкина свойственна редкостная глубина вживания в опыт русского авангарда. Не стилизации, а именно проникновения, изучения и вчувствования – которое порождает отточенную игру с пластикой изогнутых фасадов, остроугольных взаимопроникающих форм. А с другой стороны – оборачивается забойными авангардными стишатами (авторскими!) среди бронзовеющих страниц реализаций – и предупреждением об использовании ненормативной лексики на обороте обложки каталога (каталог издан Владом и Людмилой Кирпичевыми).

Выставка тонко срежиссирована; она лаконична – при желании в анфиладе музея можно разместить и больше, но насыщена впечатлениями. В каждом зале – большой скульптурный объект, потомок макета, задающийся целью истолковать пластический смысл одного из крупных проектов Бавыкина. Четыре объекта сделаны с соавторстве с художником Александром Джикия, они нарочито рукотворны и покрашены в два цвета, чтобы лучше читалось взаимное проникновение архитектурных объемов, например гигантской канелированной колонны и «схватывающих» ее консолей, или арки руины и продетого в нее авангардного «носа». Таким образом, «архитектурные скульптуры» одновременно «держат» пространство и истолковывают архитектуру, показанную на стендах. Еще два макета-объекта выполнены в соавторстве с Борисом Черствым.

Входящего встречает зал с золотисто-монохромными фотографиями реализаций, поданных так, что мимоходом можно их принять за памятники «исторического» авангарда. Затем – большие стенды с постройками и проектами и миниатюрные рамки с подлинными рисунками и эскизами. Причем графика 1980-х и современная перемешаны, показывая, что разница между ними если и есть, то не очень существенная. Среди графики – еще одна совместная работа А. Бавыкина и А. Джикии, «греческий дом», выгнутая зеркальная поверхность с налепленной на нее пластилиновой решеткой и фризами танцующих греков.

Итоговый акцент выставки – последний зал, в нем из оранжево-белых макетов зданий, спроектированных Алексеем Бавыкиным, устроен небольшой городок, со своей речкой, напоминающей московский Обводной канал, но только сильнее изогнутой. В центре, на полуострове, собраны дома поменьше, снаружи, как полагается – высотки. Называется все с присущим выставке юмором – «согласованный город», намекая, вероятно, на то, что населяющие его проекты уже прошли все инстанции и теперь могут спокойно «жить», собравшись, для ясности, в одном месте, и постепенно дожидаясь того, о чем мечтает любая архитектура – воплощения.