Выставка «РодДом», проходящая в рамках Биеннале современного искусства – первый проект новой галереи ВХУТЕМАС, которая разместилась под крышей современного МАрхИ в бывшем скульптурном классе знаменитой Строгановки. Зал проектировался для работы скульпторов, поэтому его южная стена целиком стеклянная; в дальнейшем галерея планирует восстановить стеклянный купол для освещения сверху. Расставленные сейчас в этом зале высокие подставки с объектами очень напоминают скульптурный класс. Все объекты куратора выставки Юрия Аввакумова, должны интерпретировать тему «рождения новой формы» и весом-ростом не превышать новорожденного младенца.  

Юрию Аввакумову удалось задать для концептуальной выставки замечательно многозначную тему. Первой мыслью по прочтении названия было – это вариация на тему alma mater, потому что все находится в МАрхИ. Подходя к галерее, ощущение только растет – да, вот оно, знаменитое здание архитектора Кузнецова, корпус института, где «делают» новых архитекторов, на входе так и написано: «роддом».

С другой стороны, студенты МАрхИ во время обучения получают разные тематические задания – полтора года назад об этом вспоминала выставка, организованная журналом «Проект Россия». Там проектировали клуб. Возможно, для того, чтобы участникам не пришло в голову взаправду нарисовать родильный дом, в манифесте «БорнХауза» было оговорено, что они «не обязательно должны были проектировать реальное родильное отделение», хотя эту успокоительную ремарку предварял увлекательный рассказ про то, что роддома придумали в XIX веке для тайного рождения незаконных детей.

Итак, кураторский замысел, озвученный в названии-задании Юрия Аввакумова – «метафора формы для рождения новой формы». Фраза любопытна сама по себе, потому что ведь метафора – это такой специальный художественный контейнер для хранения смыслов, в него автор вкладывает другую форму, от которой, с свою очередь, рождается третья, новая. Получается такая матрешечная многослойность, которая и была реализована в собственно аввакумовском проекте, где, правда, матрешек было не три, а больше, как будто внутри новорожденной метафорической формы расплодилось еще много меньших деток. В матрешке, видимо, очень здорово размножаться, одна проблема – расти некуда. Впрочем идеи могут выпрыгивать из материнской куклы –матрешки были открыты. Эта инсталляция стоит среди других почти как логотип всего проекта, сопровожденная, правда, скромным извинением о том, что на самом деле болванка – старая, ее купили в 1984 году для другого проекта.

Пространство бывшего скульптурного зала «держит» самая пластичная инсталляция выставки, объект «Арт-Бля» (Андрей Савин, Андрей Чельцов, Михаил Лабазов) – поставленная выше всех группа пружинок, похожих на известную визуализации этой группы в виде шевелящихся над Москвой-рекой синих шупалец. Движение пружинок-отростков хорошо бросается в глаза любому входящему, безусловно заявляя – да, здесь и впрямь что-то то ли рождается, то ли, скорее, зачинается.

Парадоксальным образом почти все проигнорировали тему рождения, сосредоточившись на зачатии или на крайний случай – вынашивании. Сложно сказать, почему так вышло – может быть, из-за того, что участники восприняли свои объекты как детей и углубились в тему – как же их все-таки делают. Тотан Кузембаев в экспликации честно написал, что раз на обдумывание дали 6 месяцев, а не положенные 9, то и объект недоношенный. Сергей Скуратов обратился к теме искусственного оплодотворения, что по-своему логично: откровенно говоря, настоящее творение остается делом Божественным, а творение художника – в какой-то степени всегда искусственное, почему собственно и называется искусством. Отсюда увлекшая многих тема «одержимой куклы» – в мифах голема, в сказках Пиноккио. Гофрированная доска Евгения Асса, «Хай-тек Буратино» – самое непосредственное раскрытие идеи. Глиняную матрицу Александра Бродского для отливки эмбрионов можно понимать в том же ключе; также как и овальный инкубатор для макетов Сергея Чобана – глядя на который, сложно отделаться от ощущения, что там, как папоротники по весне, проклевываются еще три, а то и четыре башни «Федерация», тоже, видимо, ввиду недостаточности срока выросшие еще не вполне.

С другой стороны нельзя не признать, что в отношении художественного творчества зачатие идеи – в каком-то смысле и есть ее рождение. Так что показанные именитыми авторами объекты можно признать в некотором роде экстрактом их творчества – каждого попросили артистически интерпретировать процесс рождения его художественного замысла, и соответственно «дети» получились похожими на «родителей».

Работы много практикующих архитекторов получились больше других похожи на дома. «In Vitro» Сергея Скуратова, несмотря на попадающие в резонанс с историческими экскурсами организаторов поклоны в сторону первого человека, зачатого в пробирке,  больше всего напоминает «настоящие» здания архитектора. Это параллелепипед, составленный из стеклянных мензурок квадратного сечения, до разного уровня заполненных водой – что вызывает в памяти любимые Скуратовым «плавающие» окна. Все блестит и преломляется, послойно уходит в глубину и совмещает прямоугольную правильность объема с асимметрией меньших мотивов.

Объект Владимира Плоткина тоже очень похож на его архитектурные проекты, но пользуясь свободным форматом арт-жеста, который не придется потом строить, автор усиливает взаимное проникновение строгой сетки-подосновы и вживленных в нее живописных «вольностей». Отчего вырезанная из листов пластика «сетка» становится более гибкой и сложносочиненной. Путем многократных пересечений она превращается в сложную трехмерную структуру, модель современной инсулы, населенную цветными пластилиновыми людьми. Тема зачатия-рождения довольно-таки буквально иллюстрируется поведением этих фигурок, которые, как артисты на сцене, работают для раскрытия замысла. Похожим образом решен объект Гари Чанга, но его люди более реалистичны, и масштаб крупнее – все приближено к макету большой квартиры. Однако фигурки лепятся не к одной плоскости пола, а еще и к стенам, как мухи.

Дом-свечка «Меганома», напротив, меньше всего напоминает настоящее здание. Это квадратный кусок парафина с окошками и вплавленными внутрь кусками дерева. На самом деле «балок» не задумывалось: бруски вставили при отливке, чтобы сделать отверстия, но вытащить смогли не все, отчего получилось даже более интригующее, хотя и добавился лишний реализм. Момент рождения, видимо, здесь обозначается светом. Если принять такое объяснение, то меганомовскую «свечку» надо признать точным ответом на название – это и правда дом, в котором что-то такое светлое родится внутри; что и  как – непонятно, но снаружи красиво. Вообще создается впечатление, что Юрий Григорян от мегалитов обратился к свету: на упомянутой выставке «Клуб» его объектом был полусгоревший бумажный домик.

Тотан Кузембаев тоже по-своему интерпретирует свет: его объект состоит из шести (по числу месяцев «вынашивания») пластмассовых ванночек, куда были насыпаны разные элементы, из которых что-нибудь может произрасти: воды, земли, семян… Лампочки цветные, все вместе выглядит очень радужно и напоминает старый ламповый компьютер, наводя на мысли о «Матрице».

Один из самых многослойных в смысле интерпретации объект принадлежит Александру Бродскому. Два «кирпича», слепленных вручную из глины изображают матрицу (опять она) для изготовления маленького человеческого эмбриона путем его отливки из чего-нибудь. Для «скрепления» половинок предусмотрены штырьки и соответствующие впадины, для «отливания» - специальный желобок. Половинки большие, их, наверное, удобно брать руками и соединять, но только они никогда не соединятся и выплавить скульптурку эмбриона с помощью этой матрицы, конечно же, невозможно. Потому что поверхности кирпичей криволинейные, рукотворные, глина местами съежилась и местами потрескалась, отсюда – формочки больше похожи на кустарную поделку какого-нибудь, к примеру, ассирийца или представителя «трипольской культуры», который возгордился и решил собственноручно повторить акт Божественного творения, да у него ничего не вышло. В этом смысле больше подходит ассириец, по аналогии с неудачной попыткой Вавилонской башни достать до неба.

Как видим, непростое задание отрефлексировать творчество как рождение в виде одного объекта весом 3,5 килограмма и ростом около полуметра породила множество разных вариантов. Тема неисчерпаемая, что в принципе не исключает появления в будущем роддома-2.