После остановки одиозной стройки «Охта-центра» у археологов нет денег даже на то, чтобы правильно законсервировать бесценные находки
Макет города Ниена и крепости Ниеншанц. http://spbae.ru/
В прошедшую среду в музее и общественном центре имени Андрея Сахарова Петр Сорокин, руководитель археологической экспедиции Северо-Западного НИИ культурного и природного наследия, рассказал на заседании клуба «Архнадзора» об открытиях археологов, сделанных на месте недавно отмененной стройки «Охта-центра», и о новых проблемах.
После того, как строительство «Охта-центра» было в декабре отменено губернатором Петербурга, его история раздвоилась и стала развиваться по двум направлениям. Представители «Газпром-нефти» рассматривают новые площадки для строительства офиса, обиженно грозясь уйти из Петербурга вместе с налогами (хотя, как подсчитала недавно Новая газета, этих налогов не так уж много, всего-то 5% от городского бюджета). Археологи же уповают на создание музея на месте раскопанных в устье реки Охты четырех крепостей и уникальной неолитической стоянки. А также и на продолжение раскопок. Но пока что нет денег даже на то, чтобы правильно законсервировать то, что найдено. Для этого и привезли в московский центр Андрея Сахарова выставку – чтобы привлечь внимание, напомнив об обнаруженных исторических ценностях.
Хотя раскопки «Охты» подробнейшим образом описаны в прессе, не грех и повторить. Во-первых, тут обнаружилось несколько неолитических поселений, существовавших с пятого тысячелетия до нашей эры на берегу бывшего здесь Литоринового моря (река Нева тогда еще не образовалась), и смытых в третьем тысячелении до нашей эры наводнением. То, что осталось от этих стоянок: деревянные ловушки для рыбы, берестяные грузила, черепки посуды и янтарные пуговицы – это очень обширный и хорошо сохранившийся археологический памятник, уникальный, во всей Северной Европе таких единицы. К тому же это первые стоянки эпохи неолита, найденные в районе (для того времени будущей) реки Невы. В числе прочего их изучение могло бы помочь ученым разобраться в том, когда и как эта странная река, текущая из озера в море, образовалась.
Далее, археологи нашли ров от новгородской (или ижорской) крепости, о которой вообще никто никогда не знал – никаких письменных свидетельств об этом треугольном «мысовом укреплении» (это типичный древнерусский тип укрепления), нет, и датировать его сложно. Но так как шведская крепость Ландскрона (это название переводится как «Венец земель», возможно потому, что крепость стояла на краю шведских владений), построенная в 1300 году, стоит поверх этого рва, то, значит, новгородская крепость была построена раньше. Археологи ориентировочно считают ее построенной в XIII веке. Но только один ров этой крепости попал в зону раскопок, а собственно мыс – не попал, так что это находка еще очень мало изучена.
Охтинский мыс и земли вокруг него постоянно переходили от русских шведам и обратно. Крепость Ландскрона, которую шведы построили в 1300, через год сжег и разрушил сын Александра Невского князь Андрей Городецкий. Ее фундаменты нашлись при раскопках, деревянные и с прямоугольным планом. Ландскорна была большим укреплением, одна только ее южная стена в длину 100 метров. Она была примерно вдвое крупнее Выборгской крепости, построена на 7 лет раньше, и, как сообщает летопись, в строительстве участвовал мастер из Рима. Значит, это первая итальянская крепость, построенная на русской территории, на 200 лет старше московского Кремля – заключает доктор наук и учитель Петра Сорокина Анатолий Кирпичников (хотя нельзя забывать, что крепость в отличие от Кремля строили, конечно же, не русские, а шведы против русских… но все же).
Как выяснилось в ходе раскопок, Ландскрона была окружена двумя параллельными линиями рвов, глубиной по два метра и шириной порядка трех. За рвом был ручей (или протока), который использовался в качестве дополнительной естественной преграды. Внутри крепости обнаружены остатки трех сгоревших, скорее всего при штурме, деревянных зданий. А в ее западной части археологи открыли очень хорошо сохранившийся сруб – основание квадратной крепостной башни, наблюдательной или даже донжона, жилого укрепления (внутри башни обнаружились остатки колодца). Возможно, этот сруб и есть «погребная башня», где, согласно сообщению «Хроники Эрика», шведские защитники города запирались от новгородцев прежде, чем окончательно сдаться. Сруб 1300 года вполне можно было бы вынуть из земли и перенести в музей.
Через некоторое время после падения шведской Ландскроны мыс заняло торговое русское поселение «Невское устье»; шведы называли его Ниен. В конце XVI века там был гостиный двор, пристань и православная церковь. Впрочем, рвы XIV века, хоть и частично, но сохранялись и вероятно использовались. В Смутное время эти земли вновь перешли к шведам, которые в 1611 году выстроили здесь новую крепость Ниеншанц. От этого, первого Ниеншанца сохранились остатки бастионной системы и дерновая кладка в основании вала. Второй был построен после того, как стольник Потемкин взял и разрушил, но не смог удержать крепость в 1656 году. Между 1661 и 1677 шведы построили крепость в виде пятиконечной звезды с пятью бастионами (пик достижений тогдашней фортификации, таких крепостей известно в Европе достаточно много). Вокруг крепости появились новые рвы, а внутри – каменные и деревянные постройки. Археологи исследовали три бастиона, Карлов, Мертвый и Гельмфельтов, ров и куртины между ними, платформы для стрельбы во время осады; обнаружили потайной ход с обитой металлическими полосами деревянной дверью. Внутри крепости нашли каменное здание с медеплавильной печью; его пол был выложен валунами. Во рвах обнаружились ядра, осколки снарядов, мортирные бомбы весом до 75 килограммов, по-видимому, оставшиеся от последней битвы с Петром I в 1703 году.
Таким образом, Петр Сорокин обнаружил на Охтинском мысу «петербургскую Трою», многослойный и богатейший памятник археологии, который по закону следует наделить охранным статусом, запрещающим что-либо строить на его территории. История с раскопками получилась не менее «многослойная». В 2009 году, после того, как руководитель экспедиции отказывался подписать документы, разрешающие строительство на территории обнаруженных памятников, его отстранили от раскопок, пригласив на его место Наталью Соловьеву, руководителя группы охранной археологии Института истории материальной культуры РАН. А на первую, отстраненную группу археологов подали в суд, требуя вернуть 29 млн., заплаченные за работу. Суд археологи выиграли в конце прошедшего 2010 года, почти одновременно с объявлением об отмене строительства башни, и даже отсудили у заказчиков 11 млн.
Наталья Соловьева, исследуя, по ее словам, «периферийные» участки на Охтинском мысу, заключила, что никаких неолитических стоянок тут не было, а просто люди приходили на это место ловить рыбу, вот как мы сейчас иногда с палатками выбираемся на рыбалку. Работая на мысу, который не успел изучить Сорокин, Наталья Соловьева не обнаружила там никаких следов предполагаемого новгородского укрепления XII века. И в целом ее выводы значительно сдержаннее. Спокойно отозвалась о сенсации и группа экспертов под руководством доктора наук Леонида Беляева, определив сохранность находок как «низкую». Комментируя разногласия среди специалистов, КоммерсантЪ замечает, что «Газпром» финансирует охранные раскопки на многих участках строительства и таким образом является важным заказчиком археологических работ…
Более удивительно то, что сообщил доктор наук Сергей Белецкий: Наталья Соловьева, которую инвестор (ОДЦ «Охта») пригласил руководить раскопками в конце 2009 года, когда отстранил от работ Петра Сорокина, бросила открытыми не только изученные ею памятники, но еще и вскрыла часть бастионов, ранее законсервированных Сорокиным. В ее договор 2010 года попросту не была включена консервация найденных памятников. К весне, а может быть и раньше, с перепадами температур, остатки Ниеншанца начнут разрушаться – расплываться в грязи и гнить.
Археологи предлагают устроить на этом месте музей (в Европе существует несколько аналогичных музеев: это Даугавпилсская крепость в Латвии, замок Кастеллет в Дании, крепость Буртанж в Нидерландах), есть даже проект создания Археологического музея Петербурга. Как справедливо заметил завсектором архитектурной археологии Эрмитажа Олег Ионнисян, сохранение валов на месте необходимо для того, чтобы впоследствии ученые могли возвращаться к их изучению на новом уровне знаний и возможностей. Так что на этом месте можно даже строить, но так, чтобы доступ к памятникам был открыт и они не разрушались, поэтому лучший выход это ландшафтный музей прямо на месте находок. Инвестор, помнится, тоже планировал археологический музей, и даже открыл его в 2003 году. Археологический музей «Ниеншанц» существовал на деньги Фонда культурного наследия «Охта» в помещении, предоставленном ОАО «Газпром Нефть». Ну, понятно, что сейчас сайт музея и фонда уже недоступны.
Недавний инвестор больше не интересуется утраченной площадкой, сокрушаясь о вложенных в нее 7,2 млрд. рублей. Безусловно, и это понятно, обидно понимать, что «Газпром оплатил смерть своего детища»: платили за раскопки, а вон оно как обернулось. Вот и плати им теперь за раскопки! Валентина Матвиенко уже в декабре заявила, что у города денег для реализации «меценатского проекта» нет. Значит, гнить остаткам крепости? В земле они бы лучше сохранились… Пока бы не пришло поколение, наделенное возможностями изучать и музеефицировать.
Прямо скажем, история с Охта-центром, он же «Газпромскреб», выглядит и длинной и сложной, наполненной до отказа каким-то лишним пылом, амбициями и авторитетами. Люди, наделенные властью и деньгами в этой истории выглядят – ну, разумеется, на сторонний и неискушенный взгляд дилетантов – как-то инфантильно. Как обиженные дети, хлопнув дверью, ушли, оставив ворох развороченных игрушек – мы с вами больше не водимся. Но ведь если сравнить суммы, археология заняла во всей этой истории порядка 5-6% от общих затрат: озвучены цифры 300 млн. потраченных на экспедицию Сорокина 2006-2009 годов, и 120 млн. на экспедицию Соловьевой 2010 года. Это примерно 100 млн. в год на обширные раскопки. На консервацию надо определенно меньше. Вообще говоря, было бы красиво и, как это говорят, по-европейски, если «Газпром» просто бы убрался за собой, законсервировал бы раскопанное. К этой истории добавилась бы капелька чести, которой ей так не хватает.
Специалисты, люди в разы более бедные и менее влиятельные (хотя Анатолий Кирпичников в 2009 году похвастался, что рассказал о находках археологов жене президента, а стройку-то, хоть через год, но ведь отменили) – специалисты тоже выглядят по-разному. То бросают в зиму полуоткрытые раскопы, что попросту непрофессионально. То кланяются и благодарят за финансирование положенных по закону охранных раскопок. То требуют музей. Однако на сайте bashne.net против башни, правда, за все время борьбы с ней, проголосовало почти 50 000 человек, то за музей – пока только 1356, а ведь это не менее, а может быть и более важное дело.
Небольшая выставка (с десяток планшетов с фотографиями) в Сахаровском центре должна привлечь внимание к проблеме. Но привлекать его надо срочно, пока не наступила весна. Весна же, однако, не за горами. Она придет и все растает.