|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)
|
26.01.2011
|
Качество историзма
|
Юлия Тарабарина
|
Объект: |
Усадьба «Модерн»: главный дом
|
Адрес: |
Россия,
Московская область,
Жуковка
|
Усадьба «Модерн»
|
Адрес: |
Россия,
Жуковка
|
Усадьба «Модерн»: дом для приемов (ресторан), трансформирующийся в каток
|
Адрес: |
Россия,
Московская область,
Жуковка
|
Усадьба «Модерн»: интерьеры главного дома
|
Адрес: |
Россия,
Московская область,
Жуковка
|
Усадьба «Модерн»: китайский домик
|
Адрес: |
Россия,
Жуковка
|
Мастерская:
|
АСБ Карлсон & К
|
Авторский коллектив:
|
Карлсон О.А., Куликов А.Ю., Лукманов М.Ш., Кармановский Д.А., Ильин С.А., Художник Оринянский П.А.
|
Наша новейшая история знает множество некачественных стилизаций. Эта же, напротив – качественная, добросовестная как в целом, так и в частностях.
Главный фасад
Архитектор Олег Карлсон строит частные загородные дома, иногда – очень большие, скорее дворцы, чем дома, – усадьбы с шиком и размахом. Одна из особенностей такого заказа состоит в том, что его работы мало известны: не все заказчики готовы публиковать свои дома, и стенд на «Зодчестве» стал первым «выходом в свет» одной из новых построек Олега Карлсона, подмосковной усадьбы «Модерн», строительство которой было закончено в 2009 году. Надо сказать, что вокруг этого стенда в Манеже было как-то заметно больше зрителей, перед ним толпились, разглядывали, обсуждали, – даже со стороны было хорошо заметно, что дом вызвал неподдельный интерес коллег архитекторов.
Вторая особенность частного заказа – большинство клиентов (не то чтобы абсолютное большинство, но процентов девяносто наверняка) предпочитает исторические стили. В данном случае заказчик попросил архитектора построить дом в стиле модерн. Причина этого пожелания была не столько эстетической, сколько, скажем так, родословной: предки хозяйки (а дом строился к ее юбилею) владели, в числе прочего, домом на Волге, построенным в начале XX века в стиле модерн.
Олег Карлсон и архитекторы его бюро, построившие до этого уже много частных домов разного масштаба и стилистики, приняли поставленную задачу как своего рода профессиональный вызов и начали работу над проектом с изучения книг о модерне и его памятников, с «погружения в стиль». Объехали Европу, изучая постройки начала века; увлеклись коллекционированием и реставрацией мебели этого времени. Строго говоря, Олег Карлсон, как он и сам признается, поставил перед собой сверхзадачу совершенно самостоятельно. До некоторой степени на это решение повлияло место – дом находится в поселке, генплан которого делал Илья Уткин. Генплан не был вполне реализован, но Уткин построил два дома на одной из главных улиц поселка; «усадьба Модерн» Олега Карлсона оказалась как раз между ними. Авторитет Ильи Уткина, знаменитого «бумажника», хранителя наследия и мастера-классициста, во многом и определил «планку» – таким образом к основной «династической» мотивации заказчицы добавилась уже чисто творческая задача: проникнуться принципами построения архитектуры модерна и сделать качественную, достоверную стилизацию. Тем интереснее рассматривать то, что получилось.
В точности повторить какой-либо образец стиля модерн начала XX века архитектор, конечно же, не мог. Прежде всего по самой банальной причине: стилизация стилизацией, а дом должен быть современным и предоставлять своим обитателям значительную часть благ современной цивилизации: гаражи на несколько машин, в том числе для обсуживающего персонала и охраны, бассейн внутри дома (к нему мы еще вернемся). Из особенных удобств назовем одно: между домом охраны и главным домом устроен подземный переход, для того, чтобы в непогоду хозяева могли выйти из машины и войти в дом, не намокнув от дождя («не попасть под камни с неба» – шутливо поясняет архитектор). Кроме того, масштаб и размер дома тоже вполне современен, а вовсе не апеллирует, как можно было бы подумать, к историческим дворцам: «дом-двухтысячник» (площадь главного дома «усадьбы Модерн» – 1700 метров) стал за последние 10 лет своеобразным эталоном богатого подмосковного дома. Однако в эпоху модерна типология дворца совершенно не сложилась – дворцы остались в XIX веке, возродившись позднее, в 1910-е, но уже в стилистике неоклассики. Модерн строил: вокзалы, пассажи, многоэтажные доходные дома, а в качестве частного жилья – деревянные пригородные дачи и каменные городские особняки. Поэтому даже словосочетание «усадьба Модерн» звучит несколько неожиданно: в начале XX века усадьбы с их вишневыми садами и модерн с его дачами, для размещения которых вырубали эти самые сады, были скорее антагонистами. Словом, типологию загородного дворца в стиле модерн архитекторам пришлось во многом изобрести.
Посмотрим на план. На улицу выходят трое симметричных ворот, от центральных начинается прямая широкая аллея, которая ведет к главному входу в дом; схема совершенно классическая. Вот только сам дом резко отодвинут от центральной вправо и главный вход расположен в крайнем левом ризалите. В этом месте дом и главная аллея пересекаются и от этого пересечения двух самых важных вещей получается своего рода «главная точка» входа, которая, к тому же, находится почти что в самой середине парка. Модерн позволял такие вещи, он как раз очень любил нетривиальные, асимметричные решения. По словам Олега Карлсона, на асимметричный план его вдохновила планировка соседнего участка Ильи Уткина: там дом тоже сдвинут от оси вправо.
Однако асимметрия расположения главного дома наложена на наложена на «усадебно»- классическую симметричную схему парка с центральной осью. Как будто бы здесь был старый парк с аллеей, а потом пришел новый хозяин и поставил новый дом не по центру, а по-своему, так, как было модно в начале XX века. Если всмотреться в план собственно дома, то в нем тоже можно обнаружить похожее наложение, только более сложное. Просто глядя на план, видим: посередине дома классический палладианский «покой» (букву «П», корпус с двумя ризалитами), от которого влево и вправо отходят асимметричные крылья с флигелями. Модно подумать, что тот же самый (воображаемый) наследник взял старый усадебный дом и обстроил в новом вкусе, заменив портик лоджией, пристроив беседку, эркер… Разбил перед лоджией партер в фонтаном (по классической логике главная аллея должна была вести как раз сюда, но она идет слева, и партер превратился в парадный, и одновременно камерный, замкнутый решеткой, скверик; со скамейками и урнами. Никакой такой истории с наследником, конечно же, никогда не было, потому что дело еще сложнее.
Дом, который снаружи кажется одним большим дворцом, на самом деле, – рассказывает архитектор, состоит из трех частей. Слева – собственно главный дом, жилище хозяев, который тоже спланирован «покоем» и почти симметричен. В его левом ризалите располагается упомянутый выше главный вход, – глубокое (6х5 метров) крыльцо, ведущее в относительно узкий вестибюль. Войдя туда, надо повернуть направо, и пересечь совсем уже небольшой тамбур, чтобы попасть в обширное двусветное пространство с лестницей на второй этаж. Лестница ведет наверх к спальням, а из холла можно попасть либо пройдя вперед – к повседневной столовой и кухне (по 20 метров то и другое), либо, повернув налево – в парадную часть, вытянутую вдоль дома со стороны сада: еще одна столовая (расписной плафон, деревянные шкафы, высокие спинки стульев, торжественность семейного обеда), дальше розовый рояль, гигантский камин-скульптура, диваны, подушки, гнутые ножки… Для большей цельности пространства стены заменены широкими арками, которые служат скорее для обрамления, чем для ограничения – и получается похоже на 'long hall', галерею-гостиную английских загородных дворцов.
Справа к главному жилому дому примыкает череда высоких двухсветных пространств: зимний сад (в него можно попасть из парадной столовой), бассейн с перекинутым через него горбатым мостиком, и сауна – типичное современное спа, образующее перпендикулярную ось с торжественным выходом в сад-партер с фонтаном. Всё «спа» помещено под общей стеклянной кровлей, наклонно спускающейся в сторону парка, – этот верхний свет придает импозантному пространству сходство с пассажами XIX века. Поддерживая эту аналогию, сам архитектор называет его «внутренней улицей».
К этой «улице» с противоположной стороны (то есть правее и западнее) примыкает еще один дом, немногим меньше хозяйского – гостевой; первоначально он предназначался для родителей хозяев. Три комплекса: главный дом, атриум и гостевой блок – нанизаны на одну продольную (вдоль улицы) ось, похожую на дворцовую анфиладу. Во всяком случае, прогулка по ней сулит постоянную смену впечатлений: просторное, высокое, открытое сменяется закрытым и камерным, деревянным, паркетным, ковровым, уютным. Ось объединяет все три дома в один комплекс, и они оказываются сросшимися в своего рода «городок».
Это сравнение неслучайно. Снаружи дом-дворец и правда похож на череду разных особняков модерна, слившихся в одну улицу. Они разные, и зритель, обходящий дом снаружи не имеет никаких шансов заскучать: где-то больше скульптуры, где-то лидирует майоликовый фриз, где-то гигантские окна. В окнами, кстати сказать, была история: современные стеклопакеты, как известно, больше подходят для крупных форм, чем для мелких, которые любил модерн; поэтому самый распространенный способ имитации исторической «столярки» сейчас состоит в наклеивании псевдо-рам поверх стеклянной плоскости. Архитектор не принял такого решения, окна пришлось переделывать: сейчас рамы и сами стеклопакеты, натурально, изогнуты с абрисом модерна. Хотя они и вынужденно крупнее аутентичных, зато хорошо поддерживают общую струистую графику фасадов.
Главное в этом доме, безусловно – декор. Дом состоит из декора, снаружи и внутри он буквально соткан из плотной декоративной «ткани», постоянно напоминающей изгибами линий, что мы имеем дело с модерном. Разные материи: рельефы, ковка, майолика, узоры окон, не только в гнутых рамах, но еще и витражных окнах действуют по схеме «эстафеты», передавая внимание зрителя от одного – другому и постоянно предлагая новое зрелище.
Лепнина, майолики, и многие другие декоративные детали снаружи и внутри выполнены по эскизам художника Павла Оринянского. Олег Карлсон считает соавторство с этим художником очень важным в этом проекте, с чем нельзя не согласиться – декора много, он, как и полагается в модерне, становится необходимой частью архитектуры, а архитектура, в свою очередь, оперирует панно, рельефами, шкафами и прочим как своими инструментами.
Что еще важнее – обильный декор сделан настолько тщательно, дотошно и аккуратно, что украшения приобретают, волей-неволей, новое качество: мы имеем здесь дело с ремесленным мастерством высокого класса. «Мы проектировали и строили этот дом долго, почти пять лет, – рассказывает Олег Карлсон. Сами рисовали все, и ландшафт парка, и интерьеры. В конечном счете под нашим руководством над «усадьбой Модерн» работало 20 мастерских разной специализации: рельефы, кованые решетки, майолика, большая часть мебели – все это с начала до конца делалось под нашим наблюдением, мы как архитекторы практически не покидали объект». Например, архитекторы долго искали плитку пола, подходящую для рубежа XIX-XX веков, пока не нашли нужный образец на барселонской выставке. Мебель частью закупили у итальянской фабрики «Медея», но тамошняя коллекция в стиле «модерн» оказалась настолько мала, что многое архитекторы заказали по собственным рисункам; нарисовали множество встроенных шкафов, панелей, ширм и прочего. Дом и снаружи, и изнутри отделан как драгоценная шкатулка.
Такой подход обеспечивает совершенно другой, непривычно-высокий, уровень ремесленного качества исполнения всех деталей, и одновременно слаженность и продуманность целого. Авторы называют его «тотальным дизайном». Это не просто авторский надзор, это работа сродни подряду XIX века, когда архитектор отвечал «за каждый гвоздь». Сейчас так почти не строят.
Если набрать в интернет-поиске слова «архитектура модерна», то можно обнаружить совершенно другие образцы стилизаций, авторы которых попросту считают, что для имитации модерна достаточно нарисовать на фасаде парочку кривых линий. В этом контексте спроектированный Олегом Карлсоном дом усадьбы «Модерн» представляет собой новое явление. Он совершенно не похож на простоватые подделки девяностых –такая работа, помимо массы сил и времени, требует изрядной доли артистизма в обращении с воспроизводимым архитектурным языком.
Другой вопрос – сам по себе факт стилизации. В парадигме модернизма, направления, с переменным успехом преобладающего на протяжении уже скоро ста лет, стилизации быть не должно. Да, строго говоря, и основная ветвь модерна тоже была направлена против стилизации, против историзма XIX века – правда, модерн был толерантнее своего «внука»-модернизма, и быстро ассимилировал все направления бывшей эклектики, наделив их изрядной толикой новизны и свежести. Парадокс заключается в том, что стиль, который первоначально стремился уйти от стилизации, теперь сам стал ее объектом. А самый интересный вопрос, конечно – насколько похоже получилось на модерн.
Получилось похоже. Женские маски, ирисы, лебеди, ландыши и лилии; гнущиеся стебли, множество изогнутых линий – на фасадах, камине, коврах, стенных шкафах, деревянных перегородках, в пастельной живописи Оринянского на стенах и потолке… Может быть, немножко даже слишком похоже, плотность узнаваемых мотивов великовата, глазу как будто бы постоянно предлагают дополнительные доказательства сходства с избранным стилем.
Есть и отличия; из них самое ощутимое – отсутствие массы. Модерн любил массу, любил прервать густую лепнину или живопись вдруг инертной стеной, позволяющей почувствовать тяжесть подосновы, скульптурную вязкость здания. Здесь подход к стилю более графичный, «книжный». Стена здесь больше плоскость, чем массив или скульптура. Поэтому ее можно прорезать: что происходит на фасаде лоджии, выходящей в партер из зимнего сада, или в интерьере атриума, где опоры проникают сквозь отверстия в междуярусном перекрытии, а над архивольтами тоже обнаруживаются вместо стен отверстия (заставляющие вспомнить о популярной недавно деконструкции). Модерн также не любил филенок и оконных наличников, которые в этом доме можно найти.
Во всем этом нет ошибки (исторически «чистого» модерна тоже не очень много, он часто с чем-то перемешан, то вольно, то невольно), но есть неуловимое ощущение какого-то дополнительного влияния, кроме модерна. Мне кажется, что это дополнительное – готика. Точнее, не слишком артикулированное веяние этакой готической англомании. Отсюда упомянутая вначале длинная гостиная с камином, обилие окон и витражей, плоские деревянные ребра между стеклами в атриуме, образующие над зимним садом нечто вроде перевернутого корабельного днища; легкие конструкции потолков второго этажа (замечательные потолки, ни грамма пенокартона нет на них, они одни связывают дом с аутентичным началом века, вот только они все же больше тяготеют к самому концу XIX века, к историзму и его конструкциям, чем к модерну; впрочем, модерн как ближайший наследник вполне мог использовать эти темы и использовал их, когда хотел). То есть, помимо образцов из области «чистого» модерна, здесь обнаруживается призрак особняка Морозова на Спиридоновке.
Однако: сам факт, что дом порождает такие рассуждения, говорит о том, что архитектурный эксперимент скорее удался. Авторам удалось в значительной степени освоить стилистику начала века. И погрузиться в нее настолько, чтобы дом – время от времени – обманывал нас, заставляя оперировать понятиями столетней давности.
Все остальные постройки этой виллы-усадьбы – деревянные. Справа от главного дома находится здание банкетного зала (опять англомания, отдельный banquet hall), вытянутое вдоль юго-западной границы участка. Вначале его объем был задуман как дом-забор, чтобы отгородиться от котельной на соседнем участке. Затем, когда стало известно, что хозяева планируют вечеринку с очень большим количеством гостей – архитекторы предложили превратить это здание в своего рода дом приемов. Получился длинный деревянный зал (все здания усадьбы, кроме главного дома, построены из дерева), перекрытый замечательными деревянными сводами, – которые, кстати говоря, весной получили награду АрхиWood. Сам свод, строго говоря, пятигранный, но множество сильно выступающих циркульных ребер создает эффект длинного цилиндрического свода, и одновременно придает интерьеру сходство с ажурными чугунными конструкциями пассажей и вокзалов XIX века. Самое замечательное, что паркет на полу состоит из панелей, которые можно разобрать, и тогда банкетный зал превращается в каток. Эта забавная затея едва ли не уникальна среди современных подмосковных владений: бассейны, теннисные корты и гольф-поля есть, а крытые персональные катки пока еще на получили распространения.
Так как дом и банкетный зал собраны в одной части владения, все оставшееся пространство, три квадрата из четырех, отдано парку (напомним, что его созданием тоже занималось бюро Олега Карлсона). За домом парк расчерчен дорожками строго-геометрически и на плане напоминает сад XVIII века. Слева от дома, в северной части обнаруживаются даже барочные «три луча» (они ведут к зданию гаража-«каретной»). Правда, в реальности парк не так уж и похож на свои классические дворцовые прототипы: среди деревьев много елок и они очень разного размера; архитекторы сохранили большинство старых деревьев на участке и не стали скрывать его подмосковную природу.
В восточной части парка расположился японский домик дочери хозяев с ярко-красным каркасом и приподнятыми углами крыши, с трех сторон окруженный живописным прудом с горбатым мостиком и смягченным вариантом сада камней вокруг. «Это не Китай и не Япония, – рассказывает архитектор, а нечто среднее, имитация, больше всего похожая на русское и европейское шинуазри XIX века». Мощение каменных дорожек здесь расступается, прорастает травой, – а вход на территорию условного «востока» обозначен деревянными (тоже красными) воротами, которые стоят на одной из трех главных аллей.
Любопытно то, что этот дом занимает восточную часть парка, в итоге возникает почти буквальная оппозиция восток-запад: шинуазри на востоке, главный дом с партером и рестораном на западе. Это добавляет сюжет в архитектуру парка, который в целом выглядит не просто приятно и аккуратно (цветов много, газоны подстрижены), но и, скажем так, исторически грамотно. Так мог бы выглядеть парк какой-нибудь среднерусской усадьбы с 200-летней историей, если бы не революция. Расходящиеся лучи дорожек, аллеи, непременное шинуазри – и подмосковные ели, как бы проросшие поверх; хотя на самом деле это они здесь были раньше парка.
Все вместе поражает прежде всего качественной «сделанностью», добросовестностью исполнения. В данном случае смысл этого определения – не только сугубо ремесленный, хотя штучного, замечательного по нашим временам ремесла здесь предостаточно. Определение «добросовестный» можно также отнести и к качеству архитектурной стилизации – автор не отрицает, а всячески подчеркивает, что это именно «…стилизация, декор», не претендуя ни на возрождение стиля и не ставя перед собой каких-либо других, как сейчас принято, идеалистических сверхзадач. Хотя надо признать что и такая позиция тоже не лишена своей идеи-фикс: архитектор относится к стилизации (в отличие от коллег-постмодернистов) очень серьезно, погружается в исторические изыскания, и в итоге оперирует достаточно достоверными формами, умело пользуясь азбукой стилистики столетней давности.
Главный фасад
Главный дом
Главный вход
Лоджия, вход в зимний сад
Вид на входную группу
Парковый фасад
Парковый фасад
Парковый фасад (восточный)
Главный фасад
План первого этажа
План второго этажа
План цокольного этажа
Разрез 1
Разрез 2
Парковый фасад
Западный боковой фасад
Восточный боковой фасад
Главный фасад
Дом для приемов и каток
Интерьер ресторана
Вид на парковый фасад из китайского домика
|
|