Проект «Kempinski Plaza» на берегу Гребного канала в Нижнем Новгороде – это многофункциональный комплекс из четырех корпусов. Всего лишь один из них (правда, самый видный) предназначен для гостиницы, в еще одном – офисы и конференц-зал, и наконец два из четырех заняты апартаментами. Вполне актуальный расклад. Кроме того, место красивое и выгодное – с одной стороны канал, в другой парк, городские улицы рядом, но поодаль. И архитектурное решение современно – корпуса выстроены в плотный ряд, смело изогнутый по синусоиде, что обеспечивает инсоляцию и открывает красивые виды. Линия, составленная из зданий, одна, а фасады все разные – что позволяет разделить дома по функциям и разнообразить впечатление от комплекса, довольно-таки гигантского на фоне 5-6 этажной застройки ближайшей улицы.

Использованные здесь приемы знакомы по другим проектам SPeeCH – змеистый изгиб, полосатые каменные жалюзи, дерево во дворе, разнофасадность… А получаемый в итоге эффект совершенно непохож. Прежде всего, многообразие фасадов, известное по проектам застройки кварталов, здесь оказывается спрессованным на ощутимо меньшей территории. Если в «Садах культур» на Пятницком шоссе разнообразие внешности распределено поквартально и щедро разбавлено деревьями – то здесь корпуса гостиничного комплекса выстроены в одну ленту и вполне могут быть восприняты целиком. Это как если бы в английском парке времен Екатерины готический, китайский и избяной павильоны выстроились в ряд вдоль изгиба главной аллеи вместо того, чтобы прятаться на солидном отдалении друг от друга.

Правда, в проекте SPeeCH для Кемпински м имеем дело не с разностильем, а скорее – с разнообразием орнамента. Орнамент любим архитекторами в принципе: в большей или меньшей степени он присутствует в каждом проекте; этой же теме был посвящен и первый номер журнала ‘SPEECH:’. Однако в данном проекте активность орнамента неожиданно высока даже для этих авторов. Он как будто забыл свое место – это не украшение, не дополнение и даже не эфемерная картина, наложенная на здание. Где-то орнамент искажает перспективу, где-то вздыбливает поверхность, а мотивы сменяют друг друга с такой плотностью, что можно подумать – изгиб корпусов каким-то образом связан активностью и разнообразием фасадов.

Общее впечатление – пестрое и яркое, к нему неплохо подходит определение «сказочный». Эффект сказки поддержан золотистой скульптурой – деревом с жар-птицей – посреди фонтана на главном дворе. Дерево не впервые становится для SPeeCH смысловым ядром проекта. Только в офисном комплексе на Одесской это было живое дерево, а здесь – золотое, и напоминает оно механические забавы, которые дарили в XVII веке иностранные послы русским царям. Дерево важно, оно становится стержнем композиции, но – не дает ответов на все вопросы, в частности, не объясняет неожиданного буйства красок и рисунков.

Ответ же, по-видимому, лежит в контекстуальной, или, скажем так, геополитической плоскости. Т.е. причина – так называемый «гений места», герой популярный среди архитекторов вообще, а у SPeeCH получивший свою, особенную трактовку.
В комментарии к проекту авторы скупо обмолвились о том, что они использовали «приемы исторической застройки». Но сама по себе городская застройка не так уж и ярка (не намного красочней московской). А вот в истории культуры Нижнего Новгорода можно найти как минимум три «опорные точки».

Первая – XVII век, время безусловного расцвета торгового города Нижнего. И хотя сейчас здания XVII века в городе почти все белые, но недаром же архитектура этого столетия зовется «узорочьем». И – есть один знаменитый «открыточный» вид (его знают, наверное, все, кто был хоть раз в городе) – на котором странные шишковатые луковицы глав строгановской церкви Рождества красуются на фоне волжских просторов. Такие необычные, но без сомнения обращающие на себя внимание церковные главы вошли в моду на рубеже веков, на излете «нарышкинского стиля», были они и в Москве (например у церкви Владимирской Богоматери на Никольской) но больше всего они характерны для строгановских храмов. Что для нашей истории не так уж и важно, а существеннее другое – эти строгановские «шишки», только увеличенные раз примерно в 20, можно узнать в красноватых ромбовидных выступах, покрывающих фасад гостиницы.

Вторая тема – знаменитая нижегородская Макарьевская ярмарка, символ (и долгое время источник) процветания города. Ярмарка вещь по определению пестрая, и дело тут не в позднем здании промышленного XIX века, а в том образе, который преследует нас при упоминании этого слова. Ярмарка – нечто раблезианское, этакий съезд всего на свете, сплошное веселье, гигантский рог изобилия, в котором чем больше всяких разных и чем теснее, тем лучше. А так это карнавально-торговое счастье – символ Нижнего и значительная часть его жизни, то и образ города получает соответствующий оттенок. А еще надо сказать, что за 70 лет советской власти все русские ярмарки извели под корень целиком и полностью. То, что сейчас бывает – это либо провинциальные деловые выставки, либо муниципальные подделки под веселье. Но осталась сказка, в книгах и в кино – и как таковая, она даже более цветиста, ярка и привлекательна, чем реальность. Нижний – можно сказать, столица этой утраченной поволжской сказки.

И третья тема, столь нужная для круглого счета и кроме того самая близкая в формально-стилевом отношении – нижегородская архитектура 1990-х – начала 2000-х. Нижегородцы были первыми, кто попытался возродить сказку своего города, кто создал цветистый, немного доморощенный, но уютный, искренний и привлекательный поволжский образ. К концу 1990-х в столицах было мало тем для архитектурного разговора – все говорили о Нижнем. Ярковатый, по-хорошему самобытный дух нижегородской архитектуры подхватывает и Кемпински. Но только как будто бы умножает его на четыре (может быть, пропорционально увеличению размеров? – большинство нижегородских построек невелико…).

Таким образом, в яркости и разнообразии фасадов, равно и в скрепляющей их волшебной птице на дереве можно увидеть отражение как минимум трех нижегородских сказок. Очевидно, что SPeeCH таким образом ищет тему нижегородского Поволжья, также как раньше искал тему Москвы (ар-декошной, каменной). Нижний получается цветистым, сказочным. Здесь ощущается несколько иной подход к контексту, чем широко принятый среди наших современников. Ведь как обычно архитекторы (и согласователи) понимают контекст? Первый способ – визуального анализа. Это когда фотографируют панорамы и следят за тем, чтобы здание ниоткуда не торчало (хотя почему бы, к слову сказать, ему не быть заметным ниоткуда?). Это способ спрятать здание, условно говоря, отрезав ему голову. Второй способ – назовем его мимикрией – тоже очень визуальный по сути. Авторы смотрят на ближайшее окружение и делают новый дом такого же цвета, фактуры и проч. Другие (менее поверхностные) способы размышления о контексте тоже есть, о некоторых из них мы писали – можно, например, вдохновится ближайшим известным памятником архитектуры, градостроительными доминантами окружения… Ну и т.п.

Способ размышления о контексте, характерный для SPeeCH, можно определить как историко-культурный. Вместо того, чтобы прикинуться похожими на гения места, архитекторы делают попытку заговорить с ним и выяснить – кто же он такой. Результатом становится архитектурное размышление о смысле места – какое оно, откуда и почему такое, когда таким стало – своего рода воплощенное эссе, которое – как следствие – любопытно анализировать, как может быть интересно читать рассказ краеведа. Таким образом московский центр становится византийским, сталинский город – каменно-классическим, а пригород превращается в парк, наполненный культурными реминисценциями. Вот и для Поволжья придуман образ – «сказочный».