Этот проект предназначался для того, чтобы заменить собой построенное в 1970-е гг. здание «Президент-сервиса» на участке, в трех сторон окруженном комплексом «Миракс-Плаза». Президентская служба уже переехала в новый корпус, а на этом месте предполагалось соорудить еще одну офисную часть «плазы» – по заказу того же «Миракса». Проект выбирали долго – полтора года точно, среди ранних предложений были даже две башни, аналогичные небоскребам «плазы». В таком случае на углу Кутузовки и Третьего кольца, наверное, вырос бы стеклянный лес, мини-Сити. Но этого не произошло, два итоговых проекта делали Александр Асадов и Николай Лызлов, и окончательным (на момент, когда кризис остановил планы «Миракса») стал проект Николая Лызлова.

Здание, которое должно было заменить «Президент-сервис» – это простой и крупный параллелепипед с большим внутренним двором. Снаружи он покрыт серебристой металлической сеткой, которую Николай Лызлов, но его собственному признанию, «подсмотрел» на здании посольства Нидерландов в Берлине, построенного Ремом Колхасом. Сетка мелкая и, несмотря на некоторую прозрачность, она делает фасад совершенно закрытым, «завернутым». Что немного похоже на эффект зеленой сетки, которой дома затягивают во время реконструкции – видно, что внутри что-то есть, но не очень понятно, что.

Три стены, обращенные к корпусам Миракс-плазы, затянуты целиком, и становятся совершенно нейтральным фоном для более активных каменных фасадов Сергея Киселева. На четвертом – единственном свободном, который выходит в сторону улицы Кульнева и поэтому играет роль парадного – в сетчатой «коже» возникают асимметричные прямоугольные проемы. Их немного, большинство – углубления, но есть два блестящих стеклянных выступа-экрера. Вместо одной фактуры получается три: сетка, провал, выступ. Все вместе напоминает увеличенную во много раз игру в «морской бой», где роль клеток исполняют стыки сетчатых пластин. Самый маленький «корабль» – отверстие размером в одну клетку (высотой в один этаж), самый большой – четыре на четыре. Внизу несколько клеток сливаются в горизонталь и образуют прорези входов. Они-то и дают представление о масштабе здания, который, нависая над щелью входа, кажется совершенно циклопическим. Здание – гигантский сверток. И что-то в нем завернуто?

Все верно, главное тут – внутри. Внутри – огромный атриум, интерьер, который Николай Лызлов называет не иначе как «пиранезианским». Надо сказать, что два привычных слова  – «атриум» и «интерьер», к этому пространству совершенно не подходят. А вот «пиранезианский» – подходит замечательно. Совершенно справедливое определение – эффект, сходный с фантастическими гравюрами Пиранези, здесь, безусловно, присутствует. Важно, что его добивались, по-видимому, целенаправленно – и как следствие, особенно интересно наблюдать, из чего складывается этот пугающе-романтический образ в рамках минималистической модернистской архитектуры.

Прежде всего это, конечно же, размер. Внутри – не то что снаружи, здесь нет сетки, все 16 этажей налицо, прочерчены рядами лоджий. Такой атриум – это уже не атриум, а крытая площадь, кусочек города, свернувшийся, как улитка, внутрь себя. В принципе, для современной Москвы 16 этажей – почти норма. Но это в том случае когда они расставлены грибами и пластинами по городу, когда на них можно посмотреть издалека, а подойдя ближе, уже интересоваться только подъездом. Здесь так не получается – оттого, что пространство свернуто и перекрыто сверху, его масштаб концентрируется и заставляет себя уважать. Потому что пространство с потолком мы все же привыкли считать интерьером, а для интерьера оно огромно. «Потолок» глубокими бетонными ребрами расчерчен на клетки – размером этак 8 на 8 метров каждая – в каждой такой клетке запросто можно было бы уместить вполне приличную жилую комнату.

Циклопическую кровлю поддерживают три столь же немаленьких круглых столба, диаметром по три метра каждый – впрочем, при 16-этажной высоте они все равно оказываются не толстыми, и даже стройными. Опоры выстроены в ряд, отчего почему-то возникает ассоциация с фонарными столбами – тогда-то и становится ясно, какие они большие. Но самый сильный прием, на мой взгляд, состоит в том, что два столба частично «утоплены» в офисных этажах. К одному из них прилепилось нечто вроде семиэтажного прямоугольного улья – домик нанизан прямо на столб и висит на нем. Получается дом, нанизанный на большой столб и окруженный городом – город в городе. Нижняя часть другого столба утоплена в массе этажей, которые по диагонали, подобно амфитеатру, расширяются книзу, отвоевывая у атриума дополнительное пространство.

Гигантское, замкнутое и ячеистое пространство должно было стать впечатляющим – хочется, чтобы дом построили хотя бы для того, чтобы попасть внутрь и почувствовать, как оно. Впрочем, рисунков тоже достаточно – более того, в графическом виде проект даже приобретает дополнительное, собственно «пиранезианское» обаяние (вспомним, что и Пиранези нам известен прежде всего в виде гравюр). Во всяком случае очевидно, что этот проект, хотя и делался в расчете на реализацию, вполне способен существовать в виртуальном виде – в нем ощущается довольно-таки большой «бумажный», а значит – содержательный потенциал.

Во-первых, новое здание совершенно непохоже на окружающие корпуса «Миракс-плазы» Сергея Киселева – что, по словам Николая Лызлова, устроило авторов обоих проектов. Оно даже до некоторой степени противоположно «плазе» – она выглядела бы при таком соседстве почти дворцом, несмотря на интеллигентную скромность киселевского проекта по меркам прошлогодней Москвы. То есть если Миракс-плаза – проект сдержанный, то этот, прижившийся у  него во дворе – и вовсе минималисткий. Он, как и многие другие проекты Николая Лызлова, выглядит декларацией минимализма. Но не только.

Во-вторых: проект очень похож на семидесятническое здание «Президент-Сервиса» (в чем несложно убедиться, т.к. последний еще не разобран). Он такой же прямоугольный, с таким же внутренним двором, с такими же полосатыми окнами. Правда, новое здание в проекте покрупнее, двор перекрыт кровлей, а окна заменены на балконы, к тому же затянутые снаружи сеткой, но преемственность ощущается. Даже не зная о том, что Николай Лызлов – искренний поклонник и ценитель архитектуры 1970-х, а просто взглянув на проект – можно подумать, что архитектор решил построить на месте «Президент-Сервиса» его честного преемника.

Пространство атриума можно даже истолковать как пластическое размышление на тему модернистской архитектуры и современного города – этот крытый двор похож на кусок улицы, взятый «отдельно», сжатый, укрупненный – отсюда и эмоции. До некоторой степени это спектакль – сравнение архитектуры с театром страшно затерто, но в данном случае (в отличие от многих других) оно уместно. Причем пьеса – явно про модернистский город, а характерную для антиутопическую жуть автор как будто бы даже делает одним из героев произведения (может быть даже главным). Во всяком случае, если не пьеса, то архитектурная фантазия. Что возвращает нас обратно от модернизма к Пиранези.

Третья и по-моему главная особенность проекта – этакая латентная (то есть скрытая) классичность. Слоновьи ноги круглых столбов могут напомнить колонны, ячейки потолка – кессоны, ступенчато спускающиеся с южном торце балконы – амфитеатр. Разумеется, все это очень отдаленно напоминает прообразы (если они есть), но это, кстати говоря, лишь обостряет впечатление. Потому что труба для коммуникаций и балки атриума могут быть любого размера, а вот 16-этажная колонна или кессон площадью со среднюю жилую комнату – это подавляет.

Здесь хочется вспомнить две вещи. Что архитектура любимых Николаем Лызловым 1970-х развивалась от минимализма и брутализма к очень своеобразному, но классицизму. Например, похожие квадратные кессоны (только ощутимо поменьше размером) можно найти в павильоне ленинского паровоза, построенного Леонидом Павловым.

А также – что русский авангард в конце 1920-х занимался геометрическим очищением и переосмыслением классических форм. Небольшие элементы вырастали и абстрагировались до полной (или почти полной) неузнаваемости, раскрывая свою геометрическую природу.

Мне кажется, что в этом проекте Николая Лызлова происходит нечто подобное – заявка на движение к какую-то такую сторону, куда падает тень от колонн. Правда, здесь переосмысливается не образ храма и не форма колонны, а – романтический дух гравюр Пиранези. Которые на поверку оказываются даже очень близки современной архитектуре.