Первый номер журнала появился примерно полгода назад, и также был презентован профессиональному сообществу в музее архитектуры в сопровождении выставки и лекции одного из героев выпуска. Но тогда было лето, было весело, недавно закончилась «Арх-Москва», и праздник появления нового издания тоже прошел на радостной ноте. Теперь же, в мрачноватом кризисном декабре, когда (перефразируя анекдот), одних уже уволили, а другие боятся – в меру торжественный выход в свет второй книжки ‘SPEECH’-a выглядит как обнадеживающий признак устойчивости профессии несмотря ни на что. Впрочем, сейчас все события почему-то кажутся происходящими либо из-за кризиса, либо вопреки ему.

Тема второго номера – реконструкция и перепрофилирование старых зданий под новую функцию, емко выраженная словами «вторая жизнь», а в переводе – afterlife, что парадоксально совпадает с понятием, над которым надругались польские архитекторы в своем павильоне на биеннале, за что и получили «Золотого льва». Но в журнале – никаких шуток, все очень серьезно и основательно. Он даже не очень-то похож на привычный профессиональный журнал – кроме того, что в нем нет рекламы (это понятно – издание целиком финансируется мастерской Сергея Чобана, Павла Шабурова и Сергея Кузнецова SPeeCH и носит похожее название) – в нем также нет никаких новостей. Добавим к этому много убористого текста на двух языках – и получим (типологически) нечто среднее между журналом и тематическим сборником статей.

Впрочем, тема актуальная. Идеями перепрофилирования старых зданий, устройства лофтов и культурных центров в заводах и фабриках московские интеллектуалы бредят уже лет примерно пять-семь. Есть классические иностранные образцы, прежде всего это лондонская галерея Тейт модерн, в Москве также имеются свои хорошо известные примеры, правда, не всегда веселые. Как раз где-то полгода назад был окончательно расселен центр дизайна Art-Play. В Москве вообще наряду с перепрофилированием в последние годы был даже более популярен другой прием, который хочется назвать эразцем: сделать из старого завода культурный центр, чтобы поднять престиж места, а потом все сломать и построить на месте с поднятым престижем дорогой офисный центр. Ведь хорошо известно – офисы класса «А+» в старом здании никак не соорудить. 

Но в том-то и дело, что журнал упоминает о классических примерах лишь вскользь – в общих обзорах. В остальном в нем собраны здания не столь звучные, хотя не менее интересные и разнообразные по функции. Например, синагога, перестроенная Сергеем Чобаном в Берлине из электростанции 1922 года (единственный объект учредителя в журнале), или – лондонская евангелистская церковь, приспособленная Харри Хандельсманом под 14 лофтов. Но по большей части случаи конверсии касаются все же промышленных, военных (база французских подлодок времен второй мировой) и прочих утилитарных зданий. Возникает неполный (издатели и не претендуют на полноту, т.к. тема уже сейчас огромна), но разноплановый обзор, который обильно сопровожден статьями общего плана – историей вопроса от Бернхарда Шульца, местами искрометной статьей Владимира Седова об истоках  российского отношения к памятникам (в которой уважаемый профессор делает попытку найти ответ на вопрос, почему же в нашей части света исторические здания постоянно стремятся обновить и мало кто заботится о сохранении подлинности). В российском контексте особенно остро звучит второй аспект темы второй жизни – сохранение. О нем – интервью Натальи Душкиной, его же изящно венчает текст Венецианской хартии, опубликованный в разделе «хрестоматия». Впрочем, идеи борьбы за памятники остаются на фоне. Журнал архитектурный, и его основной материал – практика. 

Для практики тема реновации актуальна по многим причинам. Мне лично важнее других кажется тот факт, что из реконструированных (то есть частично сохраненных) зданий иногда получаются очень интересные пространства, присутствие которых в современной архитектуре очень ее оживляет. Хотя делает это несколько иначе, чем здания-аттракционы. В чем-то скромнее, но в чем-то богаче.

Потому что для современной архитектуры, как это ни парадоксально звучит, нет материала более драгоценного, чем старое здание. Оно несет в себе не только иную фактуру, но и иное содержание, а следовательно, обогащает так, как этого не сделает ни одна, даже самая отвязная, выдумка. Само по себе ощущение материальной подлинности – это для нынешней архитектуры подарок, она становится все более эфемерной, (блестящей, прозрачной, плоской, пластмассовой), а от этого иногда – игрушечной. Связь со старым зданием обличает эфемерность современных материалов, но и дает им точку отсчета, сталкивая с более весомой материей, старой и поэтому нагруженной смыслами.

Некоторые реконструированные здания (особенно культурные центры) воспринимаются даже как своеобразные музеи старой архитектуры – тем более, как правило такой, которую помимо музея не увидишь (газгольдерные башни, заводы, военные базы проч. – как их иначе посетить?). Отсюда и аттракцион, но особый, музейный, не такой, как Диснейленд.

Это мне кажется главная ценность «второй жизни». Можно также говорить о прагматической выгоде – вроде бы на первый взгляд звучит логично, что поддерживать, вместо того, чтобы сносить и строить должно быть выгоднее – но эта выгода, как выясняется, не очень очевидная. Москва прошедшего десятилетия наглядно показала, что дешевле снести и построить заново, потому что то, что заново построенное, будет дороже продаваться. Правда, сейчас кризис, офисы дешевеют, может, будет расти спрос на более дешевые не люксовые решения. Может быть, тема «второй жизни» сейчас даже и более актуальна, чем когда-либо.

Отправить электронную заявку на приобретение журнала по адресу: [email protected]