Важные глупости Питера Кука

Серьезные и скучноватые коллеги побаиваются их и, так же как великих ученых средневековья, называют сумасшедшими. Крупные строительные корпорации, привыкшие строить по проверенным десятилетиями технологиям, наверняка были бы не прочь сжечь их на костре. Но без экспериментаторов невозможен прогресс. И хотя смелые идеи остаются только на бумаге, люди вспоминают о них спустя годы, когда реальностью становятся самые невероятные прогнозы.

Группа Аркигрэм (расшифровывается как симбиоз архитектуры и телеграммы) была основана в 1960-х годах, во времена нового технологического бума и психоделической революции. Ее участники - Питер Кук, Уоррен Чок, Деннис Кромптон, Дэвид Грин, Рон Херрон и Майк Уэбб - никогда не строили вместе, однако их влияние на архитектуру заметно и сегодня. По мнению многих историков, большинство уникальных зданий второй половины XX века не появились бы на свет, если бы не было "Города, который нужно только подключить", "Шагающего города", "Моментального города" и других проектов, созданных "великолепной шестеркой". С 1961 года группа выпускала одноименный журнал, в котором доступно рассказывалось о новых работах.

Можно ли научиться творчески мыслить? Почему футуризм снова в моде? В каком случае глупость может быть полезной? На эти и другие вопросы отвечает основатель и лидер Аркигрэма, профессор школы Бартлетт Питер Кук.

В чем заключалась новизна Аркигрэма?
Питер Кук: - Мы были изобретателями, черпали идеи в новых технологиях. Важно и то, что мы пропагандировали оптимизм и противопоставляли себя архитекторам, которые чересчур серьезно относились к своей сфере деятельности и считали, что она понятна только коллегам по цеху. Пробуждение интереса к Аркигрэму - следствие очередного витка моды, интересное еще и потому, что сегодня у нас есть возможность проанализировать ситуацию в 1960-е годы. Я счастлив, что некоторые наши идеи используются сегодня.

Какое определение вы бы дали современной архитектуре?
П. К.: - Она должна сочетать в себе мечты и реальность, учитывать все многообразие ресурсов, технологий, идей, аккумулировать прошлый опыт, но не повторять его. Цивилизации нужно двигаться вперед.

В этом году Королевский институт британских архитекторов присудил Аркигрэму Золотую медаль. Нас ждет очередной всплеск футуризма в архитектуре?
П. К.: - Думаю, да, ведь подобные события цикличны. Но, надеюсь, мы не станем возвращаться к "славному прошлому". Возрождение должно перенести идеи в иное измерение, открыть новые имена. Последние 30 лет архитектура идет предсказуемым путем, развивается в узком спектре возможностей. Эксперименты раздвигают границы архитектуры, этим они и ценны.

А где пролегают эти границы?
П. К.: - Не уверен, что они вообще существуют. Как заметил Ханс Холляйн, "все есть архитектура". То есть все вокруг нужно воспринимать как потенциал для нашей работы. Я разделяю это мнение.

Что такое концептуальная архитектура по Куку?
П. К.: - Она не связана с экономикой, функцией или конструкцией. Она ориентирована на другие ценности, ищет смысл не только в очевидных вещах. Так и хорошие режиссеры снимают фильмы, основная мысль которых выходит за рамки сюжета.

Вы работаете над самыми разными заказами - отдельными домами, районами и целыми городами. Существует ли какая-то особенность, фирменный знак, заметив который, каждый сразу скажет: "Да, это проект Питера Кука"?
П. К.: - Главное, чтобы моя архитектура постоянно пребывала в состоянии метаморфоз, все время развивалась и менялась. В ней должны быть театрализованность и функциональность. На мой взгляд, здание не может выполнять лишь одну задачу, нам нужно расширять возможности человека. Например, когда я проектировал Музей современного искусства в Граце, то предполагал, что помимо осмотра экспозиции посетители смогли бы любоваться видами из его окон, следить за ходом экспериментов с применением компьютеров. Мне кажется, что и жилище должно быть не просто местом, где спят и едят. Архитектору нужно находить новые принципы организации пространства, где человек проводит свободное время, расширить его сознание. Причем создавать подобные проекты можно не только с помощью архитектурных, но и других приемов. Пока у нас недостаточно возможностей для использования зданий.
Во времена моей юности интерьер многих английских домов состоял из большой гостиной, где вечером собиралась вся семья, и нескольких маленьких спален. Думаю, таким же было типичное жилище и в России 1940-50-х годов. Сегодня мир совсем другой, сценарии жизни различны. Вы имеете возможность вести бизнес с помощью сотового телефона, увидеть весь мир на экране компьютера и смотреть новости по телевизору, одновременно делая утреннюю зарядку. И архитектура должна идти в ногу со временем.

Вам удалось воплотить эти идеи в крупномасштабных работах?
П. К.: - Прежде чем приступить к проектированию нового испанского города Пинто, мы провели специальное исследование. Было интересно узнать, как люди проводят время вне офиса или квартиры. Мы постоянно искали новые способы сделать поселение более удобным именно в это "промежуточное" время. Обычно современные здания напоминают составленные вместе коробки, в одной из которых можно спать, в другой - готовить еду, в третьей - работать.

Возможно, многое зависит и от уровня профессионального образования.
П. К.: - Действительно, большинство преподавателей так говорят студентам: "Вначале вы должны научиться проектировать коттедж на одну семью, потом офис, потом, к примеру, автобусную остановку". Никто даже не задумывается, каким может быть автобус или транспорт вообще. Я был поражен тем фактом, что в Москве вы взмахом руки останавливаете несколько машин, не обязательно такси, и владелец каждой будет готов вас подвезти. В Китае я ехал в маленьком автобусе, рассчитанном на 12-14 человек, - это нечто среднее между частным и общественным транспортом. Недавно я видел, как из здания аэропорта во Франкфурте вышел человек, разложил складной мопед и, ко всеобщему изумлению, укатил. Мопед был просто дополнительным средством передвижения. Архитектуры обязаны учитывать подобные вещи.

В таком случае, архитектура - продолжение нашего тела?
П. К.: - А также расширение границ восприятия. Часто отдельную комнату отводят только для одного вида деятельности. Но ведь она может быть телевизионной студией, булочной, кафе, домом для кошки и мало ли чем еще. Кстати, поэтому мне интересны проекты реконструкций складов и других промышленных сооружений, в которых устраивают жилые апартаменты. Конечно, я стараюсь создавать здания, интересные с эстетической точки зрения, но в них всегда должно быть что-то новое. В этом и заключалась идея Аркигрэма. Если, скажем, стена из наполненных дымом мешков выполняет свои функции лучше традиционной (из кирпича или бетона) - о'кей, давайте возведем дом по такой технологии. Хорошо, что мой визит организовала фирма, производящая лифты, - мне всегда было интересно, как человек может передвигаться в пространстве. Было бы хуже, если бы компания занималась производством камня...

Вы - профессор в известной архитектурной школе Бартлетт. Как вы разъясняете свои идеи студентам?
П. К.: - Это нелегко. Надо приводить множество примеров, обязательно поощрять инициативу. К сожалению, многие студенты очень старомодны. Оказывается, молодость не означает раскрепощенность. Я знаю учащихся, которым по 18 лет, но думают они, как 55-летние. Все зависит от поколения - представители одного буржуазны и узколобы, другого - свободны от предрассудков.

Удивительно, как вам удается сохранять в себе страсть ко всему новому.
П. К.: - Приходится искусственно окружать себя оптимистами, которых ищешь по всему миру. Иногда бывает тяжело, у меня случаются депрессии, особенно если ученики скучны. Но это происходит редко, так как они обычно держатся от меня подальше. Узнав, что я и другие близкие мне по духу преподаватели работают в школе Бартлетт, многие студенты даже пугаются. Я заметил, что большинство просто хотят получить диплом и начать работать. Часто они стараются меня перехитрить, предполагая, что "раз профессор Кук любит концептуальные проекты, давай-ка и я сделаю что-то подобное, чтобы получить хорошую оценку". На самом деле такие учащиеся не могут дождаться того момента, когда я оставлю их в покое, они вернутся в родной город и будут заниматься тем же, чем и их отцы. Что я могу на это сказать? Я идеалист, но в то же время достаточно старый и циничный человек. Понимаю, что большинство студентов - милые дети практикующих архитекторов. Вряд ли и в России есть студенты архитектурных вузов, отцы которых, скажем, шахтеры.

Как вы думаете, можно ли научиться творчески мыслить?
П. К.: - Не знаю... Мудрый педагог может так представить предмет, что за описанием каких-то фактов студенты найдут нечто большее.

Каким станет жилище будущего?
П. К.: - Думаю, что оно превратится в гибрид здания и средства передвижения. Я не имею в виду такие масштабные проекты, как "Шагающий город". К примеру, синтез стула, автомобиля и тента. Произойдет это тогда, когда мы найдем менее шумный и чадящий транспорт, чем современный автомобиль.
Думаю, архитектура станет доступнее, и люди скоро поймут, что сами могут проектировать. В моих работах какие-то элементы обращены к профессионалам, какие-то - к простым людям, например, использование пластиковых помидоров или других смешных и глупых вещей. Я всегда любил игрушки. Мне нравится бывать в Японии, потому что, как и нам, англичанам, жителям этой страны нравятся всякие глупости. А они очень важны для архитектора.

Самые важные вещи - глупые? Вы имеете в виду "наивные"?
П. К.: - Это любопытный вопрос. Под "глупостью" я понимаю желание изменить обычный ход вещей. Допустим, вы можете сказать своей подружке: "Пойдем, сделаем какую-нибудь глупость - возьмем лодку, поплывем на остров и там, ну, не знаю, сварим пиво". В данном контексте глупость - это осознанное желание расширить свои возможности. Наивность же может быть полезна только в редких случаях.

То есть "глупый" - значит "другой"?
П. К.: - В принципе да. Дело в том, что некоторые архитекторы даже страдают от своего разума. Они настолько интеллектуальны, что им становится нелегко принять решение, они не могут мыслить спонтанно.

Как вы представляете себе собственный идеальный дом?
П. К.: - Он будет похож на магазин игрушек. Его интерьер сможет адаптироваться к моему настроению. К сожалению, у меня никогда не было собственного дома. Мы всегда жили в квартире - я, жена, наш сын и три компьютера. Еще у нас есть сад, что меня очень радует.

Что вы чувствуете как архитектор-футурист, когда будущее становится настоящим?
П. К.: - Будущее - сейчас. И всегда так было. Только скучные архитекторы говорят: "Нет, вы не должны делать футуристические проекты - нужно что-то более понятное, рациональное". Подобные специалисты всегда хотят, чтобы таких людей, как я, относили к отдельной категории и называли утопистами или концептуалистами. Для них так безопаснее, ведь тогда можно сказать: "Мы - реалисты, а они - концептуалисты". Оказывается, концептуалисты как раз и становятся хорошими практиками, а так называемые реалисты - просто скучными архитекторами. Мне не нравится, что экспериментаторов исключают из мэйнстрима.

Что произойдет с модной сегодня виртуальной архитектурой?
П. К.: - Она постепенно интегрируется в обычную, так же как в свое время телевидение и центральное отопление стали частью наших жилищ. В школе Бартлетт есть "пещера" виртуальной реальности, которую мне уже удалось исследовать. С помощью специального шлема я нарисовал серию эскизов и виртуально сквозь них прошел. Ощущения фантастические! У меня даже есть студенты, которые пишут диссертации на эту тему.

Каково ваше мнение о современной архитектуре Москвы?
П. К.: - Надеюсь, в вашем городе будет все меньше стилизованных под старину зданий. Я понимаю, почему появился исторический постмодернизм, все эти колонны - после стольких лет социализма хочется буржуазной эстетики. Но это переходный период, так же как наутро после шумной вечеринки у человека болит голова. Когда боль пройдет, нужно собраться с силами и сделать в доме уборку. А потом создать что-то оригинальное.

Недавно отмечалось столетие Ивана Леонидова - нашего великого архитектора-визионера. Он и другие представители русского авангарда оказали влияние на вас?
П. К.: - Мое поколение студентов живо интересовалось тем, что происходило в России в 1920-х годах. В библиотеке Архитектурной ассоциации, где я учился, была книга Якова Чернихова "Архитектурные фантазии. 101 композиция", которую держали под замком. То был настоящий ритуал: я и мой друг брали ключ, открывали шкаф, бережно доставали фолиант и часами изучали его. В моем проекте Superhouston можно заметить какие-то отголоски русского авангарда. Конечно, меня вдохновлял и Леонидов. Недавно мне рассказали, что на склоне лет он зарабатывал на жизнь, делая макеты. Это настоящая трагедия. Я не верю в необходимость страданий для творческого развития. Пикассо был прекрасным художником и при том хорошо зарабатывал. А Леонидов умер в нищете, его работы не были оценены современниками. Подобный факт подтверждает мой постулат, что не надо разделять мейнстрим и концептуалистов, ведь кто-то может сказать, что Леонидов слишком эксцентричен, потому его рисунки никому не нужны - время стоит тратить только на строительство настоящих зданий из настоящего бетона. В культуре советского общества что-то было не так. Леонидов должен был работать как минимум преподавателем архитектуры. Слава богу, я хотя бы профессор, а не макетчик...