Независимость Гленна Мерката

Телевидение, Интернет, журналы и газеты за считанные дни способны создавать новых знаменитостей и низвергать их с пьедесталов. Звездам прощается все, даже посредственность. Однако жюри самой престижной международной награды в области зодчества - премии Прицкера - решило пойти другим путем, выбрав ее новым лауреатом малоизвестного, но не менее достойного архитектора Гленна Мерката.

В течение 23 лет премия Прицкера вручалась всемирно признанным мастерам - Фостеру, Херцогу, де Мерону, Пиано, Кулхасу, Сизе, Росси, Монео и другим законодателям мод своего времени. Для большинства из них она стала еще одной, пусть даже самой престижной, наградой в длинном ряду призов, дипломов и званий. Ее вручение отчасти напоминало торжественное награждение Леонида Брежнева очередной медалью Героя Социалистического Труда. Наконец комитет премии Прицкера понял, что изменения в мире происходят очень быстро, поэтому смысла в поощрении мэйнстрима уже нет, надо прогнозировать, рисковать. Найти новое архитектурное течение, сделать его темой обсуждения - вот настоящий вызов эпохе гламура.

"Прицкер" стал ближе. Теперь у российских архитекторов появился новый стимул не плыть по течению, не искать компромиссов, а создавать оригинальные объекты. Оказывается, даже проектируя небольшие загородные дома, можно стать лучшим архитектором года, причем для этого необязательно содержать штат из сотен сотрудников и открывать офисы в нескольких странах мира.

Почему в Австралии хорошая архитектура? Стоит ли идти на компромисс? Может ли дом одеваться и раздеваться? На эти и другие вопросы отвечает лауреат премии Прицкера 2002 года, австралийский архитектор Гленн Меркат.

В отличие от большинства известных зодчих вы работаете один. Не доверяете другим?
Гленн Меркат: - Не совсем так. Я - "беспокойная душа" и предпочитаю разнообразие в жизни. Люблю одновременно общаться с несколькими клиентами, работать над многими проектами. Большинство зодчих разрабатывают идею в течение трех, четырех, пяти лет, а я за это время успеваю построить около 25 небольших объектов и поэкспериментировать. На мой взгляд, чем меньше людей участвует в проектировании, тем проще принимать решения и организовать процесс.

Вы много путешествуете, преподаете в Финляндии и США, но строите только в Австралии. Уверен, вас приглашают работать и в другие страны...
Г. М.: - Австралийская культура сильно отличается от европейской или американской, а создавать проекты надо в культурном контексте, который знаешь лучше всего. Для меня практика за рубежом означает полную реорганизацию всего процесса проектирования. Не хочу и не собираюсь этого делать. Мне уже 66, и я уже 33 года работаю по собственному принципу. Я доволен жизнью, люблю общаться с жителями моей страны - к чему меняться?

Кто из архитекторов оказал на вас ощутимое влияние?
Г. М.: - В молодости - Йорн Утсон, Алвар Аалто, сэр Лесли Мартин. У меня был чудесный профессор в университете, интегрированно преподававший проектирование и инженерные конструкции. Его предмет назывался "Непрерывность в природе". Мы говорили о разных формах, которые принимают объекты. Например, изучали, как растут деревья, как под воздействием ветра сгибается ствол, как к нему крепятся ветки, как в природе работают силы сжатия и натяжения. Потом сопоставляли знание о таких "природных проектах" с нашими практическими навыками. Рассматривали строение крыльев самолета, наблюдали, как они колышутся наподобие веток, рассчитывали давление воздуха, находили общие законы для естественной и искусственной среды. Это был ценнейший опыт. Позднее большое впечатления на меня произвел "Стеклянный дом", спроектированный Пьером Шеро в Париже. Он служит доказательством того, что модернизм может существовать в современном мире и не быть догмой, оставаться "открытым вопросом".

Читая лекцию в Москве, Питер Кук, один из самых авторитетных архитекторов-визионеров, заметил: "Смотрите на австралийцев, за ними - будущее". Как вы прокомментируете это высказывание?
Г. М.: - Австралия очень молода и представляет собой невероятное смешение народностей. После Второй мировой войны к нам приехало много эмигрантов, в том числе и из России. Кстати, среди моих предков были русские. Австралийский феномен, гармоничное сосуществование представителей различных культур, способствовал выработке свободного мышления. А именно оно - залог формирования талантливых молодых профессионалов. Правда, чтобы почувствовать свободу, необходимо понять ограничения. Свобода - вещь в себе, абстракция. Нужно определить границы архитектуры и попытаться их раздвинуть.
Австралия - страна с очень разнообразной флорой и фауной, некоторые ее районы сохраняли первозданный облик в течение сотен тысяч лет. Поэтому важнейшая задача для большинства моих коллег-соотечественников - понять природу. Мы работаем вместе с климатом, а не против него.

Большинство спроектированных вами домов возведены в очень живописной местности. Помогаете ли вы заказчику выбрать место для жилища?
Г. М.: - Конечно. Как сказал один из моих клиентов, в это время я напоминаю искателя воды с ивовым прутом. Я исследую участок: смотрю, где протекают ручьи, какая растительность его покрывает, откуда дуют ветры. Австралия, как и Россия, - очень большая страна, с несколькими климатическими зонами, от тропической до умеренной. Я работал во всех, и для каждой следует выбирать определенный тип дома. При этом нужно учитывать все данные - широту, высоту над уровнем моря, возможность использования бризов, среднюю температуру сезонов и т.д.

Какие принципы вы используете при проектировании?
Г. М.: - Обязательно определяю, где север, потому что в южном полушарии солнце находится преимущественно на северной стороне, а горы и холмы могут заслонять его. Для строительства всегда выбираю самое непривлекательное место участка. Строить на лучшем - значит его испортить. Спроектированные мною дома достаточно длинны и узки, "протянуты" с востока на запад; северная сторона приподнята - оттуда обычно открывается отличная панорама. Линейная структура постройки продиктована климатическими условиями.
Я всегда применяю принципы биоклиматического дома, в частности, естественную вентиляцию. У многих построек есть веранды, расположенные с разных сторон здания. Веранда приближает нас к природе, и хотя вы находитесь дома, но имеете возможность почувствовать направление и силу ветра, температуру воздуха, интенсивность солнечных лучей. Контроль над микроклиматом осуществляется с помощью разработанных мною систем. Здание способно одеваться и раздеваться практически так же, как человек. Например, зимой мы надеваем пальто и шапки, летом постепенно снимаем одежду и в конце концов оказываемся на пляже в купальном костюме. Жилище - еще один кожный покров человека. Стена может состоять из нескольких экранов - теплоизолированного, влагонепроницаемого, солнцеотражающего, противомоскитного и других. Конструкция оконных рам позволит управлять естественной вентиляцией, а шторы защитят от перегрева. Ваш гардероб разнообразен - существует и много вариантов "одежды" дома.

Есть ли в австралийских домах центральное помещение? Например, у россиян таким помещением считается кухня или столовая.
Г. М.: - Мы тоже проводим много времени в этих комнатах, что сказывается и на планировках моих домов. Австралийцы очень демократичны, поэтому чаще всего кухня представляет собой единое помещение со столовой и гостиной. Их объединение произошло относительно недавно, после Второй мировой войны. Прежде у нас был принят более строгий, британский тип планировки.

Каковы основные этапы создания дома?
Г. М.: - Прежде всего, я нахожу место на участке, где новый объект будет минимально затрагивать ландшафт. Здание обычно ставится на сваи, чтобы обеспечить вокруг него вентиляцию. Лишь в редких случаях, когда строительство ведется в холодном климате, делается другой фундамент. Конструктивная основа появляется очень быстро, потом к ней крепятся остальные элементы - деревянные или стеклянные стены, мобильные перегородки, системы экранов и т.д. Для некоторых районов Австралии я проектирую дома с двойной крышей - одна плоскость дает тень, другая выполняет защитную функцию. Часто использую кровлю, созданную по принципу крыла самолета: благодаря разнице давления воздуха под и над "крылом" из помещений вытягивается воздух, что обеспечивает естественную вентиляцию.

Загородный дом - это портрет его владельца, и нужно быть хорошим психологом, дабы понять, что требуется заказчику.
Г. М.: - Как заметил Мис ван дер Роэ, "хорошее здание - значит хороший клиент". Мне повезло с заказчиками. Правда, есть одно "но". Мой отец говорил, что "каждый компромисс, на который ты идешь, характеризует твоего будущего клиента". Другими словами, если делаешь то, что расходится с твоими убеждениями, то кому-то может понравиться результат. И новый клиент закажет именно то, что было для тебя компромиссом. В каждой новой работе следует развивать свои идеи, а не искать простых путей.
Конечно, архитектор должен быть хорошим психологом. Кстати, среди моих заказчиков встречаются представители этой профессии. Некоторые из них утверждали, что пациентам они задают примерно те же вопросы, которые я задавал им в процессе проектирования. Чтобы построить хороший дом, нужно разбираться в природе человека, понимать его.

Виллу, построенную для Мари Шорт, вы инспектировали в течение суток. Вы так работаете с каждой новой постройкой?
Г. М.: - С большинством. Сейчас, кстати, я являюсь собственником этого дома. Говорю коллегам: если вы хотите построить себе идеальное жилище, спроектируйте его для клиента, а через 20 лет выкупите. Многие заказчики становятся моими друзьями. Обычно я какое-то время живу в только что построенном доме, а впоследствии меня часто туда приглашают. Я исследую дом во всех состояниях: днем и ночью, при различном освещении, направлении ветра, при большом скоплении гостей и когда в нем живут только хозяева.

Вы много экспериментируете с цветом, но предпочитаете натуральные оттенки. Например, Борал-хаус очень похож на упавший на землю кусок голубого неба. Насколько важен цвет в архитектуре и есть ли у вас любимые оттенки?
Г. М.: - Честно говоря, любимых нет. Австралийские земли очень разнообразны - от тропических зарослей до пустынь, и в каждой зоне превалирует определенная цветовая гамма. На севере и в пустынных районах - рыже-красная, в прибрежных зонах больше деревьев, которые добавляют к палитре красивый серый тон. В Австралии нет зеленого цвета в европейском или российском понимании, у нас доминируют различные оттенки красного. Поэтому многие мои постройки окрашены в серые тона. Я часто делаю оцинкованную металлическую кровлю с рифлением, которая "впитывает" цвет неба. Если рифление горизонтальное, то верх рифленой поверхности ловит верхний свет, а низ - отраженный от земли. Таким образом подчеркивается горизонтальная природа здания и получается необычная игра света. Я всегда выбираю материалы, которые взаимодействуют с окружением.

Как и лучшие образцы модернизма, большинство спроектированных вами зданий имеют очень простую форму. Разделяете ли вы идеалы этого стиля?
Г. М.: - Я был воспитан на них, в частности, на архитектуре моего отца. Подростком я узнал о работах Мис ван дер Роэ, потом познакомился с творчеством Чарльза Эймза, Гордона Дрейка, Крэйга Эллвуда. Дело в том, что принципы надо научиться трансформировать, ведь они представляют собой вопросы, а не ответы. Что такое технология? Что такое окружение? О чем рассказывает место, где будет возведен дом? Эти простые вопросы актуальны и для жаркого, и для холодного климата. Часто задаю себе еще и такой вопрос: "Прозрачен" ли ландшафт на месте будущей постройки?" В некоторых регионах Австралии пространство далеко просматривается сквозь деревья. Многие растения - вечнозеленые, однако спасаются они от жары, а не от морозов, как в Европе или Америке. Они не подставляют листья солнечным лучам, а наоборот, поворачивают боком. Еще одна особенность - свет на нашем континенте падает таким образом, что элементы ландшафта визуально разделяются, а не объединяются, как в Европе. Такое разделение обусловило невероятную четкость восприятия местности.

Каким образом вы комбинируете разные материалы в одной постройке?
Г. М.: - Я использую бетон, металл, дерево - прекрасное природное сырье, его ресурсы возобновляемы, к тому же энергозатраты при производстве древесины крайне малы. Если скреплять материалы не намертво, а, например, с помощью болтов, то их можно применить еще раз. Возможность разъединения элементов постройки столь же важна, как и соединение. Когда дом станет не нужен, его разберут, а элементы пригодятся для нового здания.

Какие материалы вы никогда не станете использовать?
Г. М.: - Я очень аккуратно подхожу к их выбору: чем дороже, тем меньше вероятность применения. В Греции я научился очень простому принципу. На греческих островах много извести. Гашеная известь - прекрасный природный материал, ее можно добавить в цемент, отделать стены, она водонепроницаема, хорошо отражает солнечные лучи, препятствуя перегреву помещения. Столько качеств всего в одном материале, потому он так широко применяется в Греции. А вот окрашивают там только купола церквей - в голубой или красный цвет. Природные пигменты этих цветов встречаются очень редко, поэтому они использовались лишь для особых целей, для святых мест. Я всегда интересуюсь, какие материалы считаются дефицитными в той или иной местности, а какие добыть проще всего.

На сайте премии Прицкера представлены небольшие частные дома и лишь одно крупное общественное здание - Образовательный центр Ивонны Бойд, одна из ваших новых работ. Критики утверждают, что она отличается от предыдущих.
Г. М.: - При строительстве этого здания применялись только те материалы, которые можно переработать. Например, из дерева были сделаны многие конструктивные элементы, из других природных материалов - потолки, полы, детали интерьера. Что очень важно, древесина из тропических лесов не использовалась. Проект Образовательного центра интересен тем, что я решил немного опередить время и поэкспериментировать с материалами.

Помимо загородных домов, вы реализовали много городских проектов, о которых мы, к сожалению, знаем немного. Какой контекст понять сложнее - природный или городской?
Г. М.: - Мало кто постигает природу. Надо знать все о солнечных лучах и ветре, разбираться в геологии и геоморфологии, в специфике местных растений, изучить, где гнездятся птицы и проходят звериные тропы. Это намного сложнее, чем понять, какое здание следует строить в урбанизированном пространстве. В большинстве городов культурный контекст подсказывает типологию и стиль постройки, ведь мы выросли в городе и все о нем знаем. Ландшафт, флора, фауна - тайна для архитекторов, во всяком случае пока. Но как только начинаешь ее раскрывать, в тебе просыпается невероятное уважение к природе.

Сформировался ли традиционный тип австралийского дома?
Г. М.: - Вот уже более 40 тысяч лет в Австралии существует культура аборигенов. Европейцы не полностью исследовали ее, хотя этот удивительный народ мог бы многому нас научить. Например, они никогда не располагали вход в здание на центральной оси, всегда с краю. Первые поселенцы привезли свою архитектуру - прекрасные колониальные виллы, не рассчитанные на жаркий климат. Однако были и положительные примеры: так, при строительстве некоторых вилл использовались только недорогие местные материалы. К этим домам пристроили веранды, а внутреннее пространство спланировали очень удобно.

В России веранда тоже считается важным архитектурным элементом, она есть на многих дачах и в загородных домах.
Г. М.: -Веранда - промежуточный объем между внешним и внутренним пространством, очень важный посредник между жилищем и природой.

Вы часто цитируете пословицы австралийских аборигенов. Какая вам больше нравится?
Г. М.: -"Дотрагивайся до земли легко" ("Touch the earth lightly"). Другими словами, если вы построили здание, а через десять лет его разобрали, то природный ландшафт не должен измениться. Надо минимизировать количество материалов, тщательно продумать вопросы экологии. Однако это не означает, что постройка не должна прочно стоять на земле.

К сожалению, я не обнаружил публикаций о вашем собственном доме. Пожалуйста, расскажите о нем.
Г. М.: - В Сиднее у меня еще нет дома, в котором я жил бы постоянно, пока мы делим коттедж с другой семьей, но в январе следующего года переезжаем. Я всегда мечтал сделать проект для пригородов Сиднея, где очень популярны дома на две семьи. Мы с женой хотим, чтобы новое жилище не напоминало железнодорожный вагон, а стало бы интересным пространственным опытом. Думаю, так и будет, а вы удивитесь, увидев его.

Судя по вашим работам, можно предположить, что ваш идеальный город - Бродакр сити Фрэнка Ллойда Райта.
Г. М.: - Нет, мне нравятся концентрированные урбанизированные поселения. Люблю Сидней, Хельсинки, Рим, Венецию. К сожалению, не был в Москве и Петербурге, но уверен, они также прекрасны.

Вы очень много путешествуете…
Г. М.: - Путешествия позволяют лучше узнать свою страну, взглянуть на нее свежим взглядом. Если долго остаешься на одном месте, то многого не видишь, становишься слеп.

Вы часто фотографируете свои здания. Это хобби или только автор может найти наилучший ракурс?
Г. М.: - Я увлекаюсь фотографией. Во время строительства часто снимаешь те элементы, о которых много думаешь в процессе проектирования. Некоторые коллеги считают, что мои снимки гораздо лучше отражают облик дома, чем работы профессиональных фотографов. Отчасти я согласен с ними.

Когда речь идет о российской архитектуре, западные мастера обычно вспоминают конструктивизм начала прошлого века. Повлияли ли его принципы на вашу работу?
Г. М.: - То был очень яркий период, так что в начале карьеры я подсознательно ощущал воздействие лучших примеров конструктивизма. Я никогда не был подвержен прямому влиянию "измов". Сейчас мне интересна архитектура, которая досконально исследует местность, ландшафтное окружение, а также использует прогрессивные экотехнологии. Все "измы" становятся догмами, а как только это происходит, они погибают.