Ковчег Ар-деко

И не стоит думать, что кинозвезда нахватала, как Робин Бобин Барабек, много лишнего, в том числе, в последний момент и шофера с его «кадиллаком». Именно так, налегке, пересекали Атлантику крупные дарования – самые богатые и знаменитые персонажи короткой счастливой эпохи между великими войнами. В эти годы океан, вместо того, чтобы разделять континенты, как раньше, окончательно объединил их большой проезжей морской дорогой

За таких, обвешанных сундуками, заваленных охапками цветов и залитых шампанским звездных клиентов боролись пароходные компании и целые страны. Конкуренция в сфере трансатлантического извоза кипела тогда на океанских просторах, просто как в «Шереметьево-2». Германцы «Бремен» и «Европа», итальянец «Рекс», две знаменитые английские дамы, две морские королевы «Куин Мэри» и «Куин Элизабет». Славные имена, знаменитые корабли, но всех превзошла спущенная на воду в 1932 французская «Нормандия». Если бы на кораблях вешали мемориальные доски, двадцатиметровые борта «Нормандии» были бы ими покрыты сверху донизу.

Корабли соревновались между собой, кто быстрее пересечет Атлантику. Победителя венчал знаменитый приз, «голубая лента». Дважды эта переходящая лента побывала в руках экипажа «Нормандии», которая поставила рекорд в первом же рейсе 29 мая 1932 года, потратив на путь от Гавра до Нью-Йорка всего 4 дня, 3 часа и 2 минуты.

Но эти рекорды, надо признать, оставались гордостью арматоров и рекламных агентов. Не все ли равно было пассажирам, три часа и две минуты или три часа и три минуты добавлены к четырем суткам. Путь, конечно, занимал уже дни, а не неделю, как когда-то, но и эти дни надо было скоротать. Страдая от невозможности заснуть в нью-йоркском “Уолдорфе” и проснуться в парижском «Ритце», звезды тащились на пристань с чемоданами, сундуками, горничными, любовниками, мужьями — всем опостылевшим скарбом, который надо было тащить за собой по жизни из столицы в столицу через моря и страны. Поэтому какой бы совершенной ни была машина «Нормандии» это был механизм не только для преодоления расстояния, но и для убивания времени.

В «Нормандии» сошелся инженерный гений почти всей Европы – руль делали чехи со Шкоды, котлы – немцы, детали турбин – англичане. Основные работы шли на верфях Penhоёt в Сен-Назере. Отец «Нормандии» русский эмигрант корабельный инженер Владимир Юркевич придал ее сверхдлинному 313-метровому корпусу настолько удачные обводы, что требуемую мощность двигателя без ущерба для скорости удалось уменьшить на четверть. Революционным было и решение, избавившее корабль от длинных турбинных валов. На «Нормандии» турбины только вырабатывали ток, а винты вращались электромоторами, которые мгновенно могли менять направление вращения, чтобы затормозить 83000-тонный лайнер, летевший по морю с автомобильной скоростью 55 км/час.

С самого начала замысливался суперкорабль. Гордость не только Compagnie Generale Transatlantique, но и всей Франции, взявшей на себя в трудный момент долги CGT и позволившей закончить корабль. В колыбели он назывался Т6 – пока первая дама, жена президента Альбера Лебрюна не окрестила его «Будь Нормандия!». Было это при невероятном стечении публики 29 октября 1932, и огромный корпус заскользил в воду по полозьям, покрытым, как уверяют 43 тоннами мыла (хочется верить туалетного, а не хозяйственного) и тремя тоннами лучшего лионского сала.

Для украшения салонов и кают первого класса Франция делегировала знаменитейших мастеров, вроде Жана Дюнана, собравшего из тысячи элементов лаковые панно для стен курительного салона по 36 квадратных метров каждая. Декораторы “Нормандии” сделали ее образцом ар-деко, облегчив, однако, корабельной элегантностью. пафос этого тяжеловатого стиля. Стоявший на трех дельфинах Гений моря Карло Сарабезолеса был в своем роде не хуже Рабочего и Колхозницы Мухиной, но поднимал трезубец не так агрессивно, как русская пара серп и молот.

Инженеры создали идеальные, невиданные условия для архитектуры Пату и Бэкона, убрав из центра корабля дымоходы, портившие интерьеры старых лайнеров с высокими трубами. Каналы шли с двух сторон по бортам «Нормандии» и сходились только в основании труб. В результате в центре корабля на три палубы вверх развернулось пространство со сводом, достойным собора. Анфилада : главный салон, капелла и ресторан — имела 100 метров в длину и 13 в ширину. Пятиметровые люстры, шедевры Лалика, свисали с потолка и отражались в рифленом стекле, матовом стекле, которым были облицованы стены Семьсот человек одновременно могли сесть за столики с кристофльским серебром, лиможским фарфором и хрусталем баккара наслаждаться вдохновенными произведениями французских поваров, колдовавших за 17-метровой электрической плитой, а из салона верхней палубы любоваться морем за кормой. Да что говорить, на «Нормандии» впервые в истории флота разместили зрительный зал, где для пассажиров устраивали концерты и премьеры кино.

Америка, оплодотворяемая кораблями, несколько столетий принимала эмигрантов, отправлявшихся за океан на последние деньги третьим классом. Чрева корпблей были набиты пассажирами третьего класса, хотя имя и шарм кораблю делали ничтожное количество пассажиров первого класса, которых плебеи с нижних палуб буквально несли на своем хребту. Лайнеры атлантических линий были наглядным изображением классовой пирамиды. «Первый класс тошнит куда хочет, второй на третий, а третий – сам на себя», – итожил впечатления от плавания Владимир Маяковский.

У «Нормандии» все было не так – это был действительно «корабль первого класса». В первый класс он брал 848 пассажиров, в несколько уступающий ему по комфорту «туристский» — 665 и только 458 в третий. Это поразило Илью Ильфа и Евгения Петрова, для которых одноэтажная Америка началась с многоэтажной «Нормандии»: «Пассажир третьего класса не видит корабля, на котором он едет. Его не пускают ни в первый, ни в туристский классы. Пассажир туристского класса тоже не видит "Нормандии", ему тоже не разрешается переходить границ. Между тем первый класс — это и есть "Нормандия". Он занимает по меньшей мере девять десятых всего парохода. Все громадно в первом классе: и палубы для прогулок, и рестораны, и салоны для курения, и салоны для игр в карты, и специальные дамские салоны, и оранжерея, где толстенькие французские воробьи прыгают на стеклянных ветвях и с потолка свисают сотни орхидей, и театр на четыреста мест, и бассейн для купания - с водой, подсвеченной зелеными электрическими лампами, и торговая площадь с универсальным магазином”.

Людям, видевшим Нормандию, сейчас уже за 70, но они не в силах ее забыть. «Возможно ли влюбиться в корабль? – пишет Мария Рива, дочка Дитрих, вспоминая свое первое путешествие в июле 36. — Я верю в это. Нормандия была не совсем кораблем. Для меня, ребенка, она была волшебным царством. Мой собственный “Диснейленд в стиле “арт деко” 1930-х годов».

В первом рейсе парфюмер Жан Пату подарил каждому из пассажиров первого класса свои духи “Нормандия». В 1986 он повторил их в 1000 нумерованных экземпляров, и мы смогли узнать, чем пахла «Нормандия»: сладкой смесью гвоздики, жасмина, ванили и ладана. А еще — гарью и мазутом нью-йоркского порта, где 10 февраля 1942, превращенная американцами в воинский транспорт, лишенная экипажа, декора, флага и имени, она сгорела у причала на глазах у своего создателя Владимира Юркевича и своего первого капитана Рене Пунье.