В клетке шопинга. Модный дом Prada вступил в союз со звездами архитектуры. Магазин в Нью-Йорке голландца Рема Кулхааса (ОМА) и в Токио — швейцарского бюро Херцог и де Мерон

Бывает, что на манекенщицу наденут части самолета или мебели, но это эксцессы. Благодаря контакту с телом, одежда человечна хотя бы в приземленном, телесном смысле. Таким образом, в моде есть красота, мастерство и антропоцентризм. Но нет метафизики. Она не остается в веках, подобно архитектуре.

В современной архитектуре, наоборот, полно метафизики, но дефицит красоты, человечности, мастерства. Мастерство архитектора сегодня многими понимается не в традиционном смысле, как Божий дар: единение мысли, глаза и руки, — а как искусство менеджмента и пиара. Не обязательно уметь рисовать, но обязательно придумать, раскрутить, организовать. Однако архитектура (почему-то!) сохраняет за собой статус высоколобой профессии. Один древнегреческий философ в некоей притче разделил людей на три типа. На олимпийских играх есть зрители, атлеты и торговцы. Зрители символизируют философов, они занимают самое высокое место в иерархии, потому что заняты созерцанием и осмыслением. Следом идут соревнующиеся атлеты (символ тонкого профессионального мастерства), и на последнем месте торговцы. Мода имеет отношение к мастерству и торговле. Архитекторы как тонкие профессионалы — это атлеты, но обычно узурпируют и роль философов.

И вот мода с архитектурой «поженились». Заказчик — Prada, инициатива принадлежит моде. Зачем Праде понадобилась большая архитектура? Едва ли этот брак просто оригинальная пиар-акция, что-то вроде свадьбы голливудских звезд, которые женятся, чтобы попасть на страницы журналов. Официальная пресс-релизная версия такова: Прада хотела выйти за рамки шопинга, развивая культурные программы. Вот оно что! Это мезальянс, брак по расчету. Умный жених (архитектура), красивая невеста (мода), он из дворян, она ближе к купеческому сословию, к торговле.

И что в результате? Стала ли мода умной, а архитектура красивой? Каковы плоды этого брака? Магазины, построенные швейцарцами и голландцем для Прады, создают четкое впечатление: технологично, но некрасиво. Слишком просто. Эти элементарные формы нарисует любой школьник. Тут есть одна причина, которая, на первый взгляд, объясняет неудачу. Архитекторы свысока относятся к жанру шопинга. Рем Кулхаас, выпустивший книгу «Гарвардский гид по шопингу», может сколько угодно иссушать мозг гарвардских студентов, которые по его заданию изучают искусство покупать во всех его проявлениях, но поднять шопинг на уровень архитектурной темы — не выходит. Впрочем, мэтр и сам сетует в длинных ламентациях, что архитектура, понимаемая как искусство композиции, иерархии, типологии и материала, уступила «мусорному пространству» — абсолютно хаотическому и пугающе асептическому пространству магазина.

Отсутствие красоты можно списать на жанр магазина. Но шопинг здесь ни при чем. Музеи и библиотеки интернациональных архитекторов нисколько не отличаются от эпицентров Прады. В чем же дело?

Архитектура всегда символична, будь то храм или панельная коробка. Первый воплощает божественную иерархию, а вторая — социалистическую идею всеобщего равенства. Современная архитектура отрабатывает тему информационных технологий. Но как отрабатывает: критикует или упивается? Зависит от архитектора. Чаще второе. Поверхности и композиция зданий уподобляются дисплею, компьютерной графике, микросхеме. Компьютер, который всего лишь инструмент, в информационном обществе принимают за ценность. (Человек и природа не ушли из архитектуры окончательно, но переместились в маргинальную область классики. Классическая архитектура занимает в мире устойчивую элитарную нишу, как опера и балет в музыке.)

Херцог с де Мероном достаточно тонкие архитекторы, чтобы на обожествление техники смотреть как на проблему. В их зданиях часто встречается сетка, поскольку она обозначает рациональный математический порядок. Его соединение с человеком и е природой может оказаться драматичным, если последние вообще в архитектуре представлены. Херцог и де Мерон в знаменитых винных складах в Калифорнии наложили сетку на природные формы: сетка стягивала стену из насыпанных друг на друга необработанных камней. В токийском здании сетка-клетка накинута на более стандартную структуру платформ-этажей. Сетка здесь вместо материальной (бетонной, каменной) стены. Правда, ромбы соответствуют высоте манекенов, то есть масштаб человека как-то обозначен, но за счет нескольких искажений вся структура сдвинута, и получилась иррациональная атектоничная шкурка. Во-первых, клетка косая, ромбы направлены углами вниз, что придает зданию крайнюю неустойчивость. Во-вторых, эта сетка — бесконечная структура, которая может продолжаться в любую сторону, под землю, например, что ясно видно во «входном» ромбе, наполовину вкопанном в грунт. Внутри проложены сквозные коридоры. Где бы человек ни находился, он видит поверхность здания и ни на секунду не забывает, что он в клетке.

Сетка волновала многих современных мастеров: Жана Нувеля, Стивена Холла. Теперь вот и Кулхааса. Архитектура — картина мира. Хотим мы того или нет, потолок — это всегда небо, пол — земля, окно — контакт с природой. У Кулхааса получился промышленный ангар с поликарбонатовым небом. На потолке сетка: небо «в клеточку». Вместо окон электронные обои. По небу проложены рельсы, по ним скользят металлические сетчатые кабинки с манекенами. То есть все перевернуто вверх ногами. Да еще и «земля» встала дыбом. Не зря Прада называет свои новые здания эпицентрами: землетрясение уже началось. В высшей степени неуютно находиться в клетке без окон, когда пол уходит из-под ног.

Конечно, в этом магазине много выдумок. Когда кабинки уезжают, торговый зал превращается в пространство для показов. В примерочных специальный дисплей (вместо зеркала) вам демонстрирует, как вы выглядите со спины. Пол, изогнувшийся волной, служит подставкой для обуви (винтажные туфли из коллекций Прады 1980-х годов), но может стать и амфитеатром. Ступеньки, где стоят туфли, превращаются в скамьи для зрителей. Повсюду интерактивные панели. Но — некрасиво. Между тем даже сами архитектурные глобалисты признают, что красота — категория абсолютная, что есть вещи, про которые все согласны, что это хорошо. К примеру, голландец Эрик ван Эгераат уверен, что лес, старинная ваза и ренессансная архитектура радуют всех (см. интервью с ним на с. 118). Потому что они сложные. Их под силу создать профессионалу высокого класса и невозможно повторить. А нарисовать вещи Кулхааса и Херцога с де Мероном может любой.

Атмосферу склада спасают пол, выложенный из дорогого дерева, и обои с фрагментами прежних коллекций Прады. На обои было потрачено много миллионов евро (в прессе цифры колеблются от 23 до 60). Не есть ли это симптом дефицита мастерства, сложности и красоты в архитектуре? Не есть ли это судорожная попытка хоть как-то украсить бедное формами пространство? Если поверить, что ультрамодные магазины в Токио и Нью-Йорке описывают наш мир, становится грустно. Это мир без природы, а место человека в нем незавидное.