Чистая архитектура Питера Айзенмана

Айзенман был и остается увлекательным рассказчиком, мастер с большим воодушевлением делится знаниями и призывает критически относиться к опыту зодчих прошлого и настоящего. На двух этажах его офиса происходят настоящие чудеса. Его мысли, воплощенные в компьютерных моделях, нервно подрагивают на мониторах и обретают уверенные очертания в строгих чертежах. В офисе Айзенмана не только ведется работа над проектами зданий, но и регулярно выпускаются книги и журнал ANY (“Architecture New York”), посвященный событиям архитектурной жизни.

Атмосфера этого офиса во многом напоминает обстановку в университетских студиях, не случайно Айзенман называет всех сотрудников студентами. Часто по пятницам рабочий день заканчивается раньше обычного, и все собираются вокруг профессора. Несколько столов составляются вместе — начинается традиционный семинар. В офис приходят известные архитекторы, в дискуссию включаются философы, писатели и художники.

Питер Айзенман родился в Ньюарке (штат Нью-Джерси) в 1932 году, в семье инженера-химика и домохозяйки. Он учился в трех университетах — Корнельском, Колумбийском и Кембриджском, где в 1963 году защитил редкую для архитекторов докторскую степень. В середине 1960-х Питер Айзенман вместе с Ричардом Майером, Джоном Хейдуком, Чарльзом Гуотми и Майклом Грейвсом входил в знаменитую группу New York Five. Экспериментальные проекты этой пятерки, базировавшиеся на теории и артистизме Ле Корбюзье, серьезно повлияли на формирование многих знаменитых архитекторов. В прошлом году Айзенман, Майер и Гуотми вновь объединились, создав совместно со Стивеном Холлом проект гигантской решетчатой конструкции и плавающей в водах Гудзона мемориальной площади, который вошел в число финалистов конкурса на восстановление Всемирного торгового центра.

Многие годы Айзенман отдал упорному труду и напряженным поискам. Он глубоко погружался в недоступную для многих “чистую” теорию, преподавал в самых престижных университетах мира, издавал критический журнал “Оппозиции”, даже основал научно-исследовательский Институт архитектуры и урбанизма в Нью-Йорке. В 1980 году Айзенман открыл свой офис, преследуя неправдоподобную для теоретика цель — строить. Самое удивительное, что ему это удалось. Головокружительную архитектуру спроектированных им стадионов, офисных зданий, музеев и выставочных комплексов можно увидеть в Америке, Европе и Азии. Проекты Айзенмана не раз представляли Соединенные Штаты на Венецианской биеннале, а в послужном списке зодчего множество побед в международных конкурсах и престижных наград Американского института архитекторов.

Айзенман привнес в архитектуру идеи деконструктивизма. В 1988 году при поддержке Филипа Джонсона он организовал хрестоматийную выставку “Деконструктивистская архитектура” в нью-йоркском Музее современного искусства. С тех пор этот термин прижился, а выставка дала мощный импульс развитию нового, стремительно растущего движения. Характерные черты деконструктивизма — фрагментарные абстрактные формы, взрывчатые коллажные композиции и динамичные ломаные линии — можно найти во многих произведениях Айзенмана.

Сейчас архитектор работает над масштабными проектами с бюджетами в сотни миллионов долларов. Один из них — “город культуры” в Сантьяго де Компастела, состоящий из оперного театра, двух музеев, двух библиотек и административного корпуса. В Финиксе по проекту мастера строится стадион для команды “Аризонские кардиналы”, рассчитанный почти на 70 тысяч зрителей, а в Берлине возводится мемориал жертвам Холокоста.

В 1970-е годы Айзенман начал применять основы своей теории в процессе разработки экспериментальных проектов частных домов. Он даже обозначал их цифрами (I, II, III, IV, V, VI...), а не называл по именам заказчиков. Дом II, построенный в Вермонте в 1970 году, иллюстрирует фазы системы, где каждый шаг является следствием предыдущего. Архитектор разбил кубическое пространство клеткой три на три метра, получив по девять равных отсеков на каждом из трех уровней. Точки пересечения клеток были соединены опорами и балками, а между ними выросли плоскости перекрытий и перегородок. Смещения и последующие деления этой структуры продолжались до тех пор, пока интуиция не подсказала автору, что следует остановиться. В результате эксперимента возникло сложное сетчатое нагромождение, в котором должен был поселиться заказчик. Подобное пространство порождает множество звуковых и визуальных эффектов, создается ощущение, что оно засасывает посетителя куда-то в неведомое... Гостям дом кажется аттракционом, а вот жильцам можно лишь посочувствовать.

По своему безразличию к нуждам заказчика дом VI превзошел все остальные абстракции архитектора. Разработанные Айзенманом правила привели к необходимости разделить спальню широкой щелью надвое. Причем щель обязательно должна была пройти сквозь постель супружеской пары. Вместо одной здесь были установлены две кровати — подразумевалось, что ни при каких обстоятельствах “жертвы” айзенмановских экспериментов не будут пересекать “запретной” черты. Дом был построен в Коннектикуте в 1975 году, а для несчастных супругов эта история закончилась разводом. Обратимся за разъяснением к Питеру Айзенману.

Вы спланировали и построили шокирующие всех частные дома. Почему абстрактная идея, призванная генерировать пространства, для вас важнее соблюдения традиционного уклада жизни конкретного заказчика?
Питер Айзенман: — Быт заказчика мне абсолютно не интересен, он не имеет никакого отношения к архитектуре. К примеру, давайте рассмотрим церкви Борромини и Палладио. Вы же не спрашиваете — какой была функция той или иной церкви? Почему церковь Борромини Сан-Карло алле Куатро Фонтане в Риме отличается от церкви Палладио Сан-Джорджо Маджоре в Венеции? Ведь не потому, что функция храма изменилась — иным стало понимание архитектуры как философского взгляда на формообразование. Также появляются и новые трактовки жилья, меняются требования заказчиков. Архитектура предъявляет свои требования. Вам ведь не потребуется архитектор для того, чтобы разместить ванную комнату рядом со спальней. Он необходим для решения более сложных пространственных задач. Значит, архитектура не имеет ничего общего с функциональностью или бытом клиентов.

Мне кажется, церковь не столь убедительный пример, как, скажем, частный дом.
П. А.: — Тогда давайте рассмотрим жилой дом, один из самых дедуктивных типов зданий. Палладио, Ле Корбюзье и Фрэнк Ллойд Райт его полностью преобразили, так же как и русские, например, Моисей Гинзбург, спроектировавший Дом Наркомфина. Подобные произведения могут изменить устройство мира, они содержат и градостроительные идеи. Альберти сказал: “Дом — это маленький город, и город — это большой дом”. Следовательно, подобные понятия взаимосвязаны.

Я недавно беседовал с девелопером Коко Брауном о его строящемся поселке Дома у Сагапонака. Вы участвуете в этом проекте?
П. А.: — Нет. Он приглашал меня, но я не согласился, мне уже неинтересно проектировать жилище на одну семью. Это большая головная боль. Мне больше нечего сказать о подобном типе здания.

Значит, данная тема закрыта?
П. А.: — Да, и уже много лет. Люди пишут музыку или рисуют картины в определенном возрасте. А потом они меняются. У Пикассо были голубой период, розовый, кубизм, синтетический период, коллажи, аппликации... Он менялся, верно? Я тоже.

Вы хотели бы построить дом для своей семьи?
П. А.: — Нет. Я живу в квартире, спланированной моим бывшим студентом, которая расположена в обычной нью-йоркской многоэтажке. Не хочу жить в своих зданиях и не призываю людей к этому. Искусство и жизнь — разные вещи. Тех, кто приходит ко мне и говорит, что мечтает “жить в архитектуре”, я отправляю к другим.

Чтобы понять творчество Айзенмана, стоит посетить некоторые из спроектированных им зданий. Лучшее место для такого знакомства — штат Огайо. Здесь архитектору удалось реализовать три крупных проекта: Центр визуальных искусств Векснера, Выставочный комплекс в столице штата Коламбасе и Центр дизайна и искусства Аронова в Цинциннати. Векснер-центр при Университете штата Огайо — первое значительное здание Питера Айзенмана. Возведенный в 1989 году центр перевернул представление об архитектуре с ног на голову.

Приступая к работе над проектом, Айзенман обычно создает абстрактную карту участка, которая включает его топографические контуры, руины существовавших зданий, неосуществленные проекты, расположенные рядом мосты, дороги и, возможно, даже пересекающиеся волны от катеров на протекающей по участку реке. Затем архитектор накладывает на карту одну или несколько ортогональных сеток, создавая сложную объемную систему, в которой определяется место для общественных или жилых интерьеров, лестничных клеток, технических помещений. Цель такого подхода — мобилизовать скрытые “силы” участка и придать им логическое завершение, исключив субъективность при проектировании.

На месте сооружения Векснер-центра сходятся две ортогональные уличные сетки, формирующие центральную часть Коламбаса и университетский кампус. Они сходятся под углом в 12˚, что обусловило сложную коллажную структуру здания. Архитектор перенес линии из обеих сеток в свой проект и разместил на них элементы здания — незавершенные опоры, надломленные балки, наклоненные стены, повернутые оконные профили, даже смещенные цветочные клумбы и графику на тротуаре неподалеку от строения. К центральному входу ведет поднимающаяся к стене белая сетчатая структура, сквозь которую открываются иллюзорные перспективы. Еще один сюрприз — воссозданная архитектором башня форта, которая когда-то возвышалась на этом месте. Подобный прием — вовсе не дань истории. Башня восстановлена лишь фрагментарно и узнаваема только с определенной точки. Стоит от нее отступить, как напоминающий шахматную ладью образ превращается в неразборчивую абстракцию.

Где бы вы ни находились, вас не покидает ощущение неопределенности и дискомфорта. Земля постоянно уходит из-под ног, заставляя терять привычные ориентиры. Каждый шаг ведет к открытию новых форм. Теми же свойствами обладают и интерьеры. Самый впечатляющий момент — на одном из лестничных пролетов прямо из ступеней вырастает не подходящая для этого места колонна, а неподалеку другая словно обрушивается сверху и зависает над головами изумленных посетителей.

Архитектура Айзенмана родилась не на пустом месте. Она впитала множество идей из других дисциплин: концептуального искусства, лингвистических теорий, философии, истории и геометрии. Наибольшее влияние на архитектора оказали Джованни Баттиста Пиранези, Ноам Чомский и Жак Деррида. Гравюры архитектора-фантаста Пиранези соединили исторические и выдуманные фрагменты в сказочные планы и перспективы; исследования Чомского в области строения языков привели к восприятию архитектуры как текста. И наконец, в работах Деррида, знаменитого французского философа и автора теории деконструктивизма, отрицается существование абсолютного начала и утверждается, что любому началу предшествует след в истории.

Бытует мнение, что ваши здания дезориентируют и даже вызывают у некоторых людей головную боль. Вы специально стремитесь добиться подобного эффекта? Какую цель вы преследуете при создании проектов?
П. А.: — Я пытаюсь сместить традиционное восприятие, дабы люди осознавали свое физическое окружение. Однако я не стремлюсь к тому, чтобы им становилось плохо. Мне хочется, чтобы люди чувствовали себя иначе и были все время начеку, потому что мир масс-медиа, в котором мы живем, притупляет ощущение связи между телом, интеллектом и визуальным восприятием. Архитектура может их соединить. Я хочу, чтобы мои здания обладали этим свойством.