Архитектурные рисунки Макса Протетча

Крошечный рисунок на обрывке салфетки может стать движущей силой проекта гигантского градостроительного комплекса, над реализацией которого, возможно, будут работать тысячи людей на разных континентах. Часто же рисунки остаются единственным воплощением идеи, так никогда и не материализовавшись. Мой рассказ о человеке с редким увлечением — пропагандисте архитектурного рисунка Максе Протетче.

Мы находимся в удивительной галерее Протетча, где когда-то состоялись выставки рисунков таких известных архитекторов, как Джон Хейдук, Питер Айзенман, Рэм Кулхаас, Альдо Росси, Бернард Чуми, Фрэнк Гэри и Заха Хадид.

Ваше имя широко известно в архитектурных кругах. Расскажите о его происхождении…

Макс Протетч: — Мой дед родом из маленькой деревушки в Бессарабии, на территории современной Молдовы. В 1912 году он иммигрировал в Америку. В то время многие иммигранты не имели никаких документов, и таможенники прямо на месте придумывали им новые имена. Мой дед был анархистом и на ломаном английском начал объяснять, что против чего-то протестует. Так, в этой путанице и родилось имя Протетч. Я сам, конечно же, не анархист, но выступаю за полную свободу, все делаю по-своему, а не так, как принято. Поэтому я очень горжусь и дорожу своим именем.

Как создавалась ваша галерея?

М. П.: — В молодые годы я изучал политологию в Университете Джорджтаун в Вашингтоне, а все выходные проводил в галереях Нью-Йорка. Это было удивительное время, мне удалось познакомиться со многими интересными людьми. Меня увлекали поп-арт, минимализм, концептуализм — течения, которые ломали традиционное представление об искусстве. Желание быть очевидцем того, как меняется роль художника и искусства в обществе, подвигло меня на открытие собственной галереи. Оно состоялось в 1969 году.

Вы помните свою первую выставку?

М. П.: — Моя первая экспозиция называлась “Политическое искусство” и объединяла работы Сола Левита, Карла Андрэ и Роберта Морриса. Это была мощная акция, совершенно неожидаемая в таком городе, как Вашингтон. Политика — важная составляющая минимализма и концептуализма. И мне нравилось, что эти художники не говорили о своих произведениях, как о полотнах или скульптурах. Они не разделяли искусство на формы и материалы, они его просто создавали.

А когда вы переехали в Нью-Йорк?

М. П.: — В 1978 году. Я как раз только начал интересоваться архитектурой и быстро понял, насколько она тогда была консервативна и обособленна. Мое внимание привлекли авангардные проекты, которые в те времена никто не хотел реализовывать. Это были странные манифесты и публикации, рисунки Джона Хейдука, Питера Айзенмана, Роберта Вентури, Майкла Грейвса, Альдо Росси и других прогрессивных архитекторов. Позже мне удалось получить эксклюзивное право продажи рисунков Фрэнка Ллойда Райта. В Америке к нему относятся, как к Всевышнему.

Какую задачу вы поставили перед собой, открывая новый выставочный зал?

М. П.: — Я понял, что архитектуру необходимо показывать в галерее. И что возможен и даже необходим диалог между искусством и архитектурой. Современные художники и скульпторы обращаются к архитектуре, как к источнику идей, а архитекторы, в свою очередь, ищут вдохновения в искусстве. Но в те годы они словно находились в разных измерениях.

В мире немало музеев зодчества. В одном только Нью-Йорке есть архитектурный отдел МоМА, музеи Метрополитен, Гуггенхейма, Уитни, галерея Фрика и множество других. Для чего нужна еще и коммерческая галерея?

М. П.: — Но ведь так было не всегда. Многих музеев, которые сейчас устраивают архитектурные выставки, раньше просто не существовало. Германский архитектурный музей во Франкфурте и Шведский архитектурный музей были малоактивны. С поиском места, где можно показать проект или поучаствовать в полемике, возникали большие сложности. В конце 70-х годов Питер Айзенман основал Институт архитектуры и урбанизма, однако он не собирал коллекцию и не организовывал выставки. Я был, пожалуй, единственный, кто этим занимался. И мои экспозиции пользовались феноменальным успехом. Галерея стала настоящим форумом, где архитекторы могли вести диалог как между собой, так и с художниками.

Чем сегодня занимается ваша галерея?

М. П.: — Сейчас у нас проходит выставка рисунков выдающегося португальского архитектора Алваро Сизы, посвященная пятидесятилетию его творческой деятельности. Я не могу назвать ее коммерческой, поскольку многие из представленных здесь работ не подлежат продаже. Тем не менее я очень горжусь этой акцией. Сиза — величайший архитектор современности. Думаю, многие впервые увидят потрясающие эскизы этого мастера. Мне очень хочется найти организацию, которая купила бы и сохранила весь архив Сизы, чтобы впоследствии специалисты могли его изучать.

Эта экспозиция действительно всколыхнула весь город. Вы сказали, что не все работы продаются. Это необычно для вашей галереи?

М. П.: — Все выставки разные. Одни архитекторы рисуют много, другие и вовсе этим не занимаются. Например, у Луиса Салливана очень мало таких работ, чего нельзя сказать про Фрэнка Ллойда Райта. Как известно, в карьере Райта были годы, когда он почти ничего не строил, но рисовать не переставал никогда. Рисунки — неотъемлемая часть его практики. И кто может сказать, что важнее: наброски реализованных или неосуществленных проектов? Мне интересны самые первые работы архитектора, выражающие его идею еще до того, как автор начинает считаться с требованиями заказчика, ограничениями участка, бюджета, строительными нормами и так далее. К примеру, у нас есть много рисунков Миса ван дер Роэ. Они фантастические, потому что отражают суть его архитектуры.

Какое шоу вам особенно запомнилось?

М. П.: — Выставка известного японского архитектора Тадао Андо. Его рисунки демонстрировались наряду с минималистскими фотографиями Ричарда Пэара, замечательного фотографа и автора книги “Тадао Андо: цвета света”. Он фотографировал фрагменты зданий Андо более десяти лет. У него весьма интересный подход — нет ни одной фотографии или наброска, на которых зритель мог бы увидеть фасад или общую перспективу полностью. Поэтому, идя на выставку, нужно уже иметь представление о проектах Андо. Вы увидите новое понимание и новый смысл его архитектуры. Этим моя галерея отличается от таких музеев, как МоМА, где часто показывают рабочие чертежи и макеты законченных зданий, ставя перед собой задачу “образовывать массы”. Я же ориентируюсь на публику, уже обладающую определенными знаниями. Рисунки для меня важнее законченных чертежей. Мне интересен не столько результат, сколько сам процесс.

Кто обычно покупает архитектурные рисунки?

М. П.: — Мои клиенты — это, как правило, частные коллекционеры и музеи.

А у вас есть своя частная коллекция?

М. П.: — Конечно, но в душе я не коллекционер. Я счастлив тем, что какое-то время живу с определенными вещами, но не боюсь с ними расстаться. Мне интересно окружать себя новыми предметами и постоянно узнавать что-то новое.

Выставляли ли вы когда-нибудь работы русских конструктивистов?

М. П.: — Да, но немного и очень давно. К сожалению, тогда у меня не было таких возможностей, как сегодня. Мне очень нравятся энергичные проекты 20-х годов прошлого века, и я с удовольствием сделал бы такую выставку.

Вы когда-нибудь нанимали известных архитекторов для своих проектов?

М. П.: — Для создания интерьера своей первой галереи на 57-й Стрит я пригласил Питера Айзенмана. Он вручил мне макет и улетел в Лондон, где тогда преподавал в Архитектурной ассоциации. Я долго ломал голову и решил, что это предложенное им пространство непригодно ни для каких экспозиций, кроме как выставки работ самого Айзенмана. Я купил билет в Лондон и весь путь с волнением держал этот макет у себя на коленях. Приехав в Ассоциацию, я объяснил Питеру, что ничего не получится. Тогда он познакомил меня со своим учеником и предложил поручить проект ему. Им оказался Рэм Кулхаас. Так мы познакомились. А с Питером мы дружим и по сей день.

Значит, проект доделывал Рэм?

М. П.: — Нет, я сам.

А вы не думали о том, чтобы получить образование архитектора?

М. П.: — Да, я даже прошел собеседование в Йельском университете, правда, диплом так и остался мечтой. Но это не мешает мне любить архитектуру. Совсем недавно мы построили новую галерею и скульптурный сад в Биконе, к северу от Нью-Йорка. Я принимал участие в этом проекте. Честно говоря, я очень завидую архитекторам.

А все архитекторы завидуют своим клиентам. Какие выставки вы планируете в будущем?

М. П.: — Экспозицию проектов Захи Хадид.

У вас в галерее стоит, а точнее, парит футуристическая скамья. Это ее работа?

М. П.: — Да, кого же еще?

И сколько она стоит?

М. П.: — 85 тысяч долларов. Это потрясающая вещь. Она отлита из алюминия и напоминает макет одного из ее зданий. Их всего двенадцать, и почти все распроданы. Скамья очень точно показывает видение Захи.

Макс Протетч сыграл важную роль в планировании нового Всемирного торгового центра. Пока критики писали и рассуждали о том, что на месте WTC вырастет нечто ужасное и что никто ничего не предпринимает, Протетч связался с архитекторами со всего мира и сделал выставку, которая стала настоящей сенсацией. Был установлен рекорд посещаемости за всю историю коммерческих галерей в Нью-Йорке. Уникальная экспозиция объединила визионерские эскизы 60 архитекторов, в числе которых и победитель международного конкурса Даниэль Либескинд. Эта акция стала темой книги “Новый Всемирный торговый центр” и была представлена в павильоне США на Венецианской архитектурной биеннале. Коллекцию приобрела Библиотека Конгресса США, так что теперь ее может увидеть любой желающий.

Сегодня в планировании нового Всемирного торгового центра принимают участие лучшие архитекторы со всего мира. Этот проект уже изменил Нью-Йорк, превратив его в город, пропагандирующий современную архитектуру. А ведь все начиналось с рисунков…