Торжество модернизма на Вест-сайде

Одно за другим здесь, на Нижнем Вест-сайде, поднимаются новые высотные здания и, отражаясь в водах Гудзона, выстраиваются в привлекательную и контрастирующую с низкой исторической застройкой картину. Преобразившуюся Вест-стрит, которую можно сравнить с лучшими европейскими бульварами, уже прозвали “золотой набережной”. Имея, впрочем, в виду и уровень благосостояния новоселов.

Тенистый бульвар вдоль Гудзона, удобный многорядный хайвей, простирающиеся на многие мили живописные виды, обилие спортивных комплексов, арт-галерей, а также близость яхт-клуба и хелипорта — что еще нужно для красивой жизни? Увы, вся эта красота предназначена исключительно для богачей. Так, в двух вышеупомянутых башнях Майера уже поселились Марта Стюарт, Николь Кидман, Кэлвин Клайн и многие другие знаменитости.

В скором будущем неподалеку вырастут новые высотки, построенные по проектам самых модных архитекторов. В отличие от своих учителей-модернистов, они и не помышляют создать что-нибудь приличное для среднего класса, для которого хорошая архитектура все еще остается несбыточной мечтой. На гребне популярности архитектуры как искусства нью-йоркские девелоперы быстро осознали, что за красивое и стильное жилье можно запрашивать запредельные суммы — более чем по две тысячи долларов за квадратный фут (0,09 м2), а иногда и свыше четырех тысяч! Они даже придумали новую концепцию, согласно которой лишь избранным не возбраняется жить в “чистом искусстве”.

Не успели башни Майера стряхнуть со своих стеклянных фасадов строительную пыль, как прямо через дорогу от них, на Чарльз-стрит, опять засуетились рабочие. Впрочем, беспокоиться по этому поводу не стоит — чистый образ башен на Перри-стрит вне опасности, так как новое здание возводит все тот же Майер. Мы встретились с мастером в его офисе, чтобы расспросить о новом проекте.

Чем башня на Чарльз-стрит будет отличаться от башен на Перри-стрит?

Ричард Майер: — Новый участок значительно больше, поэтому вместо одной квартиры на этаже в новом здании будет по две — это и есть основное отличие. Но в принципе здания различаться не будут. Обе башни прозрачны и одной высоты. И все же новому зданию присуще чуть больше прозрачности и минимализма. Кроме того, на Перри-стрит мы решили не проектировать интерьеры, предоставив жильцам возможность самим определиться с планировкой внутреннего пространства. В новом же здании, напротив, наши дизайнеры разрабатывали абсолютно все, включая кухни, ванные комнаты и даже дверные ручки. Эти дома строятся для разных девелоперов, поэтому и “начинки” в них разные.

При знакомстве с “начинкой”, как выразился мэтр, становится понятно, почему эти квартиры приравниваются к произведениям искусства. Представьте, что все детали вашего жилища созданы классиком современной архитектуры, лауреатом Прицкеровской премии и автором таких прославленных сооружений, как Гетти-центр в Лос-Анджелесе и Музей прикладных искусств во Франкфурте.

Совсем неудивительно, что офис по продаже новых квартир в башне на Чарльз-стрит называется “Галерея”. Здесь все в белых тонах, и даже акриловые макеты квартир демонстрируются на белых постаментах, словно скульптурные образы в музее. В просторном зале, откуда, как на ладони, раскрывается расположенная прямо через дорогу строительная площадка новой башни, также собрана коллекция абстрактных скульптур Майера и макетов его загородных домов со всей Америки. Каждая квартира — произведение искусства от Майера. Если вы решитесь приобрести такое жилище, при заключении сделки вам подарят и его макет с автографом архитектора.

“Галерея” — прекрасное место для выписывания чеков. И в самом деле, не торговаться же здесь! Крошечная студия в башне стоит больше миллиона долларов, квартира с двумя спальнями — уже больше трех. А великолепный двухэтажный пентхаус с четырьмя спальнями, со всех сторон окруженный террасами, предлагается за $18,5 млн!

В центре “Галереи”, между двумя огромными плазменным экранами с мелькающими компьютерными образами будущей башни, расположен большой макет всего здания. Выразительный, словно вырубленный из глыбы льда, кристальный блок дальше обычного отступает от прилегающих с трех сторон тротуаров и будто парит над просторной площадью. В башне 15 этажей, но почти четырехметровые потолки и стеклянная гладь фасадов придают зданию необычную устремленность ввысь. Как и другие произведения зодчего, новое здание станет очередным манифестом его приверженности идеям модернизма. В течение многих десятилетий Майер бескомпромиссно следует эстетике минимализма и его главному тезису — less is more.

Сдержанность и строгость геометрических форм здания придадут новому бульвару вдоль Вест-стрит особую элегантность. Во всех трех башнях архитектор применил свой излюбленный прием — наслоение нескольких сетчатых систем из прозрачного стекла и тонких белых линий профилей и рам, дематериализующих фасад, формирующих словно скользящие и наслаивающиеся друг на друга плоскости.

В башне на Чарльз-стрит предусмотрены бассейн, сауна, спортивный зал, винный погреб с персональными стеллажами на 260 бутылок каждый и даже частный кинотеатр с такими же креслами, как и в знаменитом Гетти-центре. Здесь нет лишь гаража, хотя в этом районе автомобилистов можно встретить гораздо чаще, чем пешеходов, и общественный транспорт развит не так хорошо, как в центре Манхэттена. Этот “прокол” объясняется наличием поблизости большого количества паркингов, в которых жильцы новой башни смогут оставлять свои роскошные кабриолеты. Таким нехитрым образом архитектор хотел заставить владельцев квартир хотя бы изредка появляться на улице.

Обратился ли к вам кто-то из жильцов зданий на Перри-стрит с просьбой спроектировать интерьеры?

Р. М.: — Да, у нас появилось три заказчика. Две квартиры уже закончены, третья, трехэтажная, находится в стадии разработки.

Если бы появилась возможность спланировать здания на Перри-стрит заново, что бы вы сделали иначе?

Р. М.: — Я, наверное, пересмотрел бы решение не планировать интерьеры квартир и оставить выбор за жильцами. Понимаете, это довольно сложная работа для тех, кто никогда не сталкивался со строительством — нанять архитектора и строителей и самому руководить процессом.

Многие из ваших проектов базируются на модульной системе, где определенный размер или клетка повторяется многократно в плане и на фасаде. Можно ли отыскать такой модуль в здании на Чарльз-стрит?

Р. М.: — Да, я всегда пытаюсь найти такой модуль. Иногда мы начинаем проектирование с одного размера, а заканчиваем совсем другим. Однако это не что-то очень жесткое, чего нельзя было бы изменить. Можно, скажем, поддерживать одно и то же расстояние между колоннами и одновременно применять разные модульные системы.

Среди жильцов ваших домов много знаменитостей, а для них один из острых вопросов — защитить свою частную жизнь от любого вмешательства. Каким образом вам удается соединять две столь разные концепции — изолированность от посторонних глаз и прозрачность?

Р. М.: — Здесь нет никакого противоречия. Закройте шторы — вот вам и изолированность, так же как и в моем офисе. Вы же видите, насколько он открыт и прозрачен, но если мне нужно остаться одному, я просто закрываю шторы.

Разве в ваших домах разрешается вешать какие-либо шторы? Ведь они способны повлиять на внешний вид здания, которое почти полностью облицовано прозрачным стеклом...

Р. М.: — Мы собираемся предложить жильцам шторы собственной разработки.

Каждый раз, проезжая мимо башен на Перри-стрит, я вижу их насквозь, как аквариум, от пола до потолка…

Р. М.: — Мы хотели предоставить шторы для квартир, которые можно видеть с улицы, но их владелец нам отказал. К сожалению, ничего тут не могу сделать. Но уверяю вас, что в здании на Чарльз-стрит у всех будут одинаковые шторы.

Майер не упускает возможности контролировать эстетический порядок в домах, построенных по его проектам, даже после передачи их в руки заказчика. Он часто приезжает в завершенные много лет назад постройки, будь то общественные здания или частные виллы, и лично проверяет, все ли соответствует первоначальному замыслу.

Так, при посещении одного из офисов Гетти-центра Майер обнаружил, что неискушенные работники, по выражению архитектора, “захламили” все поверхности всякой всячиной: семейными фотографиями, газетными вырезками, туристическими открытками, а кому-то даже пришло в голову подвесить игрушки под самый потолок. Архитектор пришел в такую ярость, что немедленно потребовал от президента музея разработать свод правил, касающихся правильного отношения к рабочему месту. А как же иначе? Высокая архитектура требует бережного обращения.

В 1980-е годы многие архитекторы были приверженцами эстетики историзма, известной как постмодернизм. Ваша же архитектура и тогда, и сейчас продолжает базироваться на чистых идеях модернизма. Чем он для вас так привлекателен?

Р. М.: — Он у меня в крови. Я родился и вырос модернистом. Я верю в сегодняшний мир и в будущее. Я никогда не считал, что постмодернизм будет иметь какое-либо влияние и ценность. После непродолжительной сумятицы, которую он создал, модернизм приобрел еще большее значение. Вы знаете, постмодернизм никогда не пользовался популярностью в Европе, и в восьмидесятые годы я очень много строил именно там. Правда, Франция и Италия были подвержены определенному влиянию этого стиля, но все же в Старом Свете совершенно другое чувство истории. Мне кажется, в Америке как раз отсутствие уважения к прошлому позволило некоторым архитекторам увлечься сомнительной “псевдоисторией”.

Мне кажется, вас очень удивит, что постмодернизм сегодня находится на пике популярности в России…

Р. М.: — Вы шутите! Я не могу в это поверить. Всегда думал, что русские интеллектуально очень сильны. Значит, мне не следует ехать в Россию в поисках новых проектов?

Совсем наоборот, ведь хорошие примеры заразительны и иногда способны изменить мир. Говоря о переменах, хочется спросить о постоянстве в вашем творчестве. Говорят, что архитектура Майера уже не удивляет так, как раньше, — когда появились ваши знаменитые Смит Хаус и Дуглас Хаус. Известный архитектурный критик Джозеф Дживаннини, касаясь этой перемены, заметил: “Мы привыкли ожидать Майера от Майера”. Какова ваша реакция?

Р. М.: — Вы любите классическую музыку?

Да, люблю.

Р. М.: — Очень хорошо. Так вот, я обожаю классическую музыку. Я могу слушать Бетховена бесконечно. Я всегда выбираю этого композитора, потому что его музыка гениальна. Мне очень хотелось бы, чтобы каждое из моих зданий было так же прекрасно, как симфония Бетховена. А на ваш вопрос отвечу просто: это нелепо — ожидать Баха от Бетховена.

Мы действительно привыкли ожидать Майера от Майера. Он довольно рано вывел свою архитектурную формулу и, никогда не отступая от основных ее принципов, лишь вносит необходимые коррективы. В настоящее время по его проектам возводятся Музей древних реликвий в Риме и Музей коллекций издательства “Бурда” в Баден Бадене. Новые элегантные высотки Майера поднимаются под Парижем, в Праге и в нескольких городах Германии. И на примере этих зданий он многократно докажет, что если мы больше и не удивляемся его архитектуре, то, по крайней мере, вновь и вновь получаем ожидаемое от нее наслаждение.