Вульф Прикс: Земное притяжение? Спасибо, не надо!

Архитекторы ищут новые идеи, потому что им не хочется просто следовать сложившимся традициям. Им не интересно подчиняться старым правилам. И в этом нет ничего нового. Архитекторы унаследовали это прекрасное стремление – изобретать и совершенствовать все вокруг – от выдающихся зодчих, таких как Брунеллески, Микеланджело, Фрэнк Ллойд Райт и Ле Корбюзье. Все были мятежниками и изобретателями. Однако существует одно главное препятствие, с которым вынуждены считаться все – земное притяжение. Но и это неизбежное ограничение не останавливает наиболее упрямых зодчих. Мой герой отдал этому противостоянию более 40 лет.

“Нашу архитектуру отличает то, что ее характеризует не конкретный физический план, а психологическое состояние. Стены больше не существуют. Наши пространства – это пульсирующие воздушные шары. Наше сердцебиение превращается в пространство. Наше лицо – это и есть фасад.” Эти смелые слова принадлежат Вульфу Приксу, знаменитому австрийскому архитектору, который в 1968-м году вместе со своими друзьями Гельмутом Свижинским и Майклом Холцером создал архитектурное бюро Coop Himmelb(l)au в Вене, Австрия.

Вульф Прикс родился в 1942-м году в Вене. Он изучал архитектуру в Венском Технологическом университете, в Архитектурной Ассоциации (АА) в Лондоне и в Южно калифорнийском институте архитектуры (SCI-Arc) в Лос-Анджелесе. С 2003-го года Прикс возглавляет архитектурный факультет Университета прикладных искусств в Вене. В 2006-м году он был комиссаром 10-й Международной венецианской архитектурной биеннале. Его архитектурное бюро Coop Himmelb(l)au широко известно в мире такими проектами, как “Чердачная реконструкция” в Вене (1983-88), UFA-Кино центр в Дрездене (1993-98), Акрон музей искусств в Огайо (2001-2007), Общественная школа №9, открытие которой планируется в этом году в деловом центре Лос-Анджелеса и комплекс Европейского Центробанка во Франкфурте, строительство которого должно закончиться в 2014-м году. Проект “BMW-Welt” (BMW-Мир), тематический автопарк в Мюнхене (2001-2007), отличается характерным центральным элементом – огромным двойным конусом. Эта элегантная и динамичная конструкция, возможно, наиболее удачный пример, воплотивший амбициозную мечту мастера – создать архитектуру, которая бы парила в пространстве и непрерывно менялась подобно плывущим по небу облакам.

Бюро выиграло множество престижных международных конкурсов и наград и с помощью нескольких филиалов в разных странах старается удовлетворить нескончаемый спрос на разработку экспериментальных заказов по всему миру. Даже в разгар кризиса, лишь за те дни, что я писал эту статью, архитектор выиграл нескольких новых крупных международных заказов, включая 50-этажный небоскреб штаб-квартиры концерна “Китайская страховая группа” в Шэньчжэне. В 2008-м году бюро Coop Himmelb(l)au отпраздновало свое 40-летие большой ретроспективой “Вне синего” (Beyond the Blue) в MAK-Центре в Вене.

Мой разговор с господином Приксом состоялся в день его воодушевляющей лекции перед большой и разнообразной аудиторией университета Купер Юнион в Нью-Йорке.

Владимир Белоголовский: Архитектура – это то, чем вы всегда хотели заниматься?

Вульф Прикс: Когда мне было 18, мой отец отправил меня посмотреть монастырь Санта Мария Де-Ла-Туретт под Лионом, построенный по проекту великого Корбюзье. Это экстраординарное здание. Когда я увидел капеллу этого монастыря, я не мог найти слов. Я только подумал: если это архитектура – я хочу стать архитектором. 

В.Б.: Вы учились в Венском Технологическом университете, закончили АА в Лондоне в 1968 году и основали собственное бюро в том же году. Получается, что вы никогда не работали у других архитекторов?

В.П.: Дело в том, что мой отец был архитектором, и я работал в его офисе с 10 или 11 лет, до моего поступления в университет. Я буквально рос в архитектуре. Я ощутил себя готовым сразу после окончания АА, и, к тому же я хотел заниматься совсем другой архитектурой, нежели той, которой меня учили в университете. Тогда царили идет постмодернизма.

В.Б.: А какую архитектуру стремились изобрести вы?

В.П.: 1968-й год был настоящим прорывом. Все буквально взорвалось – не только архитектура, но и музыка, и философия, и образование, и политика – все общество. Это было время, когда студенты всего мира вышли на улицы, чтобы потребовать перемен. Нашим девизом было – власть фантазии! Конечно же, музыка была очень важна, и мы хотели быть такими же знаменитыми и богатыми, как “Роллинг Стоунс”. Разумеется, мы не назвали нашу фирму “Прикс и Свижински”. Мы придумали групповое имя Coop Himmelb(l)au, что означает “Кооператив синее небо”, не из-за цвета неба, а потому что мы хотели создавать архитектуру, способную видоизменяться подобно плывущим по небу облакам.  

В.Б.: С чего началось изобретение вашей архитектуры?

В.П.: Ну, во-первых, существует огромная разница между тем, что было тогда, и тем, что происходит сегодня. Сегодня каждый начинающий архитектор хочет хороший заработок, хочет привлечь заказчика, согласовать программу действий, и так далее. Главное же, к чему стремились мы – это изменить архитектуру. Мы хотели изменить ее радикально и сразу!

В.Б.: Итак, у вас не было заказчиков и реальных проектов много лет. А на что вы существовали, и как вы вообще выжили?

В.П.: Есть множество способов выживания, включая вождение грузовиков... Мы преподавали и вели исследовательскую работу о жизни в будущем, участвовали в конкурсах и других независимых проектах. Мы получали гранты на исследование всевозможных форм и их влияния на настроение людей. К примеру, блобы хороши тем, что успокаивают психику. Также нужно помнить, что жизнь не была тогда такой дорогой. Главное – мы выжили. Мы выжили, как вы сами прекрасно видите. Нужно верить в себя. 

В.Б.: Вы преподаете в Университете прикладных искусств в Вене. Есть ли у вас определенная методика преподавания архитектуры?

В.П.: Я занимаю пост декана архитектурного факультета в Университете прикладных искусств в Вене. У нас преподают такие выдающиеся архитекторы, как Заха Хадид, Грег Линн и Питер Айзенман. В моей студии будущие архитекторы учатся вынашивать свои идеи и отстаивать их концептуально. Они учатся обосновывать свои идеи, не ссылаясь на клише и ограничения реальности, а опираясь в своих проектах на реальность возможностей. Отправной точкой является развитие пространства со множеством динамичных сил. Я также пытаюсь прививать студентам уверенность в себе и способность воображать различные роли архитектуры в будущем. Технологически мы живем в прекрасное время. То, о чем мы лишь мечтали в 1968-м, наконец, возможно сегодня. Поэтому мы совершенствуем новые пространственные возможности.

В.Б.: Поговорим об эволюции вашего бюро – с точки зрения его роста: с каких проектов вы начинали и какими заняты сегодня?

В.П.: Первый проект назывался “Облако”, потому что облако – это синоним himmel blau, что означает “синее небо”. Это был фантазийный проект, с помощью которого мы пытались вообразить новые способы жизни в будущем – указывая на такие возможности, как создание интерактивных надувных пространств, которые могли бы быть подконтрольны вашему сердцебиению.

У нас не было заказчика. Мы просто заявили – жизнь в бетонных коробках нас больше не устраивает. Забудем все это как дурной сон – теперь будущее будет выглядеть так. В 1980-м году мы построили инсталляцию “Пылающее крыло”, которую мы подвесили и подожгли во дворе Технологического университета в Граце. Мы усилили треск огня с помощью колонок, чтобы драматизировать это жаркое представление. Мы хотели создавать не обычную архитектуру, а такую, которая бы кровоточила, ломалась, зажигалась, слезоточила под стрессом, мертвую или живую. Если холодную, так холодную, как блок льда; если горячую, так горячую, как пылающее в огне крыло. Архитектура должна пылать!

Нашим первым реализованным проектом была “Чердачная реконструкция” в Вене для небольшой адвокатской конторы. Мы никак не могли добиться разрешения на строительство, потому что проект был слишком радикальным – в самом сердце исторического города. Поэтому мы отправились к мэру Вены. Он увидел проект и заявил: “Это не архитектура!” Мы спросили его: ”А что же это такое?” Он ответил: “Это искусство”. Тогда мы сказали: “Мы согласны с вами. Господин мэр вы могли бы свои слова подтвердить на бумаге?”

С этим документом мы получили все необходимые согласования на строительство – в качестве арт-проекта. С тех пор прошло более 20-ти лет. За это время наш проект стал яркой достопримечательностью города.

В самом начале в бюро нас было трое, потом пятеро, а теперь – 150 архитекторов, и не только в Вене, где находится наш основной “авианосец”, но и в Лос-Анджелесе, в Лионе (Франция), в Гвадалахаре (Мексика), в Баку (Азербайджан) и на Ближнем Востоке. Не считая конкурсов, мы работаем сейчас над 25-ю проектами по всему миру – от крошечной церквушки в Европе до гигантского стадиона в Китае.  

В.Б.: Каков процент проектов, которые вам удалось реализовать за годы практики?

В.П.: За 40 лет мы разработали 380 проектов, из которых 80 осуществились. Теперь мы реализовываем практически все наши проекты, но мы все еще участвуем в конкурсах по приглашениям.

В.Б.: Вы занимались в институте SCI-Arc в Лос-Анджелесе в конце 1980-х, уже получив образование в 1960-е. К тому времени вы руководили собственной практикой и преподавали в престижных университетах. Зачем вам понадобилось снова учиться?

В.П.: Потому что мне нравится учиться и мне хотелось получить степень магистра. Даже сегодня мы продолжаем большую исследовательскую работу в моем бюро и в университете. К примеру, мы исследуем взаимосвязь между ростом городов и развитием человеческого мозга.

В.Б.: Вы родились и выросли в Вене, имеющей репутацию красивого и очаровательного города. Скажите, не пытается ли ваша архитектура противостоять такому устоявшемуся представлению?

В.П.: Изначально каждый архитектор, безусловно, подвержен влиянию той среды, в которой он вырос. Для меня Вена всегда была очень ограниченным местом, потому что здесь сосредоточены чрезвычайно влиятельные движения по защите и сохранению исторического наследия. Естественно, мы были оппонентами таких взглядов и боролись с ними как могли, потому что столь консервативная среда способна производить лишь посредственную архитектуру. Я устал смотреть на исторические маски. Но теперь я вижу, что мы (австрийские архитекторы) подсознательно подвержены влиянию венских традиций, а конкретно – архитектуры барокко. Мы сильно отличаемся, скажем, от голландских и швейцарских архитекторов, которые выделяются пристрастием создавать архитектуру на основе абстрактных диаграмм. Мы скорее создаем ее подобно Борромини. Австрийская архитектура базируется на последовательном выстраивании пространств (пространственной секвенции). Возьмите таких австрийских архитекторов, как Адольф Лоос, Фредерик Кислер, Рэймонд Абрахам, Ханс Холляйн. Возможно, нам это не приходит в голову, но подсознательно именно так мы работаем.          

В.Б.: Вы не возражаете, когда люди сравнивают ваши произведения с насекомыми, крыльями, ураганами или даже актами насилия?

В.П.: Мне это нравится. Это происходит не сознательно. Но мы вполне сознательно стремимся создавать читаемые и узнаваемые здания. Мне нравится, когда люди придумывают зданиям клички. Город, который легко описать словами, легче постичь. А для этого в нем должны быть узнаваемые здания. 

В.Б.: А когда люди оказываются в ваших зданиях, что бы вы хотели, чтобы они замечали или чувствовали?

В.П.: Нет. Я так не работаю. Это было бы некоторой манипуляцией.

В.Б.: Вы хотите, чтобы люди удивлялись?

В.П.: Нет, даже не это. Я хочу, чтобы людям запоминались мои здания. Не более того.

В.Б.: Однажды вы заявили, что архитектура должна создаваться подобно гоночным автомобилям Формулы-Один. Что вы имели в виду?

В.П.: Я ставлю перед собой три цели: форма, функция и скорость. Мне кажется, что строительная индустрия развивается непозволительно медленно. Если бы автопром развивался так же медленно, как строительная индустрия, мы бы все еще разъезжали в кабриолетах. Вот почему в моем бюро мы используем самые современные технологии как основу для развития.

В.Б.: Вы стремитесь создавать здания, подобные облакам. В ваших текстах часто встречается выражение из Моби Дика: “Мне бы хотелось, чтобы ветер обрел тело”. Откуда появилась эта идея – здание в виде облака, а город в виде целого поля облаков?  

В.П.: В основе этой идеи лежит создание интерактивной среды. Мы заявили, что не рукотворная среда должна влиять на людей, а наоборот – люди должны иметь возможность влиять на среду. Подобные либеральные идеи пришли из шестидесятых. Любой может добиться перемен, расширить пределы возможного, усомниться в некоторых устоях...  Возьмите слова из знаменитой песни Джими Хендрикса “Scuse me while I kiss the sky” (“Извините меня, когда я целую небо”). Очень важно пробовать новые вещи. Это и есть эволюция, в противном случае мы мертвы. Мы постоянно нуждаемся в свежих идеях, чтобы одолеть наши проблемы и продолжить движение вперед.

В.Б.: Кроме Джими Хендрикса и солистов группы “Роллинг Стоунс” кто еще ваши кумиры?

В.П.: Корбюзье, Кислер, Борромини, Пиранези, Бранкузи...

В.Б.: В 1988-м году ваши проекты демонстрировались на знаковой выставке “Деконструктивистская архитектура” в Музее современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке. Многие участники той выставки отрицают свою причастность к этому направлению в архитектуре. А что скажете вы?

В.П.: Конечно моя архитектура – деконструктивистская. Деконструктивистские идеи Дерриды тесно связаны с Фрейдом, который, как известно, был уроженцем Вены. Поэтому я чувствую личную причастность к этому движению. Еще раз повторяю: работать на подсознательном уровне очень важно. Мы начали осознанно этим заниматься в середине 1970-х – разрушая рациональные методы мышления в момент дизайна, рисуя с закрытыми глазами и с помощью других методов, которые могли бы освободить пространство от рациональной и экономической структуры и прочей изысканности. Интоксикация – важнейшая часть любого искусства. В наших проектах мы работаем над формами и образами, которые основаны на вещах, далеких от архитектуры. Ничем не ограниченное воображение – чрезвычайно важно. Забудьте о силе тяжести, забудьте о колоннах. Уже тогда мы заявили: “Притяжение? Спасибо, не надо!”

В.Б.: Вы в первую очередь мятежник. Думаете ли вы, что именно это качество и является самым главным для настоящего художника?

В.П.: Когда мне было 10 или 11 лет, мой отец повел меня в венский Музей истории искусства и показал мне знаменитое полотно Питера Брюгеля “Вавилонская башня”. Мне безумно понравилась эта картина, но мне было непонятно, почему у этой странной башни не было шпиля. Другими словами, это была недостроенная башня. Я думаю, что долг каждого архитектора состоит в том, чтобы достроить Вавилонскую башню. Но каким образом можно достроить Вавилонскую башню, если вы не мятежник? Я и сейчас хочу изменить архитектуру.
 
Даже сегодня, создав успешную международную практику с проектами, реализованными по всему миру, Вульф Прикс остается вовлеченным в процесс экспериментирования и переосмысления архитектурного пространства. Ровно 40 лет назад он придумал проект под названием Astro Balloon – Feed Back Space. Этот удивительный аппарат, напоминающий машину времени, накрытую надувным панцирем, был задуман, чтобы поменять наши взаимоотношения со средой – дать человеку полный контроль над окружающим его пространством. Архитектор верил в то, что однажды станет возможным создание столь высокотехнологичной архитектуры, которая бы реагировала на температуру нашего тела или сердцебиение. Другими словами, мы могли бы освободить себя с помощью новых и непосредственных способов контроля над окружающей средой.

В 2008-м году на 11-й Международной архитектурной бьеннале в Венеции этот пространственный эксперимент был наконец реализован и опробован тысячами людей. Архитектор-мятежник доказал, что архитектура может создаваться не только из бетона, стали и стекла, но и из звука, света, и даже с помощью нашего собственного тела. Четыре десятилетия понадобились Вульфу Приксу на то, чтобы доказать свою правоту. И это придает идущим за ним архитекторам уверенность в том, что традиции условны и любая преграда может быть преодолена, даже если эта преграда – земная сила тяжести. Хотя земля нас притягивает, но небеса зовут ввысь.