Кукольный дом

Трюсс Шрёдер, урожденная Шрайдер, была ростом с куклу наследника Тутти, метр шестьдесят с небольшим. 35 лет, вдова, трое детей на руках, она мечтала уехать из голландского Утрехта куда угодно, - в Амстердам, в Германию, в Америку. В доме мужа, адвоката Фрица Шрёдера - с которым они прожили 12 лет, не сходясь во взглядах на очень многое и в частности на то, как и в каких интерьерах следует воспитывать детей - она оставаться не желала.
- Если не можешь найти подходящий дом, построй его сама, - посоветовал Геррит Ритвельд, потомственный мебельщик и начинающий архитектор. Они познакомились, когда Ритвельды, старший и младший, привезли ее мужу отреставрированное бюро. Бюро госпоже Шрёдер не понравилось, зато понравился Ритвельд, как Маяковский понравился когда-то Лиле Брик.
Rietveld Schröderhuis, построенный ими в 1924 на окраинной утрехтской улице Prins Hendriklaan, напечатан во всех историях современной архитектуры, хотя первое место ему - в журнале "Сделай сам". Дом, включенный в список всемирного наследия ЮНЕСКО, считающийся предтечей архитектурного хай-тека, манифестом авангардизма и лучшим пространственным воплощением идей голландской группы De Stijl, на самом деле склеен из кирпичиков, фанерок, реек, дощечек. В музее сейчас продается картонная сборная модель де-стильной избушки, стоящей к полю передом, а к городу задом. Хорошая идея, можно вспомнить, как в 1936 хозяйка сдавала школе Монтессори свой дом, словно действительно сложенный из монтессориевского детского конструктора, предшественника LEGO.
В системе складывающихся фанерных перегородок, мелких и крупных усовершенствований видна рука гениального умельца, готового для каждой задачи найти неуклюжий, но верный и неожиданный ответ. Вроде ремешка, потянув за который можно отодвинуть дверь, выводящую на второй этаж и особого рычага, которым эту же дверь со второго этажа можно закрыть. Каждый шкаф, каждая кровать - трансформер, собирающийся днем и раскладывающийся ночью. Композиция из фанерных цветных ящиков-архитектонов - в ящики спрятан узкопленочный кинопроектор и радиоаппарат. Переговорная труба для молочника рядом с продуктовым окошком "прошу нажать, если не открывают".
Вместо мелкобуржуазных занавесочек - цветные фанерные щиты. Чугунная держалка для зонтиков перевернута вверх ногами, чтобы скрыть недопустимый фабричный узор. Сушилки для полотенец - криво загнутые буквой "Г" металлические прутья. Части дверей в кухне покрашены черным - но не геометрической абстракции ради. Просто некоторые места больше всего пачкаются. Такой вот домотканый хай-тек со скобяными изделиями, шпингалетами, деревянными задвижками и цветным линолеумом на гвоздиках.
Обычный, добротный, трехэтажный, как у соседей, голландский дом обошелся бы тысяч в 18 гульденов, цветной кубик встал в 24. Да только ли в деньгах дело? Надо себе представить женщину с тремя детьми, отправляющуюся жить из картины Питера де Хоха прямо в картину Мондриана.
В этой картине Трюсс Шрёдер прожила 60 лет, успев создать фонд Ритвельда, распорядившись судьбой дома и позаботившись о его реставрации. Перед каждой экскурсией, она обращается к гостям с телеэкрана. На вопрос, кому же современная архитектура обязана этим смешным шедевром, маленькая старушка отвечает: "Внутри мы все с Ритвельдом делали вместе, фасады придумывал он, но ведь внешний вид этого дома во многом зависит от внутреннего."
- Она хотела жить в пространстве, где ничто не предопределяло бы ее жизнь, не было бы никаких приемных и гостиных. Для многих, конечно, это был бы переезд на Луну, - говорит архитектор Бертус Мюлдер, реставрировавший дом. - Для Трюсс это было совершенно естественно
Первые эскизы она отвергла, ей хотелось еще более странных, еще более ярких фасадов. И она добилась своего, превратив здание в манифест De Stijl. "Куда смотрит архитектурный надзор!" - последовал общий вопль. Архитектурный надзор был ни при чем: его цинично обманули. На первом этаже Ритвельд расположил комнаты в полном соответствии с нормами и правилами: для вмешательства строительных экспертов и психиатров не было достаточных оснований. Весь второй этаж с его свободной планировкой был объявлен "чердаком", где по закону можно делать все что хочешь - то храни велосипеды и соли селедку, а то городи цветные стенки и ставь опыты на людях. К тому же на представленных для утверждения фасадах дом завершался черепичной скатной крышей - весьма удачно принадлежавшей соседу.
Шрёдер решила построить дом, который она могла бы в случае чего сдавать по частям или целиком или если она все-таки уедет из Утрехта. В каждой комнате был предусмотрен умывальник и место, куда можно поставить керосинку. Сама Трюсс Шрёдер не пожелала опускаться до плиты, и с кухни на второй этаж был построен лифт для подачи еды. Она хотела жить только на верхнем этаже, с большими окнами, ближе к свету солнцу, дождю.
Второй этаж с убранными стенами - одно из самых замечательных архитектурных пространств, даже не сказать, интерьеров, какие мне только приходилось видеть. Свет идет отовсюду, оживляя яркие цвета перегородок и стен. В этом едином пространстве особняком сохранялась лишь спальня хозяйки, а комнаты сына Бинерта и дочерей Марьян и Хайнеке исчезали, оставляя лишь след на полу. Пол, согласно плану расстановки перегородок был расчерчен белым, черным и красным Трюсс Шрёдер просила детей не топтать белый, а прыгать себе с черного на красный. Стены раскладывали на ночь. Можно себе представить слышимость сквозь эти фанерные щиты, но мать это не особенно волновало. Она воспитывалась в монастырской школе для девочек и, похоже, не считала уединение чем-то особенно важным. Вполне в традициях голландцев, никогда не занавешивающих окна. Она спешила начать жизнь с чистого листа и чистого пространства. В 1924 в новогодние праздники переехали в еще незаконченный дом, плотники спали в нижних комнатах.
Надо отдать Трюсс Шрёдер должное, она высоко несла в быту знамя функционализма. Каждый архитектор позавидует такому бескомпромиссному заказчику. Наш Константин Мельников, уж на что был велик, уступая родственникам, вещал на ромбические окна кружевные занавески и пристраивал в круглой комнате русскую печь. Трюсс Шрёдер дорожила пространством и памятью о Ритвельде.
- Он умер в 1968, - говорит Бертус Мюлдер, - в 1975 дом был включен в список памятников архитектуры, и тогда Трюсс попросила меня взяться за реставрацию. Она знала, что я работал у Ритвельда, очень его уважал, и она считала, что я с этим справлюсь. Мы долго говорили о жизни, об отношениях с Ритвельдом, о том, что она хотела бы сделать с домом.
Фантастическая женщина с ясной головой и с удивительным чувством современности. Абсолютно независимая Она была вдовой с тремя детьми, и у Ритвельда было шесть детей, но они были любовниками. Когда у него умерла жена в 1961 году, он окончательно переселился к Трюсс.
- Она и сама была профессиональным дизайнером?
- Посещала лекции в технической школе в Германии. После замужества пришлось бросить. Но у нее был талант.
- Когда ходишь по дому и думаешь о его хозяйке, видишь в ней какого-то архитектурного комиссара, нетерпимого и жесткого.
- Нет. Да нет, Нет! Очаровательная, тонкая, очень ранимая. Правда, была страшная критиканка, но Ритвельд ценил ее вкус. С каждым эскизом он приходил к ней и спрашивал: что ты об этом думаешь? И исправлял.
- А в мастерской кто-нибудь спорил с Ритвельдом?
- Нет, никто и не осмеливался. и не хотел. Он был очень четок в своих заданиях, до мельчайших деталей и заранее было ясно, что он от тебя ждет. Он вел себя по-дружески, с ним было легко разговаривать и, если ты разделял его идеи, не было никаких проблем.
- Когда вы реставрировали дом, вам не приходило в голову, что какие-то его решения были неудачны?
- Все решения были замечательны. Просто Ритвельд создавал образ и не шел на компромисс. Если бы он оглядывался на технику и материалы, которые были в начале 20-х в распоряжении архитекторов, он бы строил традиционные дома и не сделал бы ничего нового.
Действительно, многое в доме кажется сделанным лет сорок спустя. Вот трубочка лампы в прихожей. Откуда в 20-х годах лампа дневного света, их тогда не было? - ловлю я гида, но тот спокойно отвечает, что это подлинная колба того времени, которую просто специально выдули для Ритвельда, с обычной нитью накаливания, просто очень длинной. "Когда она перегорает, мы за огромные деньги у специального человека, чуть ли ни единственного на всю Голландию, ее чиним".
На стене доска с предохранителями-пробками - их 8. Все домашнее электричество в 24 году требовало от силы трех. Остальные пять добавлены для красоты и для современности, о которой мечтала Трюсс Шрёдер. Для пущей же современности на полке внизу стояли сразу два телефонных аппарата.
Ритвельд отказался от привычных батарей центрального отопления, они показались ему слишком красивыми, и пропустил горячую воду в горизонтальных трубах под окнами. Нам, советским, этот тип радиаторов знаком по котельным и постирочным, но тогда нарочито простое решение потребовало серьезных затрат. Система отопления обошлась в треть сметы, ну а если в доме все равно бывало холодно, топили буржуйку, перенесенную из старого дома Шрёдеров.
- Где теперь дети Шрёдер? - спрашиваю у Бертуса Мюлдера. - Они не захотели оставить себе дом после смерти матери?
- Все умерли. Сын был инженером-строителем. Старшая дочь - социальным работником. Младшая стала архитектором, училась в Цюрихе в ЕТН, потом уехала в Америку преподавать. Дети вместе с Трюсс создали фонд Ритвельд-Шрёдер и передали ему дом, чтобы фонд занялся реставрацией и открыл дом для всех желающих.
Пока была жива Трюсс Шрёдер, она принимала бесконечных посетителей, их было так много, что ей случалось прятаться от них на крыше. Сейчас попасть в дом куда сложнее, на экскурсии (не более 10 человек) надо записываться заранее и готовиться смотреть вокруг, записывать, зарисовывать и запоминать: фотографировать внутри дома запрещено даже японцам.
Единственное, что изменилось - территория вокруг. Улица осталась все той же красивой буржуазной улицей Принс Хендриклаан, которую так не любили хозяйка дома и ее архитектор. Они специально отвернули от нее дом и планировали вывести его на новую улицу. Новой улицы не появилось, вместо этого в 1964 здесь провели автодорогу, которую подняли на эстакаду, окончательно отрезав дом от вида и вид от дома. Ритвельд был в ярости и был готов снести дом, тем более, что американцы давно предлагали купить дом целиком в качестве музейного экспоната. Служители его культа убеждены, что именно это свело архитектора в могилу.
Зато все в доме по-прежнему. В подвале, рядом с отопительным котлом, чудом техники начала ХХ века, стоят банки с красками, которыми с 24 года аккуратно поновляют стены и потолки, точно так же, как делал Ритвельд, добавляя охру в смесь белого и черного и прокрашивая поверхности в два слоя - сначала теплые, потом холодные цвета. Серый цвет, как мы теперь поняли, обозначает бетон, красный и желтый - металл, белый и синий - пластик.
Кирпич вместо бетона, крашеные бруски вместо железа, - это, положим, знакомо, такими же были в большинстве своем наши конструктивистские памятники. Но мы содержим их в таком свинстве, что надо ехать в Европу, чтобы понять: авангардизм не умственная теория, а прикладное ремесло. А современное искусство не то, чтобы овладевает умами, а делается по заказу и размеру маленьких, но очень настойчивых женщин.