Тимур и его команда

Хотя на самом деле бюро Башкаева существует уже 14 лет. А первый свой дом он построил еще в 1989 году – и он уже заметно отличался от типовухи, царившей в то время в жилом домостроении. А еще раньше Башкаев с друзьями спроектировал - ни много ни мало - парк «Страна чудес» в Нижних Мневниках. Правда, этому оригинальному проекту власти предпочли Церетели… Остались в проектах и такие эффектные проекты, как Евровокзал, Боровицкая площадь, Остров, стоматология на Новом Арбате. Эти вещи Башкаев делал вместе с Александром Асадовым, которого считает своим учителем. А последние годы он неожиданно стал главным специалистом по железнодорожному хай-теку. Построил синие павильоны станций Ярославки, пешеходный мост у ЗИЛа, станцию монорельса, а сейчас реконструирует здание Ярославского вокзала, возвращая народу Шехтеля, законопаченного в 60-е годы.

- Довольно неожиданный сюжет: радикальный архитектор вдруг ввязался в реконструкцию…

- А оказалось, что это главное дело его жизни! (смеется). Будет, по крайней мере, чем оправдаться перед потомками. Потому что всех, наверное, удручало несответствие сказочных фасадов Ярославского вокзала и его совковых интерьеров. И все думали, что там все погибло, да? Вокзал пережил две крупные реконструкции в советское время, после чего вместо внутреннего двора, куда прибывали поезда, появилась двухэтажная встройка, а все дворовые фасады, заложили кирпичом и отделали мрамором. Уцелели лишь колонны галереи Льва Кекушева и главный вестибюль Федора Шехтеля, сильно переделанный в 1947 году Алексеем Душкиным. В архивах мы не нашли ни одного чертежа, ни одной фотографии внутренних фасадов. А когда сделали пробные шурфы, обнаружились и недостающие колонны галереи из цельного куска лабрадорита, и шикарные арочные проемы с родной столяркой и даже местами со стеклом!

- Почувствовали себя Шлиманом?

- Практически… Когда сквозь пробитые в стене проемы видишь детали подлинного Шехтеля, закопченного и покрытого паутиной, ощущения фантастические! Стало ясно, что надо вскрывать фасады и все восстанавливать. Мастера из «Спецпроектреставрации» опустили пол, сняли потолок, восстановили кессоны. Только вот пол не отвоевали: гранит все-таки не в стиле модерна, мы хотели травертин. Галерею восстановили полностью, а позднюю встройку ради контраста сделали еще более современной. Наша главная идея была в том, что старое должно быть подлинным, а новое - современным.

- То есть, в полном соответствии с принципами научной реставрации?

- Да, именно так. И главное, что теперь эту красоту уже никто и никогда не закроет.Ну а свои модернистские амбиции будем реализовывать рядом: вокзалу необходим новый зал ожидания, который нам видится эдаким китенком из цинк-титана.

- Он чем-то похож на проект реконструкции Боровицкой площади, где у вас с Александром Асадовым была Рыба-кит…

- Александр Рафаилович был для меня даже не учителем, а, скорее, гуру. К моменту нашей встречи я уже многое умел, но именно Асадов помог мне как-то расширить сознание, понять, как много в архитектуре значит образ. Потому что без него здание остается набором функций и технологических решений, каждое из которых можно легко оспорить и отвергнуть. А когда у тебя в голове есть некий идеал и ты в него веришь, то и заказчика убедть легко. Возникает некая целостность, которая для меня является высшей ценностью. А потом уже все решения логично подчиняются этому образу, он становится критерием всех твоих ходов. Именно так мы мыслили проект реконструкции Планетария: он был центром системы, своего рода «солнцем», вокруг которого возникали «планеты» - павильоны поменьше.

- Так это была ваша идея – поднимать домкратами памятник мирового значения?

- Нет. Это была идея академика Анисимова. Мы разрабатывали архитектурную концепцию, поднимая не только здание, но и землю вокруг него. Создавали наклонный искусственный рельеф, пологие пандусы, чтобы сохранить исторические пропорции выдающегося памятника конструктивизма. Но в дальнейшем Анисимов дорабатывал проект без нас.

- Складывается ощущение, что Башкаев это такой романтик, который вечно придумывает какую-то усложненку. И построить ее невозможно, и денег нет, а он ее упорно двигает…

- Как только возникает сверхзадача – возникает сложность. Чтобы найти простые совершенные формы, надо от многого отказаться - а как отказаться, не попробовав? Количество возможных приемов фантастическое, и если раньше была доминирующая парадигма (классицизм, модерн, функционализм), то теперь их десятки. Что выбрать, как найти конкретной задаче адекватное решение? Только попробовав, почувствовав весь инструментарий, весь набор приемов, наработанный архитектурой. А глазами этого не постичь, только руками. Накопив опыт, ты уже быстрее отбрасываешь то, что заведомо не отсюда. Я не адепт какого-то конкретного стиля, поскольку уверен, что сегодня невозможно решать разные задачи в рамках какой-то одной парадигмы. Но знаю, что в этой конкретной ситуации максимальный эффект может дать минимализм. А вдругой – хай-тек. И т.д.

А вообще бывает по-разному. Сделали мы проект пешеходного моста у ЗИЛа. Согласовали, обсудили со строителями варианты остекления… Проходит какое-то время, проезжаю по Третьему кольцу, смотрю – а мост уже стоит. И что вы думаете? Практически один в один с нашим проектом. Но есть и печальные примеры, как, например станция монорельса «Улица Милашенкова». Нарисовали мы красивый пульсирующий силуэт, а на то, что получилось, смотреть без слез невозможно… Генподрядчики сделали «рабочку» и построили станцию без единого согласования с авторами проекта.

- А вот ваши новые станции Ярославки: красиво, но люди мучаются, потому что ноги со скамеечек до земли не достают! Вечно у нас с хай-теком так: вроде круто, а гайка какая-нибудь не там – и все!

- Там, где рабочку делали мы - скамейки нормальные. А вообще это вечная история, когда проект твой, а «рабочку» делают другие, ложась под строителей. И тогда весь хай-тек летит к черту. Вроде бы – зачем вообще связываться? Но люди делают хай-тек не потому что это модно, а потому что это отвечает их мироощущению. И даже если качество не соответствует, то порыв нельзя не оценить. Неправильно привинченная гайка тоже когда-нибудь станет частью нашей истории. Русский конструктивизм нисколько не скомпрометировал себя тем, что был построен из плохих материалов и сегодня разваливается. Конечно, всякое усложнение увеличивает риск. Но и обходиться в наш сложный век простыми решениями – тоже ведь странно?

- Тем не менее, в жанре «прома» вам удалось сделать немало славных вещей: например, гараж на улице академика Варги. Просто, ярко, весело, остроумно!

- А сколько нервов потратили! Мне очень хотелось уйти от образа сундука, каким у нас обычно гараж выглядит. И мы спрятали рампу внутрь, выведя наружу смягченную форму. А с той стороны, где жилой дом, повесили тонкий лист синего железа, прорезав по нему узоры. Ограждения сделали из перфорированного листа, а весь фасад затянули растяжками. Долго «объясняли» заказчику, что они там что-то поддерживают и не дают пьяному выпасть! Но сейчас их убрали и вставляют окна, так что, считайте, нет гаража.
А на Полесской улице гараж, проект которого все премии собрал, и вовсе не построили. Мы пытались осуществить схему, по которой машина заезжает на свой этаж непосредственно с земли, без виражей – за счет перепада рельефа. Ну а чтобы свести две части и сделать хоть какую-то архитектуру, придумали посредине башню. Но ничего не вышло.

- У вас вообще очень много утопических проектов: будь то новый жилой комплекс на Кутузовском или дом в поселке «Ландшафт», где сквозь здание проходит эдакая трубочка… Не говоря уж о «Стране чудес»!

- Чисто коммерческий подход к освоению участка возможен, но он ограничен. Ставить плотно коробочки башен уже не интересно даже заказчику. Но можно по-другому. Создать, например, искусственную среду, которая живет по законам среды естественной. Не имитировать природу, а развивать ее логику. Именно такой альтернативный вариант жилого комплекса мы и предлагаем на Кутузовском. В городе глаз человека лишен сложностей естественного ландшафта: холмиков, пригорков. А поскольку застроен город плотно и на земле места уже нет, то мы предлагаем создать вертикальный ландшафт, по всем законам ландшафтной геопластики.

Что же касается «Страны чудес», то это совсем из другой жизни. В конце 80-х Зураб Церетели пробивает этот участок в Нижних Мневниках под детский парк развлечений. Его ставят в график, срок подходит, а проекта нет. А там Политбюро, надо отчитываться. Главный архитектор города идет к начальнику института Генплана и тот говорит, что выход только один: набираем молодняк, даем им карт-бланш и быстро делаем. И вот мы с друзьями (главным у нас был покойный Леша Мещеряков), по ночам, весело и быстро все это ваяем. Такого напридумывали! Огонь, вода, космос – и никакого Диснейленда. А потом Градсовет, мы с нашим проектом на 48 квадратным метров – и Церетели с листиком А1. Ну и нам говорят: все здорово, только тематика у вас, ребята, неверная. Народ не поймет.

- В запой не ушли с горя, что очередная мечта накрылась?

- Да нет, я ж тогда как раз первый дом построил. Для летчиков аэропорта «Домодедово». 120 квартир, три башни, а между ними - шесть двухэтажных атриумов. Чтоб человек выходил из квартиры – и сразу попадал в какое-то общественное пространство: детская игровая, бильярдная, кафе. Такого в Москве тогда еще не было! Правда, проект здорово подправили пожарники и конструкторы, но все равно было безумно интересно…

- А строящийся в Подольске жилой дом проекту будет соответствовать?

- Да, только вот цвет нам Охрана памятников зарубила. Мы хотели сохранить контраст красного с белым. Но там близко историческая застройка XIX века, поэтому пришлось красны цвет заменить на бежевый… Но общая композиция сохранилась.

- Если сравнить дом в Домодедово с проектом офисного комплекса на Поклонной улице, то видишь, как далеко шагнула наша архитектура!

- Мы сделали для заказчика три абсолютно разных варианта, и про один их них вдруг поняли, что у нас получились аффинные структуры. Это такие самоподобные развивающиеся образования, которые сохраняют типологию в любом масштабе – ну как горы, снег, облака, кристаллы - таких структур в в природе множество. Каждый фрагмент этого здания подобен целому – и в плане, и в фасаде, и в разрезе. Но при этом они все разные!

- У вас и профиль удивительно широкий: дома многоквартирные, загородные, коттеджные поселки, гаражи, станции, вокзалы, монорельс, ресторан…

- О, ресторан! Я лишний раз убедился, что не существует архитектуры вне социальных условий. Был на берегу канала пивняк, там, естественно, все регулярно тонули, и иначе как «Утопленником» бар этот не звали. Надо было как-то все исправлять: и архитектуру, и ауру. А там решили построить ресторан. Приезжаю, делаю проект: плоские кровли, трубы, ну, не корабль, но что-то такое белое-модернистское. Посмотрел заказчик и говорит: не, парень, тут надо «шале» делать, и чтоб крыши были, как в Австрии, скатные. Ах так, думаю, ну сейчас я тебе такое шале устрою! И устроил: кровля, как заказывали, двускатная, но почти до земли, консоль вывешена к воде, витраж наклонен - в общем такого «шале» история еще не знала! А потом заказчик проникся и ужес сам гонял и нас, и строителей за несоответствие цвета и деталей интерьера – нашему же проекту!
А вообще мне многие жанры нравятся. И я даже как-то переживаю, что в какой-то момент из-за конкуренции придется выбирать. Но главное, чтоб было из чего. Так что это вы мне лучше объясните, почему на гостиницу «Россия» международный конкурс не объявят?