Дмитрий Александров. Диалог со средой

Вы открыли собственную мастерскую в 2000 году, позже, чем многие ваши коллеги, но за эти 7 лет по числу реализованных и строящихся объектов сумели опередить многих из них. В чем секрет такой продуктивности?
Не думаю, что на это есть однозначный ответ.  В 99 году мне предложили принять участие в полузакрытом конкурсе на идею жилого комплекса на Б.Дмитровке. Это был период кризиса, и мы тогда занимались  квартирами и коттеджами. Проект я сделал за 2 недели, как оказалось он прошел отбор, и меня позвали срочно его реализовывать и предложили еще два объекта. Под эти объемы я собрал небольшую группу людей, с которыми раньше работал, и таким образом  возникла мастерская "Александров и партнеры". Но частной архитектурной практикой я начал заниматься достаточно давно, в 1991 году. Была мастерская "Трианон", которую мы создали вместе с Андреем Янушевским. У нас был опыт совместной работы с компанией "Хайнс" где мы в составе международной команды проектировали застройку территории в 40 га в Северо-Западном округе "Покровские холмы". С частью участников этой команды мы сегодня сотрудничаем уже как "Александров и партнеры". В частности участвуем в большом проекте под названием "Дубровка плаза" и, в рамках реорганизации территории завода "Московский подшипник", проектируем бизнес-парк класса "А+". Соответственно, в качестве маркетинговых брокеров и консультантов сотрудничаем с "Колльерс"по гостиничному бизнесу, с  "Джонс Ланг Лассаль" и "Интермарк"  по коммерческой недвижимости, с "Кушман и Вэйкфилд" по Музею музыкальных коллекций. 

Создается впечатление, что менеджменту вы специально обучались? 
Обучение происходило естественным образом в процессе работы. Еще в 1988 году, когда я работал в  ЦНИИпроектлегконструкции, и под руководством Ю.Л. Галустяна мы  занималась проектированием мобильных зданий на территории крупного  металлургического комбината в г. Аджакута в Нигерии и в других местах.

Это была достаточно интересная исследовательская задача и первый для меня опыт плотной работы с иностранными проектировщиками и подрядчиками. С середины 90-х, будучи главным архитектором проекта "Покровские холмы" несколько лет работал в тесном контакте с офисом компании "Хайнс" в Хьюстоне и в Москве. В интернациональной команде до недавнего времени мы  работали над проектом "Рублево-Архангельское". Сейчас, после изменения приоритетов - проект получил статус национального проекта, иностранные участники из него ушли. Фактически остались две мастерские - наша и  Группа "Арк" Олега Толкачева. Если говорить в цифрах, за прошедшие семь лет по нашим проектам построено около 700 тысяч кв. метров жилой и офисной недвижимости, начиная от  клубных элитных домов в центре Москвы, и заканчивая крупными комплексами. Сейчас у нас в работе на разных стадиях находятся проекты общей площадью 1.5 миллиона кв. метров.

Какое место работа занимает в вашей жизни?
Вынужденно первое, поскольку я "играющий тренер". Мастерская могла бы быть гораздо больше, чем 30 человек (14 архитекторов, включая меня), но мне не интересно заниматься только организацией рабочего процесса. До принятия и утверждения принципиальных решений я достаточно детально участвую в каждом проекте. За время работы у нас сложилась определенная система соавторских пар или треугольников. Например, над первыми корпусами жилого комплекса "Янтарный город", которые мы недавно закончили строить, вместе со мной работал фактически еще один архитектор - Роман Стадлер, а это площади в 90 тысяч кв. метров.

А почему вынужденно, ведь вам, насколько я понимаю, нравится самому проектировать?
Вынужденно, потому что одно влечет за собой другое. В первые три года мастерская, учитывая волну заказов по реконструкции и строительству объектов в центральной части города, которая сейчас пошла на спад, начала развиваться очень быстро. Потом происходит процесс стабилизации, складывается определенная структура, заказчики, как правило, меняются редко. Мастерская у нас  комплексная, мы не беремся за объекты, если понимаем, что рабочую документацию будем делать не мы. Принцип простой - объект надо контролировать. Мой практический опыт говорит о том, что это единственный способ при прочих равных условиях процесса получить именно ту архитектуру, которая была изначально задумана. Поэтому одной только концептуальной частью деятельность мастерской не ограничивается и у нас в штате есть свои инженеры и конструкторы. Так что в результате работа занимает первое место, тем более что моя супруга тоже архитектор, мой партнер и, наверное, самый строгий критик. 

Вы активно работаете в историческом  центре города и у вас много проектов реконструкций жилых и административных зданий. Такая работа требует если не самоотречения, то самоограничения, вас это не останавливает?
Мы не боимся браться за объекты в исторической среде и, судя по всему, умеем это делать. Принципы средового подхода были сформированы  Александром Андреевичем Скоканом еще в конце 80-х, когда разрабатывалась концепция реконструкции района Остоженки, нынешней "Золотой мили". Хотя я никогда не работал непосредственно с Александром Андреевичем, но личное общение с ним, в частности по некоторым разрабатываемым нами площадкам, к которым он тоже в разное время приложил руку, мне многое дало, и я считаю его одним из своих практических учителей. Работы бюро "Остоженка" и работы Владимира Петровича Юдинцева в районе Трубной и Цветного бульвара,  подвигли меня к пониманию необходимости жесткой архитектурной политики сохранения среды. Наглядный пример пять объектов, которые мы сделали в 71 квартале - это между Б.Дмитровкой и Столешниковым переулком. Там есть самые разные вещи, которые показывают эволютивный подход мастерской за 7 лет. Кроме того, среди моих коллег, сотрудников мастерской, есть архитекторы, которые до этого работали в Союзе реставраторов - Ольга Ванцкул, Вера Еремеева. Один из достаточно сложных и интересных в этом плане объектов, который мы проектировали - многофункциональный комплекс на территории Николо-Перевинского монастыря. Туда входит храм, приют для детей сирот, музыкальная школа и стояла задача, как воссоздания исторической среды, так и реконструкции с реставрацией. Мы всегда стремимся сохранить здание, полностью или частично, причем довольно часто вопреки мнению заказчика. К сожалению, в некоторых случаях сносить, все-таки, приходилось.

Вы упомянули квартал  Б. Дмитровке, где  у вас сразу несколько соседствующих  объектов. Для центра Москвы сегодня это уже редкий случай. Как вы использовали возможность комплексного проектирования, было ли у вас желание выстроить ансамбль из этих объектов?
Эта цель изначально преследовалась, но в результате мы работали по пяти объектам с тремя разными заказчиками. Тем не менее, удалось реализовать часть первоначальных идей, которые обсуждались в Москомархитектуре и Префектуре ЦАО,  при согласовании нашего первого проекта в этом квартале. В частности  удалось  сохранить систему взаимосвязей внутри квартала. Все арки восстановленных, реконструированных и новых зданий представляют единую сеть и предусмотрена прямая связка через пешеходную зону, которая откроется полностью, когда будет завершено строительство пятого здания - Б.Дмитровка 18.

Мы сохранили систему нарезки внутренних дворов, с учетом изменения этажности, были сформированы общественные пространства.  Кроме того, я доволен, что район стал обжитым, реально функционирующим элементом городской среды. Помимо жилых и офисных площадей, там действует целый ряд бутиков, кафе, пекарня и другие объекты инфраструктуры. 

Офисы "Перфоратор" и "Георг плаза", получившие множество профессиональных наград имеют также высокий общественный рейтинг. На сколько вы сами довольны этими работами, были ли там какие-то потери при согласованиях? 
Процесс проектирования, согласования и строительства этих зданий, по сравнению со многими другими объектами, складывался на редкость удачно, что, наверное, и отразилось на результате. Офис "Перфоратор" (Б.Дмитровка 16, стр. 2), в это даже трудно поверить, был построен меньше, чем за год. Что касается архитектурных  потерь - первоначально предполагалось, что дом будет иметь зеркальное остекление. Этого добиться не удалось, но практика показала, что нужный эффект, получился и без этого. Было очень приятно работать с черногорскими и сербскими подрядчиками, которые добросовестно относились к работе и старались учесть все наши замечания. Квартал на Дмитровке вообще весь построен строителями из бывшей Югославии. Учитывая, что этот объект был компенсационным с точки зрения объемов, он решен ракурсно. Участок имеет активный рельеф с перепадом высот до 8,5 метров, который мы использовали, в результате со стороны Петровки дом получился на этаж выше. На пластику композиции работает и так называемый "пятый фасад". Подобный прием, кстати, применен и в остальных наших постройках на этом участке. За счет искусственно поднятого на высоту пять метров первого этажа мы выгородили пешеходное пространство, и заказчик пошел на это. Что касается комплекса "Георг плаза" на Мясницкой, там стояла задача построить высококлассный компактный офис, рассчитанный на двух корпоративных арендаторов. Мы ориентировали объем здания таким образом, что часть помещений выходят окнами на дом Центросоюза Корбюзье, а часть на Меньшикову башню. Компания, которая сейчас занимает это здание в качестве московского представительства, насколько мне известно, своим офисом довольна.

Кроме домов в центре, которые соответственно малоэтажные, вы сейчас достраиваете высотный жилой комплекс в Строгино. Насколько интересен для вас оказался этот опыт? Какие характерные особенности есть у этих башен, которые отличают их от других подобных объектов?
Тут несколько интересных моментов. Строгино - один из лучших районов Москвы по видовым и ландшафтным характеристикам, а на этом участке к тому же никогда не было строений, и тектоника грунтов была абсолютно нетронутая. В свое время, у нас был проект офисного центра на Большой Спасской, достаточно, кстати, отмеченный, фасады которого проектировались в керамике яркого терракотового цвета.  Этот материал мы перенесли в один из первых эскизных проектов домов в Строгино и на фестивале "Зодчество 2004" за градостроительную концепцию этого участка получили  бронзовый диплом. На Москомархитектуре цвет сочли слишком активным и не утвердили, но после Общественного совета мы к нему вернулись. Нас поддержал Ю.П. Гнедовский, который вспомнил вариант, представленный на "Зодчестве". В результате получилась достаточно яркая система акцентов на фоне серой застройки и со стороны некоторых высоких точек на МКАД это цветовое пятно просматривается и служит позиционным ориентиром.     После того как мы в соответствии с маркетинговым планом, разработанным заказчиком, посчитали оптимальное соотношение квартир, их площадей и ориентацию на видовые точки у нас получился  П-образный корпус, идеальный с этой точки зрения, но не идеальный, с точки зрения строительства и рентабельности. И тогда появилась совершенно сумасшедшая идея заполнить образовавшееся пустое пространство атриумами. Так возник небоскреб в виде 4-х пятиэтажных домов, поставленных один на другой с системой внутренних дворов, каждый их которых рассчитан на 8-12 квартир. Типология достаточно уникальная и по этому поводу было много споров с заказчиком, но теперь видно, что рентабельность проекта превзошла все ожидания. И не только из-за рыночного роста цен, но и благодаря интересу к архитектуре зданий. Не хочу называть фамилии, но в этих домах купили квартиры несколько известных московских архитекторов.

Расскажите  о вашем проекте музея музыкальных коллекций на Солянке, какие идеи легли в объемно-пространственное решение? Какова дальнейшая судьба этого проекта?
Совсем недавно по ТВЦ была передача, в которой заказчик музея и владелец коллекции Давид Михайлович Якобашвили рассказывал ее историю. Коллекция уникальная, имеющая мировое значение, поэтому, не смотря на достаточно скромные размеры музея, он должен стать одним из культурообразующих центров города. В историческом контексте всегда существуют два подхода к размещению объектов - доминантный и в режиме диалога. Первый вариант я внутренне сразу исключил. Между архитектурой Бланка и Жилярди с Григорьевым максимальная допустимая планка - это диалог. Вместе с тем никакой мимикрии под исторический стиль быть не могло, во-первых, из-за углового расположения участка, а, во-вторых, потому что музею просто не требуются такое количество окон, которое характерно для ордерной архитектуры. В результате мы сделали вполне нейтральную вещь из нескольких объемов разной этажности, от одного до трех. Пропорции и членения объемов находятся в режиме соподчинения окружающим памятникам архитектуры. Первая, разработанная нами концепция, прошла еще при ныне покойном Алексее Комиче под аплодисменты. Затем по инициативе мэра было принято решение об увеличении музейных площадей. В настоящее время проект уже со всеми изменениями находится на экспертизе, и заказчик предполагает начать строительство в этом году. Общая площадь музея составит  8.5 тысяч кв. метров, примерно половина этих площадей находится под землей. Здание объединяет три функции - это музейно-выставочное пространство, хранилище и ремонтно-реставрационные мастерские. Кроме того предусмотрена огромная подземная парковка, которая тоже будет представлять собой часть музея, поскольку у Давида Михайловича еще большая коллекция автомобилей "Чайка". Мы изначально позиционировали здание, как прообраз римского форума или древнегреческой Стои, поэтому проектом предусмотрены несколько объемов, пропорциями напоминающие периптеры, сгруппированные вокруг внутреннего общественного пространства, с  использованием долговечных современных материалов - юрского мрамора и титано-цинковых сплавов на фасадах. Это отвечает также требованиям безопасности и условиям хранения коллекции.

Там, наверное, и внутренние планировки интересные?
Да, но это пока секрет, увидите, когда  построим музей. Могу сказать, что дом внутри больше чем снаружи, там многоуровневое внутренне пространство и если снаружи он кажется 2-3 этажным, то изнутри это пять открытых этажей, сгруппированных вокруг атриума. Система движения организована  практически как в музее  Гугенхайма -  это тоже обратная улитка, только в данном случае она по лестничным пролетам переходит из корпуса в корпус. Кровля будет трансформируемая - открываться летом и закрываться на зиму. Система ракурсных точек и раскрытий такова, что через стекло видно практически всю набережную, включая колокольню церкви Животворящей троицы и  памятники напротив.

Насколько важным для вас является  наличие собственного авторского почерка? 
Выдерживать определенную стилистику для меня не самоцель. Но если расположить в хронологическом порядке реализованные и не реализованные проекты, сделанные в мастерской за 7 лет, то можно проследить достаточно четко проявленную линию развития: "Перфоратор", " Георг плаза", жилой комплекс в Подкопаевском переулке, дом на Большой Спасской. Отдельно от  этой линейки стоят  вещи, которые связаны со средовым подходом и с реконструкцией. Если я работаю, например, со зданием архитектора Пиотровича, то под страхом смертной казни не буду делать ничего иного, кроме некой осознанной реплики на рациональный модерн. Я откровенно люблю и Шехтеля и Кекушева, но кроме этого люблю и Чарльза Макинтоша, внука которого знаю лично - это ныне практикующий английский архитектор. Но дело даже не во вкусах, а в том, что на рубеже XX века на образ Москвы серьезным образом повлияли два архитектурных направления - это наше "Ар нуво"  и конструктивизм. Поэтому, когда я строю дом на площадке между домом Центросоюза Корбюзье (на мой взгляд, это одна из его лучших построек) и двумя достаточно известными конструктивистскими объектами наших отечественных классиков, то совершенно естественным для меня образом возникает архитектура, которая, подобно шарниру, работает на среду, дополняя и связывая пространства и здания в систему диалога.  При этом мы стараемся не мимикрировать под существующую стилистику, если это не вытекает из сохраняемой части исторического здания. 

Могли бы вы сформулировать критерии, по которым вы определяете качество той или иной архитектурной постройки?
В Москве есть объекты, на которые мы с женой приходим посмотреть еще раз, и приводим друзей, в том числе иностранных архитекторов. Это, например, дом Юрия Григоряна в Молочном переулке и дом Алексея Бавыкина в Брюсовом. Вещи совершенно разные, но есть момент, который их объединяет - это, на мой взгляд, абсолютная безупречность градостроительного подхода. Для меня это главный критерий, которому я стараюсь следовать.