Модернизм в четвертом поколении

Архитектор Алексей Гинзбург ужасно не любит, когда журналисты заводят с ним речь о его предках. Еще бы. Прадед построил «Известия» на Пушкинской, дед – дом Наркомфина на Новинском, отец – Киноцентр. Жить с такой наследственностью прекрасно, а вот работать архитектором – тяжко. Тем не менее к 35 годам Алексей успел многое: закончил МАрхИ, занимался реконструкцией Замоскворечья, писал диссертацию, основал вместе с отцом собственную фирму, выпустил гору проектов, а мастерская, ведомая им последние 10 лет, построила около 30 домов. Два из них - офисное здание в Косом переулке и дом в подмосковной Жуковке – прошли в этом году на конкурс «Золотое сечение», а вилла в Шульгино явно ждет следующего. Все это – архитектура сугубо модернистская, а сохранять верность стилю при том разнообразии жанров, в каком работает мастерская (жилые дома всех сортов, офисные здания и магазины, спорткомплексы и гаражи) – это, конечно, героизм. Впрочем, жанры тут не только коллекционируют, но и придумывают: дом в Жуковке, например, – первый в России интересный образец загородного многоквартирного дома.

- За городом строят либо коттеджи, либо коттеджные поселки. Большой жилой дом тут – вещь какая-то бесмысленная, и, как правило, унылая...
- Типология эта у нас действительно не разработана, но в мире такой опыт есть. И мы не изобретали велосипед, а просто попытались найти какие-то элементы, которые бы превращали городской дом в загородный. Привносили бы дух дачной жизни. Во-первых, сумели отстоять пониженную этажность. Так, чтобы дома были не выше деревьев. Во-вторых, для каждой квартиры первого этажа сделали терассу с перголами. А каждой квартире следующих этажей - стеклянную веранду, «зимний сад» на современном новоязе. Благодаря этим  верандам шестиэтажка смотрится уже не как сплошная стена, а как набор секций, соединенных стеклянными перешейками. Постарались сохранить все деревья, оси переносили раза три, чтобы не рубить три красивых сосны. Ну, еще французские балконы. Они, конечно, создают большие сложности с отоплением (обычно же батарея под окном, а тут ее надо куда-то девать, и трубы в пол прятать, да и мебель сложнее расставлять), но зато ощущение, что вот ты открыл окно – и сразу лес, оно удивительное.

- Чтобы не задавать сакраментальный вопрос «А не застеклят ли ваши перголы?», спрошу лучше так. Все время кажется, будто мы с нашим климатом ничего поделать не можем. Но финны же могут?
- Да и мы можем. Это просто привычка, физиологический менталитет. Нигде в мире дома так сильно не прогревают как в России. Во Франции я бывал в квартирах, где отопление решалось только за счет теплого пола - и нормально. Хотя действительно климат диктует - например, использование облицовки. Делать дома, как Тадао Андо - из чистого бетона - у нас невозможно. А жаль.

- Так и облицован дом у вас вполне «по-городскому»: натуральным камнем.
- Доломит - не самый дорогой камень, но он дает внятное ощущение натурального материала. Я его нашел, когда делал частные загородные дома, и мне понравилось его сочетание с соснами. Там мы пытались прочесть прямоугольные объемы не как белые призмы в чистом поле, а как глыбы, высеченные из камня. Как будто они выросли из земли в сосновом лесу. А вообще, мне кажется, что за городом совсем необязательно делать какие-то бионические формы. Хотя мы и сделали одно такое предложение на конкурс коттеджного поселка в деревне Маслово…

- А разве в жанре загородного дома возможна вообще какая-то идеологичность?
- Индустриальное общество подталкивает к глобализации. И карикатурные уходы в национальное – все эти подмосковные замки из кирпича – это как раз реакция на нее. В институте я часто ездил в Кижи, и понял, что там все было крайне функционально и экономично. По своим принципам русское деревянное зодчество очень близко современной архитектуре: его также в первую очередь определяли технология и экономика. Которые уже потом синтезировались в образ.
Хотя мой дед свою книгу «Жилище» начинал именно с анализа народных домов, немецких в том числе – а в Германии в это время строили Вайсенхоф. Там же национального еще меньше! Плоские кровли, белый цвет, прямые углы: просто арабская деревня какая-то. Но космополитизм же не означает усредненности. Выражение тех или иных идей может происходить с учетом как национального, так и глобального. Модель интеграции времени в место определяет все равно заказчик. Сколько людей - столько и домов.

- А что архитектор – отдыхает?
- Каждый дом - это попытка не только удовлетворить пожелания заказчика, но и самому ответить на запросы времени и места. Указующая позиция «как жить» сегодня невозможна, но и сугубо коммерческий подход мне тоже не близок. Я за диалог. И когда это диалог разумных людей, он может приводить к интересным результатам. Важно слышать друг друга, хотя важно, и чтоб было что слушать… Здорово, когда твой заказчик - человек с какими-то интересами, с жизненной позицией. Когда он не ждет, что вот что-то заказал, приехал и получил результат. А который спорит, что-то доказывает, но которого можно и убедить. Короче, это человек думающий, а не только ценящий красоту и комфорт. Откуда ему взяться? Ну, это те люди, которые интегрировались в западный мейнстрим и воспринимают себя в общемировом культурном контексте.

- Неужели люди, которые живут в «Доме над ручьем» в Шульгино, слышали о «Доме над водопадом» Райта?
- Ну, я им такого не говорил, да и сам, честно сказать, не об этом думал. Просто падает участок в овраг, там шумит ручей, и совершенно логично было делать дом уступами, консолями его туда плавно опускать. Чтобы на каждом этаже возникали новые пространственные ощущения, естественно связанные с перепадом рельефа. В кабинете – ручей, в гостиной – лес, в спальне – небо. Эта идея – что планировки должны наружу работать – это не только Райт, но и ранний Мис, да и вообще вся модернистская архитектура. А уж когда это загородная жизнь, то тут это вообще аксиома. Я еще долго бился, чтобы одним цветом выкрасить дом и внутри, и снаружи – ради все той же цельности. Но заказчикам очень полюбился цинк-титан, и пришлось один объем сделать в нем.

- Дом на рельефе - это счастье. Почему же с этим так мало играют? Это сложно или дорого?
- Конечно, технически это сложнее. Но стоимости строительства принципиально не меняет. Сейчас мы делаем поселок с перепадом в 75 метров! Пять гектаров в Красной Поляне. Идея была такая: во-первых, никаких морских слюней - типа «дом в форме паруса». Во-вторых, из горы вылезает утес складчатой «геоморфной» структуры, и по нему проходит зелень. И, конечно, балконы, лоджии, светлая штукатурка. Очень хочется в пику всем этим башням, усеявшим побережье, сделать архитектуру светлую и галерейную.

- В пику? А как же контекст, о котором вы всегда печетесь?
- Контекстуализм нужен там, где есть контекст. Но и тогда он выражается не в мимикрии, а в подходе. А если контекста нет, то почему не исходить из общих принципов модернистской архитектуры - которых никто не отменял? В Косом переулке, где мы делали реконструкцию, говорить о контексте было просто смешно. Там стилеобразующая вещь была – полное отсутствие духа места. Поэтому и дом наш - это не ответ ни на что, а просто современное здание. Цельный законченный дом – вполне себе самодостаточный.

- Первый ваш дом в городе – торговый центр «Нижегородский пассаж» - тоже, казалось бы, был самодостаточным. Оригинальная форма, плавные линии, алюкобонд (кстати, едва ли не первое в Москве здание, им целиком облицованное). А увешали его рекламой так, что умерло просто все!
- Конечно, опытный архитектор должен думать об этом сразу. А я был - неопытный.

- Ничего себе неопытный: архитектор в четвертом поколении!
- Они жили совсем в другую эпоху. Если б отец увидел, как сейчас Киноцентр разукрасили, я не знаю, что бы с ним стало. Хотя он на той стройке получил выговор как раз за «архитектурные излишества»! Строители написали «телегу» Промыслову, а заказчик (Союз кинематографистов) сделал вид, что ему все равно. И так с заказчиком будет всегда: кому-то нужно то, что ты делаешь, а кому-то нет. Это как в теннисе: если партнер играет лучше тебя, то и ты за ним тянешься, а если хуже, то и ты все время лажаешься. Сколько мы всего напридумывали, проектируя фитнес-центр в Кунцево! «Обходили» деревья, сделали ради этого два объема на «шарнире», хотели облицевать клинкером. А в результате – керамогранит, да и вообще…

- А мне показалось, там вполне любопытное развитие заветов Гинзбургов-Бархиных…
- Я занялся архитектурой не потому, что внук и сын, а просто потому что с детства варился в этой среде, и чувствовал себя в ней комфортно. Я не делал ничего «наоборот» и не делал ничего «потому что». Я бы очень не хотел, чтобы моей главной «фишкой» была моя фамилия. Я ни от чего не открещиваюсь, но пытаюсь думать своей головой.

- Хорошо, тогда более насущный вопрос по «семейной линии». Что происходит с домом Наркомфина, кроме того, что он торжественно внесен в очередной список ЮНЕСКО как «шедевр, терпящий бедствие»?
- Тут я как раз могу только пожалеть, что это не собственность Гинзбургов. Да, в 1995 году мы сделали первый проект его  реконструкции. Идея заключалась в том, чтобы сделать функцию более-менее близкой к изначальной - апарт-отель. И ничего не перепланировать.Тогда была некая фирма, готовая его реализовать. А сейчас такого заказчика, который бы согласился взять дом и тот вариант, который нас устраивает, нет.
Переговоры идут. Но государство занимает индиферрентную позицию по поводу реставрации такой архитектуры. Если немцы, которые восстанавливали Баухауз, занимают позицию гиперортодоксальную (сохранять все, включая старые материалы, делая инъекции в шлакобетон), то у нас дискуссии такие: а не снести ли его и не построить ли заново? Или, может, надстроить пару этажей? Сколько людей приходило и говорило: берем и делаем конфету. Снаружи будет все как есть, а внутри чуть получше. Хотя там внутри все ровно такое же новаторское, как и в Германии: и каркас можно использовать, и перекрытия ремонтопригодны.

- Горят, наверное, хорошо?
- У нас все хорошо горит. Дом Наркомфина – это вообще памятник не федерального, а местного значения.

- То есть, формально попытки реконструировать, а не реставрировать - возможны?
- Да. Если не организовать сопротивления.

- Но ведь ваш проект – с пристройкой лифта - это тоже реконструкция?
- Мы говорим о том, что дом надо реставрировать. Но не как музей, полностью копирующий то, что там было, а как живой объект. Поэтому элементы реконструкции возможны. И если без лифта вернуть дом к жизни невозможно, то пусть он будет – но как отдельная вещь, не зависимая от дома.
Восстановить дом я считаю семейным долгом, но не хочу делать себе из этого рекламу. Восстановлю – похвастаюсь.