Трагедия Санкт-Петербурга

Такие города, как Венеция, Флоренция, Санкт-Петербург могут по-мочь нам в поиске ответов на эти непростые вопросы, потому что в этих городах «борьба» эпох достигает своего апогея.

Венеция — это город-музей, в котором на каждом здании написано: «Экспонаты руками не трогать». Город, имеющий богатую и долгую историю, сохранился практически в первозданном виде благодаря бережному к нему отношению. Известно, что даже ставни в домах этого города нельзя менять без разрешения властей. Это идеальный город, но, как заметил в одном из своих многочисленных интервью голландец Р.Кулхас, это мертвый город. Город без обновления. Город-музей, рас-полагающий огромной коллекцией классического искусства, лишь изредка позволяет проводить в своих стенах временные выставки.

Флоренция? То же самое. «Старый город сам себя изживает в попытках каждый день, подобно голливудской студии, вновь и вновь подтверждать свою идентичность», — размышляет голландский архитектор [1].

Санкт-Петербург — город-музей, жемчужина отечественного градостроительства. Город практически идеален, а следовательно, самодостаточен и не требует вмешательства извне. Новые, инородные тела в ткани города воспринимаются общественностью во главе с большинством архитекторов, как нечто кощунственное. Центр Петербурга — запретная зона для современности. Это идеальное место. Мертвое...

Так в чем же отличие Санкт-Петербурга? Первое отличие — история. Северная Пальмира достаточно молодой город, а по сравнению с той же Венецией — мальчик. Второе, и самое главное — личность его создателя, Петра Великого — реформатора, первооткрывателя, символа всего нового. Новое при Петре было своеобразной парадигмой, законом, которому каждый должен был подчиняться. Петербург Петра Великого — это оплот той современности, город, созданный как символ новой России. Для его создания были привлечены лучшие архитекторы (в большинстве своем иностранные!) того времени. Санкт-Петербург — это символ ультрасовременности, «окно в Европу», идея нового, материализованная в градостроительстве, авангард, воплощенный в формах классики.

Теперь же эту идею всеми средствами пытаются перевернуть с ног на голову. Современный Петербург — это классическая статика, он «ни-когда никуда не спешит», как поет Ю.Шевчук. Развитие остановилось, идеал достигнут. Мы воспринимаем его как нашу Венецию, но из всего сказанного видно, что история и идеи у этих двух городов совершенно разные.

Учитывая исторический контекст, становится понятным, что внедрение «качественной» современности необходимо. Рассматривая архитектуру в «запретной зоне» города, явно вырисовываются основные, всеми известные аттракторы, такие как Спас на Крови, Дворцовая площадь, Исаакиевский собор, Смольный собор и др. Остальные же здания про-сто формируют однородную ткань города — его среду. Отнюдь не каждое здание центра города шедевр.

Для реанимации этого «статичного авангарда» необходимы «архитектурные провокации». Здесь хотелось бы выступить в защиту двух нашумевших конкурсов на здание Газпрома и новой сцены Мариинки. Эти два конкурса, а точнее, воплощенные результаты этих конкурсов, могли бы стать толчком к пробуждению, ответом на вопрос взаимоотношений нового и старого. Но увы...

Быть против башни Газпрома – это признак хорошего тона. Так у нас сейчас принято. Конкурс просто потряс спящий город. Архитекторы, политики, представители культуры, простые жители города — все были против «чужого». К слову, тут возникает вопрос: а стоит ли вообще интересоваться мнением обывателей при строительстве знаковых объектов в городе, особенно в Петербурге. Ведь их ответ всем известен наперед — нет. Не секрет, что большинство людей совсем не разбираются в современном искусстве (а современная архитектура — часть этого искусства). 9 человек из 10 предпочтут Парфенон Национальной галереи в Берлине, построенной по проекту Л.Миса ван дер Роэ (при совершенно одинаковой духовной и эстетической ценности этих двух объектов). У наших людей нет культуры понимания современной архитектуры. Если бы народ был властен над художниками, кубизма и супрематизма никогда бы не было в калейдоскопе искусства. «Искусство нашей эпохи оказывается на своем месте, когда оно обращено к из-бранным. Искусство – вещь не для широкой публики. […] Искусство высокомерно по своей сущности» – писал Ле Корбюзье [2]. Поэтому совершенно очевидно, что решение о строительстве того или иного сооружения должно выноситься исключительно представителями архитектурного сообщества, профессионалами, способными увидеть истинную ценность здания.

Но этот конкурс, без сомнения, оставит след в истории архитектуры. Конкурс на здание Газпрома очень схож с конкурсом на здание Наркомтяжпрома на Красной площади в Москве (1935 г.). Оба конкурса предполагали строительство высотных комплексов в исторических цен-трах городов и тем самым явились катализаторами новых интересных идей и решений взаимоотношения новой архитектуры и среды. Проекты братьев Весниных, Мельникова и Леонидова до сих пор изучаются в архитектурных школах.

К сожалению, в конкурсе Газпрома победил не самый выдающийся проект (не в последнюю очередь благодаря жителям города). В то время как более интересные решения Кулхаса, Нувеля, Херцога и Де Мейрона остались без призов. Без сомнения, один из перечисленных проектов стал бы новой вехой в истории архитектуры Петрограда, новой Эйфелевой башней. По Р.Кулхасу, проблема всего большого («bigness» [3]) в том, что оно всегда стоит в оппозиции к среде, в каком бы стиле оно не было бы выполнено. Поэтому даже победивший проект небоскреба обладал достаточной долей энергии (хотя бы благодаря своим размерам), чтобы дать необходимый импульс городу.

Конкурс на здание новой сцены Мариинского театра знаменателен по другим причинам. Здесь среди многих проектов жюри выбрало выдающийся. Проект Д.Перро уникален и красив. Продолжая тенденцию «зданий-икон», начатой еще Ф.Гери, проект Перро стал бы новой доминантой в исторической структуре города. Это здание — провокация, «пощечина общественному вкусу». Своими неперпендикулярными формами оно должно было искажать окружающее его пространство, бросать вызов классической архитектуре и тем самым входить с ней в продуктивный диалог. Но опять и снова — увы...

По многим причинам концепция была полностью пересмотрена, эстетическая ценность проекта утрачена, здание названо «монстром», а архитектор просто унижен. "Эта ситуация еще раз наглядно демонстрирует сложности в организации реального культурного и технологического сотрудничества с Россией. Решение о расторжении контракта развеивает надежды российского архитектурного сообщества на то, что образцово проведенный конкурс мог повлиять на строительную практику России, сделав ее более прозрачной и профессиональной", — сказал в одном из интервью Д. Перро.

Еще множество конкурсов было проведено в Петербурге, но ни один из них ничем так и не завершился. У города как будто выработался иммунитет на все новое. Даже уже начавшееся строительство растягивается во времени, деформируя изначальный проект и превращая его во что-то совсем другое — «питерское». Неужели невозможно воплотить что-то новое, из ряда вон выходящее на этой земле? История показывает обратное.

Ответ на этот вопрос, как ни странно, дает сам город. Разгадка стоит в самом центре «запретной зоны». Тысячи жителей и гостей города про-ходят около этого здания, воспринимая его как нечто «исконно питерское». Это Спас на Крови. Посмотрите на его архитектуру. Это вызов, исказитель среды, провокация. Построенный в начале ХХ в., он разительно отличается своими «славянскими» формами от окружающей «европейской» среды. Этот авангардный жест архитекторов стоит в самом центре города, являясь, бесспорно, одним из его символов. Он не вызывает отторжения, он — их питерский.

Тут интересно заметить, что Санкт–Петербург обладает каким-то не-понятным «питерским национализмом». Парадоксально, но по какой-то причине современная иностранная архитектура принимается в штыки в этом городе, хотя практически весь он построен иностранцами (Б.Растрелли, Д.Кваренги, А.Ринальди и др.). И кажется вполне закономерным, что новые творения заграничных зодчих гармонично вольются в существующую «интернациональную» ткань города. Качественная архитектура, в каком бы стиле она не была, не может быть отторгнута средой. Она, несмотря на свои формы, размеры, пропорции, материалы, со временем станет неотъемлемой частью того города, в котором была возведена. Дайте шанс «новой Мариинке», и она тоже станет «вашей»!

1. Рябушин А. В. Архитекторы рубежа тысячелетий. — М.; Искусство XXI, 2005. - 286с

2. Журнал «Современная архитектура», 1971, №6 – Издательство литературы по строительству; перевод с французского «L'architecture d'aujourd'hui», №158, Париж, 1971. – 68с

3. R.Koolhaas&B.Mau S, M, L, XL. – The Monacelli press; Second Edition, New York, 1998. — 502 р.