Беспартийный. Интервью с Андреем Трофимовым

Дома компании «Дон-Строй» знают все. Относиться к ним можно по-разному, но игнорировать их присутствие – невозможно. Таков стандартный заход публикации, претендующей на объективность. На этом месте вступление можно и оборвать: читатель не дурак, он видит сколько чьей рекламы в журнале. Поэтому лучше задаться вопросом: откуда возникает это «разное отношение»? Отчасти из недоверия человека к рекламе вообще. А у «Дон-Строя» ее много, больше всех. Однако, в основе любой рекламы лежат вещи сугубо профессиональные. Реклама какого-нибудь йогурта, например, базируется на данных научных исследований. В нашем случае – это линия, проведенная карандашом архитектора. Но линия – в отличие от научных данных – вещь субъективная. Она – отражение человека, его вкусов, знаний, характера. Поэтому так важно понять: кто он, тот человек, который проводит эту линию, каков он и почему его линия такова? Но об этом мало кто знает. Архитектор, который спроектировал все знаменитые дома «Дон-Строя» – и «Триумф-палас», и «Алые Паруса», и «Новую Остоженку» - личность таинственная. В выставках не участвует, интервью на дает. Не потому что он выше этого, он просто сильно занят. Еще бы: за последние 10 лет он построил больше, чем кто-либо в Москве. «Штаб-квартира» стала первым журналом, которому он согласился раскрыть профессиональные секреты. Итак, руководитель архитектурно-проектного бюро «Тромос» Андрей Трофимов.

Андрей Трофимов родился в 1954 году в городе Коломне, в семье заводского инженера. В 1973 году поступил в Московский архитектурный институт, на факультет градостроительства. Среди друзей-однокурсников – многие ныне известные архитекторы: Никита Бирюков, Борис Левянт, Сергей Скуратов.
После окончания института получил направление  в «Моспроект-2», в мастерскую Бориса Палуя. Работал на объектах Кремля, Минобороны, КГБ.  Участвовал в реконструкции одного из корпусов на территории Кремля с размещением там зала заседаний ЦК КПСС.
В 1987 году вместе с Семеном Ламдоном, Владимиром Бурмистровым и Александром Сониным участвовал в создании одного из первых проектных кооперативов, из которого выросло знаменитое ныне ТПО «Резерв». Проработал там три года, приобретя бесценный опыт самостоятельной деятельности.
Затем несколько лет работал в мастерской Михала Посохина. Считает эти годы самими полезными для себя. А в 1992 году зарегистрировал уже собственное архитектурно-проектное бюро и начал выполнять самостоятельные заказы.
Наконец, в 1994 году судьба свела Трофимова с молодыми предпринимателями, имевшими намерения попробовать себя в строительном бизнесе. Так началось сотрудничество с компанией «Дон-Строй». Сегодня это основной заказчик мастерской «Тромос». За 10 лет совместной работы реализовано не менее 25 проектов и еще с десяток в работе.
Жена Галина тоже архитектор: вместе учились, вместе работают все это время. По стопам родителей пошли также и сыновья.

- Андрей Юрьевич, как вы стали архитектором?
- Я подозреваю, что предрасположенность к такому роду деятельности закладывается генетически. Просто так, ни с того ни с сего заняться архитектурой  невозможно. Но я как раз пришел в профессию случайно: родители никакого отношения к архитектуре не имели. Рисовал, конечно, но как все дети, ни больше, ни меньше. А потом взял и поступил. Готовился к институту две недели.
- Что вам дал институт?
- Архитектурный институт - место уникальное. Здесь сочетаются два начала: художественное и техническое. Конечно, готовых архитекторов институт не производит, но мозги ориентирует хорошо! Главное в институте – атмосфера. И когда пять лет в ней поваришься, кажется, что можешь все. Хотя на самом деле архитектора делает практика. И здесь важно, в чьи руки попадаешь.
- Зацепила ли вас волна «бумажной архитектуры»?
- Нет. Во-первых, это было чуточку раньше, а, во-вторых, это все-таки очень абстрактная работа. «Бумажникам» ведь было не важно, что придумывать, они могли придумать все. И это здорово, когда ты можешь работать с чистым образом, но - непродуктивно. Меня всегда интересовала практическая сторона вопроса. Я задачу понимаю конкретно. Когда мы с заказчиком только начинаем обсуждать новый проект, я сразу перехожу к вопросу «как» это сделать. И образ будущего объема логически вырастает из суммы ограничений, задач, условий. Не вижу смысла в том, чтобы «впарить» заказчику абстрактную идею, понимая, что реализовать ее потом в чистом виде не удастся в силу ряда объективных ограничений. Хотя знаю, что ряд моих коллег этим, к сожалению, грешит.
- Но глядя на ваши дома, кажется, что образ-то всегда есть, и найден он заранее. А вот чего нет - так это как раз ограничений.
- То, что вы называете «образом», - это просто внешний вид, продиктованный, как правило, заказчиком. Есть у заказчика идея сделать дом в «готическом стиле»? Пожалуйста, нарисуем дом «Эльсинор» со скатными черепичными кровлями. Стиль определяют детали. Отчасти – объемное решение. Это как на человека можно любой костюм надеть – и кому-то он больше пойдет, кому-то меньше… Можно надеть камзол, а можно - что-то кислотное. Большой жилой дом – это такой жанр, в котором все уже сказано, ничего нового не придумаешь. Планировки понятные, оптимальные решения давно найдены. И единственное, что тут можно сделать – это придумать оригинальную одежду.
- А что все-таки первично в определении образа дома: заказ или ваша интерпретация - места, стиля, времени?
- Первичен, конечно, заказ. Потому что, то, что мы делаем, это коммерческая архитектура. А значит, она должна продаваться и покупаться. Наш заказчик всегда хорошо знает, что нужно рынку. Даже угадывает будущие тенденции. Так, например, еще 10 лет назад он понял, что отлично пойдут дома в «русском», условно говоря, стиле: фасонный кирпич, башенки, купола, наличники, кокошники, карнизы, пилястры. Хотя первый дом на эту тему (улица Новикова, 12) был «русским» еще в самой малой степени. Но продан был моментально, причем на стадии картинки. Мы поняли, что людям это понравилось – и продолжает, кстати, нравиться уже много лет. Поэтому и новые дома на улице Расплетина мы проектируем в том же стиле – как единый ансамбль. А в других местах такого не строим: в Измайлово, например, иная стилистика.
- То есть, с заказчиком работаете сообща?
- Да, причем начиная с самых первых эскизов. Как только они появляются, мы с генеральным директором «ДОН-Строя» садимся и начинаем их обсуждать. Конечно, легче работать с заказчиком, которому все равно. Потому что он только инвестор: платит деньги – получает результат. В нашем же случае архитектору работать труднее, но интереснее. Я могу предлагать вещи затратные, но такие, которые пойдут на пользу объекту, сделают его узнаваемым – и заказчик это отлично понимает.
- Вы имеете в виду дорогие материалы?
- Не только их, но и их тоже. Вы не представляете, какое это удовольствие для архитектора: работать с хорошими материалами. Я же много лет служил в «Моспроекте», это была совсем другая эпоха: никаких возможностей, никаких материалов! При том, что у нас была элитная мастерская. Впрочем, были и удачные моменты. Для зала заседаний ЦК в Кремле мы рисовали огромные декоративные арочные элементы, выполненные потом в каррарском мраморе. А для зала заседаний в здании Минобороны на Арбатской площади я ездил в Армению за туфом!
- То есть, к проектированию «Триумф-Паласа», отзывающегося мощным эхом в истории страны, вы были идейно подготовлены…
- Идея «восьмой высотки» исходила от заказчика. Моей задачей было профессионально ее исполнить. У меня были ксерокопии чертежей всех сталинских высоток, мы сделали десятки вариантов. Искали пропорции, меняли высотность, придумывали детали. Но, честно сказать, мне до сих пор кажется, что можно было вложить в этот проект несколько больше современности… Потому что через сто лет начнут путать.
- Ну, это вряд ли. Все-таки ваша «высотка» носит очень приватный характер, она и к городу-то развернута боком.
- Это с какой стороны посмотреть. Я считаю, что постановка здания не только правильная, но и единственно возможная. И именно такое положение здания было одобрено Градсоветом и Общественным Советом при мэре. Может быть, северный фасад имеет слишком вытянутые пропорции, не спорю.
- А вы прямо как Чечулин, карандашом все это рисуете?
- Да. Компьютер – это всего лишь инструмент, да и то для другой стадии. Каждая стадия требует своего инструментария. На стадии «придумать» компьютер не нужен. Может, кто-то и умеет с его помощью придумывать, но не я. Мне достаточно карандаша.
- А эскизы храните?
- Нет, никогда. Мне кажется, они не представляют никакой ценности. Взял недавно книгу Нормана Фостера и увидел первые эскизы реконструкции стадиона Уэмбли: не убедительно!  Арка-то великолепная там позже появилась!  А потом, у меня нет стремления себя увековечить. Мне интересен процесс. Вот когда кальку на фасад накладываешь и детали ищешь – это и увлекательно, и продуктивно. У нас есть такая практика – делать образцы. Сейчас мы закончили монолит дома на Смоленской набережной и детали фасада отрабатываем на месте, на моделях в натуральную величину. Потому что порой кажется, что все хорошо, пропорции найдены, масштаб соблюден – а ставишь деталь на место и видишь: не то!
- А «рабочку» сами делаете?
- Конечно! Я всегда считал, что задача архитектора – не нарисовать дом, а построить его. Нарисовать – несложно. А вот построить так, как было задумано, и чтоб изменений было внесено как можно меньше – это действительно труд. Есть миллион причин, по которым строители могут упростить или даже испортить проект. А сделать хорошо – причина одна: наше собственное желание. Конечно, и нам не все удается довести до последнего гвоздя. Но мы стараемся.
- У вас большая команда?
- Сорок архитекторов. На каком-то этапе мы сознательно отсекли всех смежников и работаем исключительно как архитектурная группа. Хотя в любой момент можем легко собрать под свои знамена лучших специалистов смежных областей. У компании «Дон-Строй» сегодня мощная строительная база и это очень хорошо, когда все свое. Когда ты не связан с подрядчиками и можешь что-то менять в процессе строительства.
- А «Тромос» появился потому, что появился заказчик?
- Это был 1992 год, тогда все стали организовывать свои мастерские. У меня уже был опыт по участию в создании ТПО «Резерв», а кроме того, действительно появился заказчик: фирма «Каро». Мы построили для нее офис на Патриарших, но на этом все закончилось. И сейчас нередко появляются заказчики из других регионов страны с одним и тем же текстом: «Нам понравился ваш дом, хотим купить проект». Я объясняю, что это бессмыслица, что проект надо привязывать к месту, конструкции в соответствии с условиями перерабатывать… Да и вообще, то, что уже построено – неинтересно. Это пройденный этап, так я никогда строить уже не буду. Мне гораздо интереснее в Лондон поехать, посмотреть, что там Фостер строит.
- В «огурце» его были?
- Да, там здорово придумана конструктивная схема, и функционально все очень удобно получилось. А то, что он такой формы? Ну да, мог бы быть и в виде цилиндра, например. Только тогда был бы менее привлекательным. А вообще я такие вещи критиковать не могу. Какое-то подсознательное уважение мешает. Мы были на стройке Уэмбли: как там все четко организовано! После этого кажется, что мы живем в каменном веке. Вообще это очень важно: выбраться из московской суеты, оглянуться. Недавно был в Японии, видел то, что знал наизусть в институте – работы Кендзо Танге. И ведь по-прежнему задевает за живое! А вообще смотреть надо много: только тогда в голове начинает что-то происходить.
- А с самим лордом Фостером довелось пообщаться?
- Немножко: он очень занятой человек. Общались с его партнерами. Спрашиваю: «А вот в классическом стиле вы как будто ничего не делаете – почему?» Отвечают: «А к нам с этим не обращаются. Те, кому мы нужны, знают, что мы делаем. И знают, что ничего другого мы делать не будем». Вот это уровень.
- Но ведь и вы теперь хай-тек делаете - в Сокольниках?
- Идею здания в современном стиле мы стремились реализовать еще на Остоженке. Но в процессе работы поняли, что к исторической среде нужно относиться все же с уважением и радикальная архитектура здесь – это сурово. Попробовали «смягчить» современность деталями – придумали резные фасады из травертина. Дом в Сокольниках – другое дело. Здесь иной масштаб. И возможно, модное слово hi-tech здесь будет уместно.
- А вы себя к какой партии относите: к модернистам или к классицистам?
- Я беспартийный. Хотя мне нравятся лаконичные вещи, которые делает, например, Владимир Плоткин: простые объемы, хорошие по пропорциям, в хороших материалах. Но мой заказчик считает, что это трудно продать, и я не могу его переубедить. Поэтому продолжаем работать в своем стиле.
- А у вас в бюро есть молодые штурманы будущих бурь?
- Да, молодежь у нас есть. Есть студенты, которые совмещают работу с учебой – сейчас это не редкость. Есть недавние выпускники МАРХИ. Я ими доволен, вижу желание работать, а такое желание дорогого стоит. Недавно мы получили участок в районе Котельнической набережной – я принес ребятам задание и говорю: делайте, что хотите! И они сделали восемь вариантов. Показал заказчику – ему все восемь понравились! И теперь не знаем, что выбрать…
А вообще мастерская накопила огромный опыт работы по проектированию жилья, в том числе и высотных домов. Сейчас мы способны справиться с любой задачей - будь то жилые здания, торговые и спортивные комплексы, офисы, даже детские сады… Но делать их будем по-своему.
- Какая-то уж очень счастливая жизнь у вас получается: строите много, материалы сами подбираете, путешествуете, с Фостером на дружеской ноге, с заказчиком не ссоритесь…
- Просто я не люблю говорить о своих проблемах. Предпочитаю работать.