«В центре много памятников, но прогуляться от одного к другому невозможно»

Концепция музейного кластера рядом с Кремлем, предложенная еще осенью, далека от реализации. Но автор инициативы, директор Государственного музея архитектуры им. А. В. Щусева Ирина Коробьина, представляет эту и другие идеи, призванные вывести музей из кризиса, в котором он находится уже более 20 лет, а заодно и усовершенствовать среду московского центра в проекте Музей архитектуры — новое пространство.

Речь идет о музейном треугольнике: ГМИИ им. А. С. Пушкина — Музей архитектуры — Музеи Московского Кремля?

Достаточно взглянуть на центр Москвы с высоты птичьего полета, чтобы понять: целое созвездие музеев находится в пешей досягаемости друг от друга. От Музея архитектуры по Староваганьковскому переулку, через Знаменку, до ГМИИ им. Пушкина — 10 минут пешком. А в другую сторону, до Кремля, по подземному переходу — еще 5 минут. Прогулка по Староваганьковскому — это очень интересно, подряд идут старые московские усадьбы. Дом Пашкова, например. Многие и не подозревают, что именно в переулок обращен его парадный фасад. А рядом — дом, где жил Валентин Серов. С каждой из этих усадеб связана своя история, и такой маршрут нетрудно организовать. И логично было бы сделать если не сами усадьбы, то хотя бы их дворики, сегодня отгороженные заборами, общедоступными. Устроить в них, скажем, арт-пространства, где молодые художники и дизайнеры могли бы делать сменные городские инсталляции, создающие контрапункты в интересной прогулке от нашего музея к будущему музейному городку на Волхонке.

Я представляю это себе так: если вы занимаете историческое здание, расположенное на этом маршруте, у вас как у домовладельца или арендатора есть дополнительное обременение. Оно состоит в том, что вы должны сделать общедоступным двор.

Например. Мы видим, как на базе Пушкинского музея формируется музейный городок. Происходит это мучительно, но происходит. То, что музеи развиваются в городскую среду, — объективный процесс. И в обществе, и в сознании высокого руководства есть понимание его необходимости. И это ответ на естественный запрос.

Музей архитектуры мог бы сыграть в этом процессе...

…стратегическую роль. Мы не претендуем на роль лидеров — здесь их и нет, это синергетическая история. Но в силу своей профессиональной принадлежности именно Музей архитектуры способен генерировать идеи и направлять лучшие архитектурные умы на поиски оптимальных путей преобразования среды московского центра, используя ее огромный культурный потенциал, ведь старый город — это и есть музей архитектуры под открытым небом. Здесь, в самом центре Москвы, средоточие архитектурных памятников и объектов культуры, но прогуляться пешком от одного к другому, как это происходит в культурных столицах мира, невозможно. Все забито машинами…

И этот жуткий псевдо-«Военторг», и морозовский особняк на другой стороне Воздвиженки, закрытый уже не прозрачной оградой, как раньше, а сплошным забором...

Все это делает городскую среду недружелюбной к человеку. Вот квартал между Крестовоздвиженским и Староваганьковским переулками, в нем находится наш музей. Пройти его насквозь невозможно: снаружи и внутри он перегорожен заборами, за которыми абсолютно неблагоустроенное хаотичное пространство, которое и дворами-то не назовешь. Странно, что территория возле Кремля в таком состоянии. Мы провели проектный семинар со студентами МАрхИ. Они исследовали потенциал этого места, и оказалось, что здесь — редчайший случай в центре! — вообще нет «лужковской» застройки. Зато есть памятники разных эпох, начиная с XVII века, когда были построены палаты Левашова и Аптекарский приказ, принадлежащий нашему музею. Студенты придумали, как сделать квартал проницаемым и привлекательным, они даже придумали ему название — Открытый квартал.

В чем состоит собственно концепция Открытого квартала?

Преобразовать ту его часть, которая окружает наш музей, в открытое для всех благоустроенное общественное пространство. Есть идеи, как сделать его притягательным для людей. Например, раскопать подклет Крестовоздвиженского монастыря, снесенного в 1930-е. Живой свидетель истории, он станет знаком этой территории. Включение археологии в городскую среду широко практикуется в европейских городах, особенно ориентированных на развитие культурного туризма. Чем Москва хуже? Организация здесь археологического сквера с включением материалов из наших фондов об истории этого монастыря создаст дополнительный объект музейного показа и городскую достопримечательность. Сюда сразу потянутся люди, а значит, нужно заранее думать о благоустройстве и развитии обслуживающих функций. То есть появление сопутствующего сервиса, а также мощения и модной городской мебели — это понятно, это произойдет легко и естественно. Думаю, заслуживает внимания идея по достройке руинированного остова дома причта, находящегося прямо за музейным флигелем. Студенты предложили воссоздать утраченные фрагменты из прозрачного, как бы нематериального стекла. Тем самым руина остается подлинным историческим документом, который одновременно может служить экспозиционным пространством, например, для белокаменной скульптуры из наших коллекций.

Также напрашивается идея возвести в Открытом квартале экспозиционный павильон специально для демонстрации легендарной модели Большого Кремлевского дворца из фондов музея. Туристам, посещающим Кремль, будет очень интересно услышать историю про инициированный Екатериной Великой амбициозный проект архитектора Василия Баженова по перестройке средневековой крепости в величественный дворец, опоясывающий кремлевский холм вместо краснокирпичных стен. И конечно же, они захотят увидеть своими глазами модель, которую еще в XVIII веке называли восьмым чудом света. Логично представить себе, что от Открытого квартала к Кремлю и от Кремля к Музею архитектуры потянется нескончаемый туристический поток. А городская среда получит интереснейшее пространство — на уровне тех, которыми мы восхищаемся в Риме.

Конечно. Ведь что делает город любимым? Знаковые места.

У наших коллег-архитекторов есть идеи по их созданию, а у нас в музейных архивах и коллекциях есть контент для их превращения в самоценные «культурные события».

Если же говорить о маршруте от нас в сторону Кремля, там есть подземный переход, куда выходят пассажирские и туристические потоки из метро «Библиотека имени Ленина» к Александровскому саду. По нему ежедневно проходят тысячи и тысячи людей, идущих в Кремль. Что они видят? Киоски, где продают чипсы и китайский ширпотреб. Потенциал этого подземного пространства не используется никак, а зря. Аналогичная градостроительная ситуация в центре Парижа с выходом из метро к Лувру разыграна как по нотам: здесь устроено подземное общественное пространство Carrousel du Louvre с кафе и киосками, где продаются художественные альбомы, сувениры высокого качества, в том числе реплики из коллекций Лувра, детские книжки и настольные игры об искусстве. Подземное пространство, ведущее к Кремлю, нуждается в переформатировании. Пусть сохранятся торговые киоски, но изменится их дизайн, и пусть продают в них бумажные и мультимедийные издания по русскому зодчеству, по архитектуре Москвы и тут же раздается информация про современные столичные стройки. Потому что именно через архитектуру транслируется образ страны. Человек, идущий в Кремль, хочет что-то понять про Россию и в первую очередь про ее столицу, про Москву… Если приложить совсем немного усилий, банальный подземный переход станет общественным пространством, где пешеход будет получать культурную информацию, а уже задача дизайнеров — сделать этот процесс не менее увлекательным, чем в подземке Лувра.

Я помню, что на выходе к Лувру видишь копии открыточных шедевров.

Не только. Там продают луврские каталоги, там есть специальный магазинчик «Лувр для детей». Там можно купить классные сувениры.

Не матрешки-ложки, а, например, ювелирные украшения, скопированные со знаменитых портретов. Это есть и в Лувре, и в Уффици. И у нас могло бы быть.

Да, конечно, а также модные сувениры молодых российских дизайнеров и архитекторов. И доступные, и дорогие — разные. В свое время архитектор Андрей Чернихов разработал сувенирную линию высочайшего класса, дизайн которой основан на произведениях его знаменитого деда, мастера советского авангарда Якова Чернихова. Вещи такого культурного и дизайнерского качества очень востребованы во всем мире, но в Москве их не найти.

Как я понимаю, собственный двор Музея архитектуры тоже должен измениться.

Мы хотим превратить его в музей архитектурной пластики под открытым небом. Музей хранит фрагменты уничтоженных памятников, которые не требуют специальных климатических условий для экспонирования. В их числе знаменитый аттик Витали, венчавший в XIX веке Александровское военное училище на Знаменке, обелиск из усадьбы Коньково, чугунное литье с Триумфальной арки... Я мечтаю инсталлировать их в музейном дворе в композицию наподобие фонтана Треви — без воды, разумеется. Есть и другое решение: архитектурное бюро «Проект Меганом» разработало для них «городской экспозиционный стеллаж», кстати, согласованный к строительству во дворе палат Александровского подворья по соседству с нашим музеем. Если хотя бы частично реализовать эти идеи, музейное пространство естественным образом перетечет в городское, подняв его культурное и эстетическое качество, а значит, сделает его гуманнее и человечнее.

Какие-то шаги вы для этого уже предприняли?

Мы проводим конкурс среди молодых архитекторов на лучшую концепцию комплексного решения музейного кластера у стен Кремля. В мае рассчитываем подвести итоги и тем самым собрать банк новых, остроумных идей.

Как вам кажется, насколько эта история действительно реализуема?

Два года назад, когда она родилась, мы стали проводить общественные обсуждения. Их участники — совершенно разная аудитория — ее горячо поддерживали. Тогда казалось, что все сложится само собой, уж больно заманчивые перспективы открываются буквально для всех: и для объектов культуры, попадающих в зону влияния кластера, и для Москвы, где появится уникальное общественное пространство высшего культурного статуса, и для России, авторитет которой возрастет в глазах просвещенного мира… Но подобные начинания требуют объединения разных сил — столичных, федеральных, а также частного бизнеса. Когда мы стали обсуждать эти идеи с прежним руководством, сразу зазвучали резонные возражения: музеи — федеральные, Манеж и вся земля — московские, с бизнесом вообще непонятно. Сейчас в моде развитие государственно-частного партнерства, но законодательная база не прописана.

Всемирно известный архитектор Пьер де Мерон, друг нашего музея, высказался определенно: «Это так круто, надо реализовывать!» Швейцарскому уму непонятны наши ведомственные несостыковки. Обнадеживает, что идея музейного кластера оказалась созвучна недавнему решению правительства Москвы о формировании пешеходных зон в центре столицы. Я не согласна с теми, кто ставит под сомнение возможность ее реализации, ссылаясь на «феодальное сознание» музейщиков: мол, все музеи будут бороться за строительство только своего депозитария и не поступятся ни пядью отвоеванной земли во имя общего блага. Думаю, это ложное утверждение. Мои коллеги — и Ирина Александровна Антонова, и Елена Юрьевна Гагарина — директора музеев, входящих в кластер, выше этого. Вообще-то именно Ирина Александровна стала не только идеологом, но и пионером движения по развитию музеев в городскую среду.

Это требование времени?

Безусловно. Сегодня ценность музея измеряется его влиянием на людей и присутствием в их жизни. Возникло понятие «тотальный музей». Музеи развиваются не только в реальном, но и в виртуальном и интеллектуальном пространствах. Они издают свою литературу, учат детей и взрослых, продвигают ценности культуры и искусства, борются за сохранение и за развитие культурной цивилизации. И чем гуще, объемнее, влиятельнее аура, излучаемая музеем, тем большую он представляет ценность.

То есть, чем больше музей присутствует...

…в прессе, в обсуждениях, в мозгах, сердцах, движениях души и разума, чем больше пространства он займет — культурного, медийного, информационного, — тем более он значим. И развитие музея в городское пространство становится чрезвычайно важным фактором его влияния на жизнь людей, особенно в нашем случае, когда речь идет о музее архитектуры.