Московский арьергард

И не имеет значения, что это “авангард” голландца Эрика ван Эгераата. Речь идет об отторжении московской властью не только данного художественного течения, взбудоражившего весь мир в начале прошлого века, а любого прорыва вперед, любой попытки заглянуть в будущее.

Масштабы строительства в Москве поражают: официальная статистика оперирует не десятками и даже не сотнями тысяч квадратных метров, а миллионами. Кто архитекторы этих миллионов? Проекты большинства зданий в городе распределяются по знакомству среди второсортных специалистов. Застройка в ЦАО становится все более плотной, при этом объемы строительства остаются очень высокими, ведь свободные площадки пока есть. И в том, что на одной из них не позволили построить жилой комплекс в несколько тысяч квадратных метров, чувствуется подвох. Никакого рационального объяснения этому нет, любые объективные аргументы здесь не работают. Даже те, в которых упоминается о нарушении охранной зоны церкви Ивана Воина — законодательство по охране памятников игнорируется или “иначе интерпретируется” практически всегда, если это коммерчески выгодно.

История проекта “Русский авангард” неординарна, об этом вы могли узнать из прошлого номера журнала. Он стал одним из рекордсменов по длительности проектирования и утверждения. Три года даже для московской системы согласований — это рекорд. То, что проект добрался до обсуждения на Общественном совете, высшем градостроительном органе города, само по себе уже чудо. Правда, над этим работали сотни людей, и в частности, представители СМИ, среди которых давно не наблюдалось такой солидарности. В воздухе большого зала Москомархитектуры, где проходило заседание, витал аромат победы. Нам, наивным, дали помечтать о свободе творчества. Но мэр посчитал, что “Русский авангард” больше подходит для другого места, чем фактически единолично принял решение об отклонении проекта. Его даже не предложили доработать: уменьшить этажность или, скажем, изменить интенсивность колористики фасадов, а ведь это логично при рассмотрении “сложных случаев”.

Можно очень долго обсуждать проект Эрика ван Эгераата, хвалить за новизну и цельность, критиковать за излишнюю декоративность, эклектичность или за то, что он не был выбран в результате конкурса. Единственное, чего у него не отнять, — это искренности. Ее уже давно нет в новых московских зданиях (прошу не путать с особой чувственностью и восточной экспрессивностью произведений некоторых плодовитых монументалистов). В столичных постройках иногда встречается профессионализм, реже — элегантность, еще реже — интеллигентность. Им всегда не хватает внутренней силы, которой просто не может быть без чистоты замысла. И дело не в том, что отечественные архитекторы не способны на яркий художественный жест. Просто в Москве продолжает существовать двуполярная система, в которой один полюс — это историзм (в нашем случае — подделки под старину), другой — контекстуализм (скромные, но безликие современные постройки). А хранит ее целостность коллективный страх. Строительство нового неординарного объекта могло бы изменить систему на многополярную, и тогда в архитектурном процессе появилась бы новая составляющая — творческая свобода.

Отклонив “Русский авангард”, мэр не просто проигнорировал мнение членов Общественного совета, которые еще никогда не были столь единодушны в поддержке проекта. В их лице он отверг любое участие москвичей в развитии облика города. Боюсь, что судьбу многомиллионного мегаполиса решает один человек. И ему не нравится современная архитектура. Это значит, что последствия происходящего сегодня в Москве строительного бума придется ликвидировать нашим внукам. Вполне допускаю, что лет через пятьдесят следующие поколения будут сносить московские “новоделы”, как сегодня сносятся дома хрущевских времен.