Жильцы дворца науки

Говорят, прообразом этой " пирамиды из диковинных форм и диковинных пространств"… стал храмовый комплекс Ангкор-Ват в Камбодже. А еще поговаривают, будто автор нового здания, архитектор Лев Руднев, был-де поклонником тайных учений ацтеков и майя…

Согласно же письменному свидетельству интерпретации авторского замысла, светлый образ Московского Государственного университета должен был вызывать радость жизни и чувство бодрости. Доминанта, вполне бодрящая - многоярусная 36-этажная башня - достигала высоты 240 метров. В небо вонзался ее 58 метровый шпиль со звездой и колосьями. Во время строительства махины каменщики уложили 170 миллионов кирпичей. Работали в четыре смены. Так Университет рос, рос, и стал самым большим зданием в Европе.

2611 тыс. куб.м - объем всех его помещений - вполне соответствовал целому городу с населением в 50 тыс. человек. Чтобы обойти все комнаты и задержаться в каждой хотя бы на минутку требовался месяц. На башнях были установлены часы-гиганты, диаметр их циферблата равнялся 9 метрам, а длина часовой стрелки - 4 м.

Дворец окружал лесопарк в 50 тысяч деревьев и 450 тысяч кустарников. Посреди зелени газонов, на узорчатом ковре цветников бурлили и пенились водные струи огромного, 150-метрового бассейна. В вечерние часы на небосводе вспыхивало большое и яркое созвездие. Это горели сигнальные огни на шпиле.

Когда строили Дворец науки, позаботились и об удобствах проживания многочисленных профессоров и доцентов. Их жилища поместили в боковых крыльях высотного здания и отделали 184 двух-, трех - и четырехкомнатные квартиры. Правда, получая эти квартиры, профессора взамен сдавали свои прежние.

Полвека с тех пор миновало. Тех первых профессоров и доцентов уже почти не осталось, зато остались их дети и внуки, которые продолжают оставаться жильцами Дворца науки. Штамп об их прописке выглядит приблизительно следующим образом: Ленгоры МГУ, дом "К", кв. 101. Мы попросили некоторых из них описать свое "исключительное" положение. Вот они и согласились.

Татьяна Пигарева, филолог:
Наше исключительное положение интересно еще тем, что по закону мы не имеем право на приватизацию университетских метров. Сначала говорили, что это памятник архитектуры… Мы подали в суд. Разразился поистине кафкианский процесс. Посланники ректора говорили, что наши квартиры вовсе не жилые квартиры. Их, оказывается, строили как химические лаборатории для химического факультета! А мусоропроводы вовсе не мусоропроводы, а на самом деле вытяжные шкафы для проведения опытов. Но в какой-то момент возникло письмо за подписью мэра о том, что жилплощади наши государственные, а все мы временно ее занимаем. Но прописка наша все же постоянная. После многих этапов Университет объявили не просто архитектурным памятником, а историко-архитектурным комплексом, приватизация в котором запрещена. Подобный статус в Москве имел до того только у Кремль. Но по университету бродят упорные слухи, что скоро все закроют на капремонт, а нас переселят куда-нибудь в Нижние Мневники.

Наше семейство живет здесь со дня основания: с 1953г. То, что у нас на одном этаже две квартиры вовсе не означает, что мы такие блатные - великие, просто мои мама и папа были соседями и жили они в разных башнях: одна квартира была в башне "К", другая в башне "И". Потом они просто поменялись на одну лестничную клетку.

История моего деда по папиной линии, Ивана Евтихьева, как мне кажется, вполне характеризует сталинскую эпоху. По образованию он был юристом, а в 20-е годы служил юрист-консулом Кремля, разъезжал на казенном автомобиле, всяческие привилегии имел. Но человеком был, как видно, очень умным, и быстро смекнул, к чему тут все идет. Году примерно в 30-м он бросает юриспруденцию, увольняется со своей должности и поступает… в архитектурный институт преподавателем садово-парковое искусства. Он этим искусством всегда страшно увлекался - у нас до сих пор на антресолях хранятся гигантские альбомы с его вырезками по садами и паркам мира.

Про него забыли. Все думали, что это два разных Ивана Евтихиева. Один - тот, кто раньше был консультантом Кремля, а другой - "садово-парковая архитектура".

А он себе тихо-спокойно занимался садами и парками, пока не настал 1953 год. Тогда про него вспомнили какие-то друзья, вернувшиеся из лагерей, и предложили вернуться в юриспруденцию. "Сейчас как раз", говорили они, "открывается Московский Университет, и имеется вакансия зав. кафедрой административного права". Иван Евтихьев решил, что тяжелые годы уже миновали, и согласился. Пошел. И ему тогда сразу предложили квартиру здесь в высотном здании.

Он деда - Евтихьева у нас сохранился старинный буфет, лампы и старинные фотографии. Его жена, моя, соответственно, бабушка, которая успела в свое время еще потанцевать на дореволюционных балах умерла в 1981 году. Живя здесь, она любила прогуливаться по университетским паркам. Когда же сломала ногу, продолжала гулять вокруг круглого стола в гостиной: по тридцать кругов утром, днем и вечером.

Дед по маме, Леонид Григорьевич Воронин был нейрофизиологом, деканом биологического факультета, и создателем знаменитого Сухумского обезьяньего заповедника. Как-то из поездки он привез бабушке шубу из меха павиана с роскошным серо-зеленым отливом. И бабушка, облачившись в эту роскошь, куда-то направилась. Когда она шествовала по улице Горького, ее увидел директор Елисеевского магазина, затащил в магазин, и полностью отоварил в номенклатурном отделе, даже не спросив, кто она такая... Этот случай бабушку как-то напугал, (а она была ученая дама, биолог и работала в институте мозга, там, где хранились мозги Ленина), и эта шуба навечно сложилась в шкаф.

С детства помню это гигантское количество шкафов, чем-то набитых. Особенность этих квартир - множество антресолей. Все было набито китайскими вещами, которые дедушка, когда ездил читать лекции в Китай, привозил бабушке. Бабушка все складывала в коробки и там хранила. Нам, маленьким иногда позволяли посмотреть сокровища. Тогда доставались эти коробки с диковинными вазами, сервизами, и "отрезами". Помню прозрачный шелковый зеленый отрез, на котором были бархатные зеленые цветы. Мы с сестрой заворачивались в эти отрезы.

Но потом это все отбиралось и складывалось обратно в коробки. Я как-то робко спросила, а как бы сшить из этого что-нибудь….Отвечали: "Нет-нет-нет…" и быстро складывали в шкаф.

Квартира была огромная, у нас постоянно гостили какие-то родственники и знакомые родственников, и никогда не было известно, кто конкретно находится в квартире. Приходишь домой, встречаешь в дверях незнакомца, и просто говоришь ему: "Привет!" Мои друзья приходили в восторг оттого, что когда, звоня, интересовались, дома ли я, им отвечали "Сейчас посмотрим", и исчезали минут на пятнадцать.

Концепция квартир отражала идею создания советской аристократии: в каждой квартире имелась отдельная комната для домработницы. Наверху были коммунальные квартиры для дворников. Многие из детей тех самых дворников давно преподают в Университете. Там наверху есть прямой ход на крышу (к сожалению теперь его закрыли), откуда вид открывается на всю Москву. Там прошла вся моя юность, там я сидела и готовилась к экзаменам.

Мы в детстве познакомились с дядей Мишей, который был техником- смотрителем подвалов. По бесконечным переходам и коридорам мы спускались с ним в эти подвалы, и он объяснял, что под Университетом есть такой же Университет, но подземный. И еще говорил, что для каждого жильца квартир в подземелье "на случай" уже готова кровать с номером.

В детстве я завидовала детям, живущим в нормальных домах: у них во дворе была площадка и качели. А мы бегали в залы, где читали лекции. Там были гигантские доски. Можно было нажимать на кнопку и доска переворачивалась или ползла вверх. Профессор высшей математики для нас эту кнопку нажимал.

На 28 этаже есть Минералогический музей - там нам позволяли отколупать кусочек минерала и посидеть верхом на горной косуле. Но при этом всегда было ощущение ущербного детства просто потому, что во дворе не было песочницы…

Татьяна Вахрамеева, биолог:
Дед мой, Георгий Петрович Дементьев был ученым - зоологом, заведовал кафедрой на биофаке. Он занимался преимущественно пернатыми - хищникам. Он рисовал - сохранились его рисунки. Тоже хищные птицы. Дед очень любил кошек. У нас 18 лет прожил кот - его любимец.

Сюда мы переехали в 1955 году, оставив квартиру на Никитской. Она находилась во дворе Зоологического музея. Когда переезжали, прабабушка протестовала: "Ноги моей не будет в этой деревне". По рассказам, в окрестностях здания МГУ тогда находилось метро "Университет", красные дома на ул.Строителей, и леса кругом. В поле стояли бараки для зеков и военнопленных, которые собственно и возводили это высотное здание в рекордно короткие сроки.

Вся наша обстановка - это гак называемая "Мебель из дворца", которую в 1920-е годы дедушке и бабушке выделили на их свадьбу по ордеру. От деда остался письменный прибор, множество птичьих чучел и конечно книг (большую часть после его смерти мы отдали на биофак и в Зоологический музей). Восточный ковер с портретом деда - это подарок его учеников из Туркмении. У него много было учеников из всех республик.

В кухне сохранилась мебель, которая была, когда мы сюда въезжали. Она входила в стандартный комплект, предоставленный профессорским семьям.

Мама моя до сих пор работает на биофаке, и в свои 70 лет вот сейчас собирается со студентами на практику в Звенигород.

Детство мое было счастливым. У нас была интересная дама Ксения Сергеевна, выпускница Смольного института, которая гуляла с малышами вокруг университета в любую погоду часа по три. Потом мы шли к кому-нибудь рисовать или играть в лото на французском языке. Потом вдруг обнаружилось, что я в свои три года знаю много слов на французском, и произношение было правильным. Умерла Ксения Сергеевна в году 1967.

Когда мы были маленькими, любили ходить в Ботанический сад МГУ. Там интересно, растения всех районов СССР представлены. Раньше на территории были ухоженные клумбы, и всегда стояли лавочки, где сидели бабушки с детишками на солнышке. Сейчас все лавочки куда-то делись. Помню, как раньше мы могли оставить в подъезде сумочку со списком и деньгами, и нам привозили молоко, кефир, хлеб. А одна довольно пухленькая дама с сынком ходила по этажам, и разносила калорийные булочки.

В принципе, здесь можно жить, некуда не выезжая. В МГУ есть все необходимое: магазины, прачечная, химчистка, парикмахерская, бассейн, кинотеатр, концертный зал, библиотека. Столовые тут очень даже неплохие. Милиционеры под каждый кустом, так что и ребенка отпустить не страшно.

Иван Богданов, сотрудник рекламного агентства:
Мой дед, Алексей Алексеевич Богданов занимал должность ответственного по переселению из старого в новое здание Университета. По специальности он был геологом, деканом геологического факультета. В его честь потом назвали полигон для студентов-геологов. Также он был почетным академиком всех академий, в том числе и почетным профессором Сорбонны.

Когда Университет строился, Храм Христа Спасителя уже был разрушен и бесхозные колонны иконостаса валялись на территории Донского монастыря под открытым небом. Дед эти колонны нашел, вывез и встроил в кабинет ректора. Он специально ездил к художникам и выбирал картины для украшения здания. Все они потом вставлялись в дубовые рамы, ради соблюдения общего стиля.

Весь ампир в нашей квартире - от него. До этого семья жила в огромной квартире в Петровско-Разумовском. Переезжали со слезами, потому что, университетская жилплощадь по сравнению с ней была просто маленькой.

Для профессоров, у которых не было своей мебели, предлагался стандартный комплект - круглый раздвижной стол на тяжелой ноге, огромные вальтеровские кресла, буфет. Плюс-кабинетный набор. Стены были оклеены светлым линкрустом, вывезенным из Америки. И все розетки у нас, кстати, плоские - тоже по американским аналогам сделанные. Не удобно: чтобы что - то подключить, нужен переходник.

Во время строительства высотки на территории находились два домика - макеты стандартных блоков будущих жилищ студентов и профессоров. "Шоу-рум", можно сказать. Туда приводили людей показывать, как здесь все будет...

Мои родители помнят, как в первой столовой МГУ был фаянсовые сервизы с надписью "Первая столовая". Во второй, соответственно, с надписью: "Вторая столовая". Официантки в белоснежных передниках и кружевных наколках разносили еду.

Еду можно было заказать и домой, что, скорее всего делали и студенты. Все было очень пафосно.

Мой дед, говорят, был очень властным. Он считал, что жена должна сидеть дома и не работать. Поэтому бабушка сделалась домохозяйкой. И начала всячески себя развлекать -ходила на курсы кройки и шитья, вышивания и вязания. Ее мощные работы, теперь хранятся в сундуке.

Дед ездил во Францию и привозил ей платья. Я потом некоторое время жил в ее будуаре. Там были козетки, трюмо, трельяжи и зеркала повсюду, чтобы одеваться и смотреть на себя сзади. Не совсем та обстановка, в которой можно жить, сохраняя трезвость ума.

Моя бабушка по маме, Александра Гавриловна Снежко-Блоцкая была режиссером мультипликатором. Ее я помню хорошо. К сожалению, она была больна, ее сильно подорвала нервная работа на Союзмультфильме. Пробить там что-либо было нелегко и все эти бесконечные худсоветы ее доконали. Она приложила руку к основным нашим фильмам - "Мальчиш-Кибальчиш", "Нильс", "Рикки-тикки-тави", "Баранкин, будь человеком" - это все она.

Сам я живу здесь почти с рождения, Помню, как в детстве выходили на крышу салюты смотреть. Кстати, по проекту там наверху немного-немало были запроектированы солярии. Дети катались на велосипедах. Теперь ход на крышу закрыли на замок. А раньше любимым делом всяких разочарованных студентов и студенток было оттуда прыгать. Папа вспоминает, как каждую сессию студенты сыпались просто пачками. Двойку получил - все, в окно... Некоторые сумасшедшие ходили к своим возлюбленным по декоративно выступающему карнизу 9 этажа.