Шахматово

В благоуханной глуши маленькой усадьбы

В пору буйного цветения клевера его привезли сюда в первый раз полугодовалым младенцем. Посреди зарослей сахалинской гречихи, прованских роз, куртин сирени, в ночных туманах и неоглядных далях протекали следующие тридцать шесть его "лет". Где-то тут, в лугах, под сверканьем рос, зацветала и его поэзия. " Из года в год провожу здесь одни и те же летние месяцы… нет места, где бы я ни прошел без ошибки ночью или с закрытыми глазами…" - это слова Александра Блока о Шахматово.

За грош купили угол Рая...

Химик Менделеев дружил с ботаником Бекетовым. Решили поселиться рядом. Менделеев, до того купивший усадьбу Боблово, подыскал для друга соседнее поместье - Шахматово. Так, в 1874 г Бекетовы и Менделеевы стали соседями. Шахматовский домик с мезонином о семи жилых комнатах - типичная помещичья постройка начала XIX в - был невелик, но крепок. Нашлась там и старая мебель, и даже утварь. В каретном сарае стояли рессорная коляска и тройка лошадей. Сама усадьба также не отличалась большими размерами - не более трех десятин земли. Самая главная прелесть Шахматова заключалась в его расположении на высоком холме, откуда открывалась немыслимая воздушная даль. До ближайшей деревни была верста пути. Подходящий со всех сторон лес усиливал ощущение обособленности. Истинные ученые не оставляют науки даже во время летних отпусков. "Создатель периодической таблицы" оборудовал у себя в Боблово лабораторию для опытов по метеорологии и агрохимии. Для наблюдения над солнечным затмением, он как-то поднялся на воздушном шаре. Летал-летал, а приземлился где-то под Тверью. "Отец русских ботаников" бродил по окрестным полям и болотам, выискивая травы и злаки для университетского гербария. Попадались редкостные виды. С собой он брал маленького внука Сашу. Однажды они возвращались с прогулки. Саша нес в руке букетик фиалок "вечерниц". По дороге в усадьбу им повстречалась няня, несущая на руках дочку Менделеева. Саша подал букет юной Любе. Это был первый букет будущей жене.

Жизнь Блока проистекала в особенной научно-подвижнической среде: в усваивании латинских названий из ботанических атласов деда Андрея Николаевича, имен литературных героев романов, что переводила бабушка Елизавета Григорьевна (она считалась в те годы лучшей переводчицей Флобера, Скотта, Диккенса, Теккерея), впитывании высоко духовных размышлений матери и тетушек. В сухую погоду под сенью шахматовских лип, накрывали белой скатертью стол, из самовара желтой меди пили утренний чай, в час дня завтракали, в шесть обедали, по городскому обычаю - не ужинали. За трапезой по обыкновению жарко обсуждались политические, литературные новости. С крыльца хорошо просматривалась дорога, и еще издали слышались колокольчики подъезжающих троек с нечастыми гостями. Жили уединенно и даже замкнуто. Определенную радость получали от работы по саду. По весне дед Бекетов высаживал ирисы, нарциссы и розы. На перекрестках дорожек и посреди лужаек всходила белая и розовая таволга. Утопали в цвету разбросанные там и сям вишневые кусты, молодые яблоньки. Стоял "сиреневый" аромат, склонялась плакучая ива, в кустах шиповника пели соловьи, на липы слетались иволги. На ветру перешептывались деревья. Идиллия дворянских усадеб… По вечерам Блок любил обходить сад, по ночам пускаться верхом - в туман. Молодой всадник скоро преодолевал семь верст, и оказывался у дома Прекрасной Дамы.

В сельской церкви темной

Статная и румяная, русая, с чуть сонными глазами Люба Менделеева была исполнена свежести и обаяния. Неприступная и строгая, она никак не отличала соседского внука, считая его даже "позером". Блок, напротив, увлекался все больше. В любительских спектаклях, задаваемых в бобловском сенном сарае, она играла Офелию. Гамлета - Блок. В сцене безумия распущенные волосы были увиты цветами и покрывали Офелию ниже колен. В руках она держала сноп из розовых мальв, повилики и хмеля с другими полевыми цветами вперемешку. Гамлет был со шпагой на боку и черном берете.

Они иногда виделись и в Петербурге. Поэзия и проза жизни едва ли были совместимы в понимании романтика, тем более поэта. Его любовь непременно должна была быть подобием любви Данте к Беатриче, Петрарки - к Лауре, безответным чувством, рождающим вдохновение - и только. Напитавшись философскими рассуждениями Соловьева о Вечной женственности, Блок незаметно соединил образ реальной девушки с мистическими идеями, и уверовал в них окончательно. В противовес метущемуся гению, девушка была вполне земная. Душевно здоровая и притом вполне уравновешенная. "Пожалуйста, без мистики!", - то и дело одергивала Люба своего воздыхателя. В ноябре 1902 г после сумбурного ухаживания Блок делает Менделеевой предложение, решив, в случае отказа покончить собой. Предложение, однако, было принято. Поэт остался жив. Свадьбу назначили на август будущего, 1903 года. Венчание проходило в "сельской церкви темной", в селе Тараканове, что на полпути от Шахматова к Боблову. День выдался дождливым. Довольно долго ожидали невесту. Наконец показалась тройка. Белое платье, длинный шлейф, фата, померанцы… В церковь Люба вошла под руку с отцом. Певчие затянули: "Гряди, голубица…" Жених в студенческом сюртуке был серьезен, сосредоточен. Глядя на эту пару, все от умиления плакали.

Сумбурная путаница...

После свадьбы опять началась мистика. Поэт уверял жену в том, что "запрещенность всегда должна оставаться и в браке". Ради классических стихов, вдохновленных Прекрасной Дамой он готов сдерживать страсть: "Невыразимо грустно, когда Ты изгоняешь из меня меня же самого, как бесов... Позволь мне не убивать себя самого, свою душу, которая вся направлена к Тебе одной". Зимой Блок везет молодую жену в Москву, знакомиться с поэтическим обществом. Андрей Белый преподносит ей розы, Сергей Соловьев-лилии. Положив золотистую голову на руку, Любовь Дмитриевна сидела на уголочке дивана, и слушала. Начиналась странная игра. Любовь Дмитриевне экзальтированно поклоняются, придавая значения каждому ее жесту, слову, наряду, прическе. Сначала ей это льстило, потом прискучило: "Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят как на какую-то отвлеченность, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо". У Белого же отвлеченное поклонение сменяется сильной страстью. Эти чувства, наконец-то земные, находят отклик в душе Любови Дмитриевны. В то время Белый , испугавшись, объявляет, что его "не так поняли". Лето 1904 г Блоки проводят, как обычно, в Шахматово. Молодая семья поселяется отдельно, во флигеле, оборудовав его по своему вкусу. Блок как прежде, возится в саду, заносит в дневник список важных дел: "Закрыть стену амбара таволгой. Прорыть дорожку. Срубить липу." В гости к Блокам приезжает Андрей Белый. Взойдя на крыльцо, издали он замечает Александра Александровича и Любовь Дмитриевну, возвращающихся с прогулки - "в солнечном дне, среди цветов." Менделеева напомнила Белому богиню Флору, и он признается ей в любви. Она же рассказывает об этом мужу и свекрови. Потом в усадьбу приезжает секундант Белого, и привозит Блоку вызов на дуэль. Любовь Дмитриевна пресекает ее на корню. Марина Цветаева описывала эту ситуацию так: "Союз трех, смущенных союз двух, неосуществимый союз двух, отъезды, приезды… Узел стягивается, все в петле, не развязать, не разрубить…" После этого все покатилось - ни к чему не обязывающие романы и увлечения. Блок то злиться "...Люба на земле - страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные", то трагически сознается: "У меня было только две женщины: Люба и все остальные".

Сгорел как свеча

В 1910 г Блок получает наследство после смерти отца, и выстраивает второй этаж дома в форме башни, размещая там кабинет и библиотеку. То лето было последним, которое Блок проводит в Шахматово целиком. После он приезжает сюда то на месяц, то на 6 недель. Он говорит, что " там что-то неладно". На жневье 1921 года дом подожгли крестьянские ребятишки. Он сгорел как свеча. Блок тогда сказал друзьям: "Туда ему и дорога." И еще: "Поэт ничего не должен иметь". А сам по ночам плакал о Шахматове.

Через семь десятков лет Шахматово уже напоминало замок Спящей красавицы. На месте дома успел вырасти подлесок. Березы смешались с зарослями столетней сирени. И все же в 2001 году титаническими усилиями ученых, реставраторов усадьба была восстановлена - там заработал музей. По описаниям Марии Бекетовой удалось воссоздать прежнюю обстановку. Согласно блоковским стихам в окна были вставлены витражи:

"Цвет стекол - красный, желтый, синий,
Как будто так и быть должно…".