10.08.2003
Лара Копылова //
Интерьер+Дизайн, 10.08.2003, №8
Парк? Пансионат? Музей? Меценатский проект: архитектурная деревня на Клязьменском водохранилище
информация:
-
что:
Пирогово (бывший пансионат Клязьминского водохранилища) -
где:
Россия. Мытищи
В пансионате Клязьменского водохранилища строят звезды российской архитектуры и дизайна. Уже готовы дом Евгения Асса (см. с. 115), коттедж, баня и бар Александра Бродского, дом Стаса Жицкого и Сергея Кужавского (пока без мебели) и несколько вещей Тотана Кузембаева (он же автор генплана пансионата).
Формально деревня будет функционировать как VIP-пансионат: дома сдаются в аренду. Фактически это будет неофициальный архитектурный музей. Архитекторы уже прозвали деревню «русским Вайсенхофом» (экспериментальный район в Штуттгарте, где в двадцатые—тридцатые годы заказывали дома Гроппиусу, Ле Корбюзье и другим великим). Но заказчиком Вайсенхофа была организация. Инициатива Клязьменского пансионата исходит от частного лица. Сергей Кужавский: «Идея пансионата принадлежит заказчику. Мы ему, со своей стороны, говорим, что это будет музей-усадьба покруче Талашкина и Абрамцева. Во всяком случае, в российской архитектуре на ближайшие годы это самое серьезное событие». Тотан Кузембаев: «Владелец пансионата не думает про архитектурный музей. Ему просто интересно участвовать в проектировании. В то же время он архитекторам говорит: «Делайте, как вы хотите». Он, конечно, не просто заказчик, а меценат. Поддерживает архитекторов и художников заказами».
Вот так. С одной стороны, амбициозных культурных целей вроде нет, с другой — меценатство чистой воды. Не случайно в архитектурной деревне собрались такие харизматические фигуры, как Асс, Бродский, Кузембаев, которые, выиграв международные конкурсы в 80-х, заявили свою архитектурную «марку», но строили очень мало, а некоторые совсем ничего. Подмосковный предприниматель дал им шанс. Процесс начался несколько лет назад. По соседству с Клязьменским водохранилищем находится Бухта Радости, где случились его первые меценатские опыты. Здесь была выстроена первая объемная вещь Бродского — ресторан-причал «95 градусов», который, по моему личному мнению, стал одним из самых больших событий в российской архитектуре. Потом добавились плавучий домик группы «Арт-Бля», их же музей плавсредств, изготовленных детской студией Михаила Лабазова, проект «Леса в лесах» группы «Обледенение архитекторов». Прошел художественный фестиваль «Мелиорация».
Если в Бухте Радости архитектура смешалась с современным искусством, то клязьменский пансионат — чисто архитектурная затея. Заказчик выступает в ней как коллекционер архитектуры. Стратегия мецената-коллекционера в корне отличается от стратегии владельца коттеджа, который хочет получить в жилье собственный портрет, или застройщика, который хочет быстро вернуть деньги. Коллекционер вкладывает в произведения искусства. Он знает, что условием будущей прибыли является художественное качество и чистота индивидуального стиля. Поэтому он не мешает архитекторам. Он говорит: «Делайте, как вы хотите». Это же улет! Этого же не было никогда, чтобы в одном месте сконцентрировалось много хорошей российской архитектуры, не скованной ни жадностью чиновников, ни жизненным опытом владельцев. Посмотрим, что же дают эти супервыгодные условия? Каков месседж у этих шедевров? Довольно-таки национальный. За исключением «Родового гнезда» владельца пансионата, которое автор Тотан Кузембаев сделал кирпично-медным, с вертолетной площадкой, большинство построек: дом-мост и яхт-клуб Кузембаева, коттедж и дом, спускающийся к воде, Асса, коттедж и баня Бродского, — деревянно-стеклянная архитектура. В ней много «дыр»: окна, витражи, застекленные поверхности и просто проемы. Степень дырявости и прочие пространственные характеристики получаются вполне современные. Интерьер перетекает в «наружу» и наоборот. Короче, не крепости и не избы.
Все постройки вписываются в историю архитектуры. С одной стороны, они демонстрируют русскую отзывчивость к другим культурам. Коттедж Асса импортирует на русскую почву швейцарский кодекс, не позволяющий архитектору сделать небрежно ни единой детали. Красные пляжные домики Кузембаева сумасшедшей тектоникой напоминают парижский парк Ля-Виллетт. Тот же Кузембаев делает «сарай» из остатков от обструганных бревен, почти кусков коры. Он выглядит национальным по форме и интернациональным по содержанию — ведь строительство из отходов экологично и этично, а шершавость коры может служить выражением русского раздолбайства. Тотан предлагает много ноу-хау: пляжные зонты в виде сеток, вырастающие из земли; эллинги-фонари, покрытые полупрозрачной тканью, которые светятся в темноте, и так далее. Двухэтажная «Баня» Бродского — это диалог не с географией, а с историей архитектуры и опять же национальным контекстом. В традиционном срубе с пронумерованными бревнами можно углядеть классическую ордерную схему (тяжелый первый ярус, легкая верхняя галерея, пропорции опор). Современная деталь: прозрачная «полуротонда» с большой бочкой, в которой посетители бани отдыхают после парилки. Особняком стоит «Дом с человеческим лицом» Жицкого и Кужавского. Дом смеется и плачет... Он где-то на грани архитектуры, искусства и дизайна. В нем будет около 30 дизайнерских кунштюков — как говорят авторы, «безумных, но функциональных»: идущая лестница, рисованные обои, авторские светильники.
Вот такая веселая теперь в пансионате жизнь: и архитектурная, и отдыхательная. Она требует новых типологий — и они возникают: гостиничный номер в лесу, конюшня, эллинги, причал. Вывод: встреча современной российской архитектуры, на языке которой свободно изъясняются все строящие, с образом жизни заказчиков состоялась. Причем они встретились не на поле одного проекта (это бывало и раньше). Нет. Это массовое братание российской архитектуры с заказчиком. Триумф, не побоюсь этого слова, — архитектуры.
P.S. Остается только один вопрос: насколько это нацдостояние будет доступно для обозрения? Может, лучше было бы сразу раскручивать архитектурную деревню как туристический бренд? Что будет с музейными экспонатами, если они потребляются не только культурно, но и, так сказать, физически? Одно утешает: домики можно лишь снять, а не купить. Это вносит оттенок музейной неприкосновенности. Ведь хотя и не висят на постройках таблички «руками не трогать», живущие там не могут ничего менять. Значит, произведения сохранятся. В принципе в мире есть опыт, который здесь может пригодиться. Это система дизайн-отелей, авторы которых — известные архитекторы и дизайнеры. Снимать номер в таких отелях — знак принадлежности к особой культуре. Отели недоступны для широкой публики, но экскурсии там бывают.
Комментарии
comments powered by HyperComments
Вот так. С одной стороны, амбициозных культурных целей вроде нет, с другой — меценатство чистой воды. Не случайно в архитектурной деревне собрались такие харизматические фигуры, как Асс, Бродский, Кузембаев, которые, выиграв международные конкурсы в 80-х, заявили свою архитектурную «марку», но строили очень мало, а некоторые совсем ничего. Подмосковный предприниматель дал им шанс. Процесс начался несколько лет назад. По соседству с Клязьменским водохранилищем находится Бухта Радости, где случились его первые меценатские опыты. Здесь была выстроена первая объемная вещь Бродского — ресторан-причал «95 градусов», который, по моему личному мнению, стал одним из самых больших событий в российской архитектуре. Потом добавились плавучий домик группы «Арт-Бля», их же музей плавсредств, изготовленных детской студией Михаила Лабазова, проект «Леса в лесах» группы «Обледенение архитекторов». Прошел художественный фестиваль «Мелиорация».
Если в Бухте Радости архитектура смешалась с современным искусством, то клязьменский пансионат — чисто архитектурная затея. Заказчик выступает в ней как коллекционер архитектуры. Стратегия мецената-коллекционера в корне отличается от стратегии владельца коттеджа, который хочет получить в жилье собственный портрет, или застройщика, который хочет быстро вернуть деньги. Коллекционер вкладывает в произведения искусства. Он знает, что условием будущей прибыли является художественное качество и чистота индивидуального стиля. Поэтому он не мешает архитекторам. Он говорит: «Делайте, как вы хотите». Это же улет! Этого же не было никогда, чтобы в одном месте сконцентрировалось много хорошей российской архитектуры, не скованной ни жадностью чиновников, ни жизненным опытом владельцев. Посмотрим, что же дают эти супервыгодные условия? Каков месседж у этих шедевров? Довольно-таки национальный. За исключением «Родового гнезда» владельца пансионата, которое автор Тотан Кузембаев сделал кирпично-медным, с вертолетной площадкой, большинство построек: дом-мост и яхт-клуб Кузембаева, коттедж и дом, спускающийся к воде, Асса, коттедж и баня Бродского, — деревянно-стеклянная архитектура. В ней много «дыр»: окна, витражи, застекленные поверхности и просто проемы. Степень дырявости и прочие пространственные характеристики получаются вполне современные. Интерьер перетекает в «наружу» и наоборот. Короче, не крепости и не избы.
Все постройки вписываются в историю архитектуры. С одной стороны, они демонстрируют русскую отзывчивость к другим культурам. Коттедж Асса импортирует на русскую почву швейцарский кодекс, не позволяющий архитектору сделать небрежно ни единой детали. Красные пляжные домики Кузембаева сумасшедшей тектоникой напоминают парижский парк Ля-Виллетт. Тот же Кузембаев делает «сарай» из остатков от обструганных бревен, почти кусков коры. Он выглядит национальным по форме и интернациональным по содержанию — ведь строительство из отходов экологично и этично, а шершавость коры может служить выражением русского раздолбайства. Тотан предлагает много ноу-хау: пляжные зонты в виде сеток, вырастающие из земли; эллинги-фонари, покрытые полупрозрачной тканью, которые светятся в темноте, и так далее. Двухэтажная «Баня» Бродского — это диалог не с географией, а с историей архитектуры и опять же национальным контекстом. В традиционном срубе с пронумерованными бревнами можно углядеть классическую ордерную схему (тяжелый первый ярус, легкая верхняя галерея, пропорции опор). Современная деталь: прозрачная «полуротонда» с большой бочкой, в которой посетители бани отдыхают после парилки. Особняком стоит «Дом с человеческим лицом» Жицкого и Кужавского. Дом смеется и плачет... Он где-то на грани архитектуры, искусства и дизайна. В нем будет около 30 дизайнерских кунштюков — как говорят авторы, «безумных, но функциональных»: идущая лестница, рисованные обои, авторские светильники.
Вот такая веселая теперь в пансионате жизнь: и архитектурная, и отдыхательная. Она требует новых типологий — и они возникают: гостиничный номер в лесу, конюшня, эллинги, причал. Вывод: встреча современной российской архитектуры, на языке которой свободно изъясняются все строящие, с образом жизни заказчиков состоялась. Причем они встретились не на поле одного проекта (это бывало и раньше). Нет. Это массовое братание российской архитектуры с заказчиком. Триумф, не побоюсь этого слова, — архитектуры.
P.S. Остается только один вопрос: насколько это нацдостояние будет доступно для обозрения? Может, лучше было бы сразу раскручивать архитектурную деревню как туристический бренд? Что будет с музейными экспонатами, если они потребляются не только культурно, но и, так сказать, физически? Одно утешает: домики можно лишь снять, а не купить. Это вносит оттенок музейной неприкосновенности. Ведь хотя и не висят на постройках таблички «руками не трогать», живущие там не могут ничего менять. Значит, произведения сохранятся. В принципе в мире есть опыт, который здесь может пригодиться. Это система дизайн-отелей, авторы которых — известные архитекторы и дизайнеры. Снимать номер в таких отелях — знак принадлежности к особой культуре. Отели недоступны для широкой публики, но экскурсии там бывают.