Метафизика форточки. Павильон для водочных церемоний Александра Бродского

Что это – архитектура или инсталляция? Почему эти старые форточки так красивы и всех вводят в состояние эстетической ошарашенности? Почему так получается: сколотили несколько рам, покрасили белой краской – и оказалось, что тут о вечном, о высоком, о времени, о смерти, о свете, о границе. Ряд напыщенных категорий можно продолжить. В общем, «пробивает», а чего пробивает, непонятно.

Тут присоединился и другой вопрос, который нас мучит: где та русская архитектура, которая не вторична, которую можно показывать на границей как «наше все», как национальное достижение? Кто-то с возмущением воскликнет, что сарай нельзя называть архитектурой. Да, павильон — камерный жанр. Но это не мешало павильонам становиться манифестами (павильон «Барселона» (1928) Миса ван дер Роэ — «икона» зодчих 20 века). Великий Питер Цумтор на Экспо-2000 сделал павильон из деревянных кирпичиков, и никто не отказывает ему в праве называться архитектурой. Вещи Бродского легко представить на всемирных выставках, потому что они, во-первых, красивы, во-вторых, в них есть национальное содержание.

Все постройки Бродского на Клязьме: ресторан-причал «95 градусов», баня, водочный павильон, - удивительно национальны, гомогенны местности, вырастают из контекста. Во всех этих необструганных бревнах, облезлых форточках и ржавеющих поверхностях узнаются окружающий лес и русская провинция с покосившимися избами и завешенными ржавым железом окнами. Хотя архитектор, наверняка, не имел в виду ничего подобного. Просто из воздуха, из земли, в том числе и из окружающего сора, соткалась архитектура. А некрасота мерзости и запустения преобразилась в красоту.

У Бродского есть такой прием. Он заставляет видеть банальные вещи отстраненно с помощью особого материала. Например, он лепит мусор (кусок трубы, мышеловку, весы) из одинаковой белой глины, так что вещи, как бы погруженные в «метафизический раствор», воспринимаются сквозь толщу времени, отвлеченно, и кажутся прекрасными. Так было на выставке “Футурофобия”. Похожий прием применен и в павильоне. Белая краска на форточках, покрывающая и переплеты, и стекла, – тот самый метафизический раствор, дымка отстраненности художественного взгляда. Сквозь эти окна уже нельзя смотреть так, как мы смотрим через прозрачное стекло, они предполагают какое-то другое зрение, - но свет сквозь них проходит. Уравнивая все белой краской, Бродский предъявляет нам уже не облезлые форточки, а хрупкую, исчезающую под действием времени материю. То есть нам напомнили о смерти, как делали это в 18 веке архитекторы, специально ради memento mori строившие руины.

Домик целиком состоит из окон. Все смыслы окна – глубокого архитектурного символа и архетипа – поднимаются со дна, играют и мерцают. Окно – знак открытости, распахнутости миру. И окно, и стена - граница, но стена разделяет, а окно соединяет. Окна - глаза дома, они впускают свет и светятся сами изнутри. (Диалектика внутреннего и внешнего света здесь тоже обыграна. На закате павильон светится солнцем, а ночью - электричеством). Окно дает жилью специфически человеческое измерение. Причем в отличие от типичной для модернизма стеклянной коробки, где прозрачное стекло – это растворившиеся стены, здесь стены заменены окнами, сохраняющими свою, так сказать, «оконность». А если кто сомневается, может открыть форточку!

В современной архитектуре тема полупрозрачного фасада, проницаемой границы очень актуальна. Так что Бродский попадает не только в национальный, но и в мировой контекст. Есть в полупрозрачных витражах павильона и что-то от японских перегородок из рисовой бумаги. Но ни интернациональная мода, ни японские ассоциации, ни советский водочный ритуал здесь не главное. Главное – вот что. Модернистские архитекторы, делая стеклянные коробки, показывают исчезновение материи, чтобы продемонстрировать свою власть над ней, а форточки Бродского (хрупкая, но все же материя) смиренно облезают под дождями и ветрами, не имея такой цели. Модернисты хотят преодолеть смерть (нет материи – нечему умирать), а форточки о смерти просто помнят и размышляют.