Почему в Новосибирске плохая архитектура?

Заказчик строительства – фигура противоречивая. У него, как у Бога – много имен: заказчик, застройщик, инвестор, девелопер. А поскольку наш заказчик-девелопер строит сам себе и собственными силами, то есть у него и еще одно имя: строитель. Он как Бог - является главной фигурой на стройке, и уже пора ему, видно, присваивать греческое имя Архи Тектор - Главный Строитель. Он вкладывает свои деньги в развитие нашего города. Но он и заказывает архитектуру. И вроде бы кто, как не он, должен определять лицо Новосибирска.

Когда-то у архитектуры в нашем городе (как, впрочем, и в других советских городах) был один заказчик. Он так и назывался – «единый заказчик», и роль такого клиента-монстра отводилась УКСу – Управлению Капитального Строительства. Денег было мало, запросов много, «излишества» не приветствовались, и, в общем-то, на архитектуру ему было глубоко плевать, кроме, конечно, каких-то «особо важных» объектов, вроде зданий партшколы, обкома КПСС или ТЮЗа. Однако строчка «архитектор» в штампе проекта присутствовала всегда, и без автографа архитектора выпустить проект было невозможно, но роль профессиональных зодчих в процессе принятия решений была невелика. Они боролись и с заказчиком, у которого не было нужных материалов и не хватало денег, и с подрядчиками, испытывающими дефицит рабочей силы, не способными выполнять элементарные работы и постоянно «рационализировавшими» проектные решения в сторону упрощения, удешевления, применения материалов, имеющихся в наличии, etc. Архитекторы боролись с той системой, требуя повышения собственной роли в процессе строительства. Они в конце концов победили, и в разгар перестройки получили Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о совершенствовании архитектурной деятельности. Но было уже поздно: архитектурная деятельность стала товаром на рынке. Регулировать ее постановлениями ЦК невозможно.

Теперь заказчиков много. И вроде бы рынок строительства – один из самых независимых от государства: за пределами Москвы, кроме нескольких социальных программ (типа восстановления Ленска и Чечни, возведения жилья для военных), все строительство в России ведется на частные деньги. Однако компании, занимающиеся строительством, остаются максимально зависимыми от государственных и муниципальных органов. Они существуют в рыночных условиях, но рынок этот действует внутри огромного и малопонятного административно-хозяйственного пространства, построенного на тех же принципах, что и в советское время.

Итак, заказчик. Застройщик, инвестор, девелопер, строитель. ЗАО, ОАО, ООО, ИЧП. Иногда даже «кооператив», чудом сохранивший свой статус с далеких горбачевских времен. В советское время был трестом, СМУ, ДСК – в общем, занимался строительством по господряду. Цель деятельности (согласно уставу) – получение прибыли. Механизм получения прибыли: сбор средств с мелких инвесторов, желающих получить небольшое количество квадратных метров под квартиру или офис, вложение этих денег в строительство здания, отдача квадратных метров владельцам и продажа «оставшихся» квартир.

В этой принципиальной схеме нет ни властей, ни архитекторов. Архитекторы призваны решить технические вопросы: планировки, фасады, конструкции. Власти появляются в связи с тем, что любое городское строительство носит общественный характер. Отсюда следует, что заказчик не вполне волен самостоятельно решать вопросы – что, где и в каком виде строить. Отсюда следует, что местное самоуправление должно регулировать процессы градостроительства в интересах всех горожан. Однако мы имеем дело не с реальным самоуправлением, а с остатками советской власти в ее самой слабой и невнятной брежневской ипостаси, которая желает управлять всем и вся, но не может. Вместо управления процессами на основе понимания рыночных механизмов и общественных потребностей возникла система административных барьеров откровенно фискальной направленности.

Приходит заказчик, желающий строить в городе. Не существует документа, в котором были бы обозначены все имеющиеся в интересующем инвестора районе площадки. Заказчик находит архитектора, знающего этот район, знающего, где можно построить «нечто» с минимальным сносом ветхого жилья, без переноса тепловых сетей и иных коммуникаций. Но не существует документа, в котором было бы прописано, что можно, а что нельзя здесь строить, сколько этажей, в каком материале и т.д. Эти ограничения возникнут позднее, а пока архитектор по просьбе заказчика делает эскизный проект, пытаясь их предугадать. Есть архитекторы, удивительно точно «угадывающие» мнение горархитектуры и градосовета, есть архитекторы, которые такое мнение не угадают никогда. За три месяца с эскизным проектом и так называемым «разрешительным письмом на сбор исходных данных» заказчик обходит несколько десятков инстанций, получая «технические условия на проектирование» от районной администрации, пожарников, эпидемиологической службы, экологов, охраны памятников, тепловых сетей, служб электро-, водо-, газоснабжения, электросязи, и т.д., и т.п... Собрав эти условия (и заплатив в каждой из инстанций энную сумму «на развитие»), заказчик сдает их в Комитет архитектуры и градостроительства мэрии, и после некоторого ожидания получает на руки Постановление мэра об отводе земельного участка под строительство и Архитектурно-планировочное задание на проектирование объекта. Именно в этот момент заказчик-инвестор-девелопер узнает, что он может построить, сколько этажей будет в здании и в чем будут состоять ограничения, накладываемые на объект.

Но это еще не все. До начала строительства, до того, как положен первый камень в основание фундамента, инвестор должен выплатить особый (и весьма немалый) сбор «за пользование градостроительными ресурсами». Такой сбор является косвенным налогом; он признавался прокуратурой незаконным, но вновь и вновь возрождается под новыми названиями (плата за право аренды земельного участка и т.п.). Следует учесть, что на привлекательной для строительства площадке инвестор будет обременен ещё и оброком в натуральной форме, в виде строительства теплотрассы, ремонта детского садика, благоустройства сквера... В некоторых случаях затраты, производимые заказчиком ДО СТРОИТЕЛЬСТВА дома могут быть сравнимы с затратами на само строительство. Плюс стоимость проектирования, плюс согласования, плюс «покупка» электрических, тепловых мощностей... А ведь заказчик еще не продал ни одного квадратного метра построенной площади, он пока лишь вкладывает, вкладывает, вкладывает деньги...

Представляете степень финансовых рисков осуществляемых строительными компаниями? На самом деле они не столь велики, поскольку фирмы-застройщики стараются быть ближе к чиновникам, чтобы тем самым заранее гарантировать себе максимально выгодные условия. Риски закладываются в цену строительства; отчасти поэтому Новосибирск является одним из самых дорогих городов России по цене жилья.

Большая квартира в Анталии «под ключ» (маленьких там не бывает, стандарт – 200-250 м2) в зоне четырехзвездочных отелей, через дорогу от шикарного свежеотстроенного городского пляжа стоит 32-38 тыс. долларов. Сравните эту цену с ценами в Новосибирске.

Действующая практика нехороша по многим параметрам: высокая стоимость жилья отсекает от рынка нового жилья горожан со средним и невысоким уровнем доходов. Непрофильные инвесторы (банки, финансовые структуры) не спешат вкладывать средства в непрозрачный и рискованный бизнес. Для застройщика первостепенным становится быстрый возврат вложенных в строительство средств. В итоге: в городе строится преимущественно жилье (квартиры можно быстро продать и вернуть деньги еще в процессе строительства; даже офисы не столь ликвидны, к тому же их принято не продавать, а сдавать в аренду, а это «длинный» бизнес); строительство ведется преимущественно в центре (здесь высока ликвидность и минимальны затраты на строительство инфраструктуры); не работают системы кредитования и ипотеки (нет гарантий вложений и прозрачности финансовых схем); высоко количество скандалов, связанных с крахом компаний-застройщиков, мошенничеством девелоперских фирм, «двойной» продажей квартир и т.д.; от строительного бизнеса отсечено малое предпринимательство; объемы строительства не растут, а падают.

Очевидно, что создавшееся положение -- это не столько вина, сколько беда муниципалитета, и, насколько я знаю, из него ищутся выходы. Проблема в том, что в ситуации напряженного городского бюджета очень трудно «слезть с иглы» сборов «за пользование градостроительными ресурсами», невозможно найти средства на инженерное обустройство территории для освоения новых строительных площадок. Эти затраты перекладываются на плечи застройщиков, инвестиционная привлекательность вложений в строительство в Новосибирске падает.

А при чем тут архитектура?

В том то и дело, что не при чем. Как и в советские времена, архитектура остается падчерицей строительного комплекса. В сложной гонке за квадратными метрами – в гонке с препятствиями, -- архитектору даются весьма небольшие шансы реализовать свой творческий потенциал. В несколько дней надо родить концептуальную идею и форэскиз для предварительного согласования, в три месяца, пока идет получение техусловий, выполнить фактически готовый проект, очень быстро скорректировать его в соответствии с архитектурно-планировочным заданием, согласовать, быстро-быстро выполнить рабочие чертежи, чтобы получить разрешение на строительство и начать его. На этом проблемы будущего архитектурного произведения не заканчиваются. В новосибирской архитектурно-строительной практике нормой становится «досогласование» проекта в процессе строительства, когда у здания появляются дополнительные этажи, не предусматривавшиеся первоначально пристройки, неожиданные мансарды. По закону проект и возведенное по нему здание является объектом авторского права. В реальности архитектор, спорящий с заказчиком и не устраивающий его, может быть отстранен от проектирования и авторского надзора, а строительный объект -- передан в другую архитектурную мастерскую.
Конкуренция между зодчими идет не по творческому критерию. В действующей системе проектирования-согласования-строительства побеждают архитекторы, способные быстро проектировать, быстро согласовывать и не вступающие в споры. Все другие качества отходят на второй план. Талантливые архитекторы могут быть востребованы лишь талантливыми заказчиками. Увы, таких немного.

Недавно в Москве мне пришлось беседовать с одним из руководителей Гильдии девелоперов. Он сказал простую вещь: архитектор ему не нужен. Он строит по отработанной технологии и силами собственных строителей. Объем будущего здания должен быть максимальным: габариты здания – по границам отведенной площадки, этажность – наибольшая. Он строит офисы и жилые дома на продажу, поэтому внутренние планировки ему не нужны, дом каркасный, достаточно пробросить в нескольких местах стояки коммуникаций, сделать блок лестниц и лифтов. Фасады тоже не нужны, всякие «излишества» лишь удорожают строительство. Его кредо: максимальная выгода при минимальных затратах, и он не видит, как улучшение архитектурных качеств объекта влияет на его продаваемость. Что еще осталось от функций архитектора? Ах, да, согласования! У нашего девелопера для этого есть целый отдел. В нем один сотрудник хорошо ходит к пожарникам, другой - к экологам, третий - в главархитектуру, четвертый... Архитектор остался постольку, поскольку в штампе проекта есть строчка, в которой он должен расписываться.

Этот разговор абсолютно реален, хотя я вспоминаю его с некоторым содроганием и склонен все же считать слова моего собеседника гиперболой. Однако не могу не признать тот факт, что у застройщиков нет абсолютно никаких стимулов строить хорошую архитектуру. Что резонов к этому лишь два, и оба субъективные: личное желание девелопера сделать мир вокруг себя лучше и обусловленное должностью такое же желание у главного архитектора города.

Заказчик и архитектурный стиль

Влияют ли вкусы заказчика на внешний облик возводимых зданий? Конечно влияют. В начальный период нового русского капитализма он ассоциировал себя с купцом, продолжателем дела купцов Маштаковых, Литвиновых и Жернаковых. Отсюда и попытки реанимации краснокирпичных традиций стиля a la russe, прерванных революцией. Хорошим жилищем считались квартиры, построенные в 30-50-х гг., отсюда мода на дома «под сталинизм», остроумно прозванные в последнем номере профессионального журнала «Проект Россия» «капиталистическим реализмом». Сегодня инвесторы поездили по заграницам, посмотрели на то, как живут и что строят их коллеги. В моду входят неомодернизм и хай-тек, стили лаконичные, рациональные и откровенно прозападные. Благо и технологии, применяемые сегодня в строительстве, в последнее время модернизируются. Появляется новая современная строительная индустрия, имеющая мало общего с неповоротливыми технологиями прошлого, обрекающими город на серость и однообразие. Строительная промышленность мало-помалу переходит на выпуск огромного, бесконечного по номенклатуре конструктора, аналогичного тому, с которым работают архитекторы Европы, Америки, Азии. Беда лишь в том, что далеко не все архитекторы, привыкшие к работе в наших специфических условиях и превратившиеся в декораторов фасадов, способны принять новое индустриальное мышление.

Я все же думаю, что происходящий сегодня в Москве поворот от «лужковского стиля» к архитектуре западного толка связан прежде всего не с вкусовыми и стилистическими предпочтениями заказчика, а с необходимостью рационализировать бизнес. Хороший архитектор может экономить деньги застройщику, предлагая оптимальные решения. Другое дело, что застройщику надо еще и доказать возможность такой экономии.

И напоследок. Мой собеседник – московский девелопер в вышеприведенной беседе говорил, что не верит в то, что хорошая архитектура зданий, которые он строит, может влиять на их продаваемость. Я знаю примеры, когда это произошло. В соседнем с нами Барнауле в последние годы возникло немало интересных объектов, а два из них были удостоены архитектурной премии «Золотая капитель». Так вот, по словам главного архитектора города Сергея Боженко, хорошая архитектура в городе начала появляться после того, как одного из заказчиков буквально через силу заставили выстроить дом с нетривиальной эстетикой фасадов. Через некоторое время он обнаружил, что квартиры в этом доме продаются значительно быстрее, чем в подобном здании, не обладающем интересной внешностью, стоящем в соседнем квартале. При строительстве следующего здания заказчик сам уже требовал хорошей архитектуры.

В Нижнем Новгороде, признанном архитектурной столицей России конца ХХ века, ситуация изменилась после того, как главным архитектором там стал харизматичный лидер и талантливый архитектор Александр Харитонов. Это был сильный и властный человек, и он повел себя весьма автократично, запретив строительство зданий «без архитектуры». Сегодня, уже после смерти Харитонова, погибшего в автокатастрофе, среди застройщиков города продолжается соревнование за самую оригинальную постройку, все нововводимые дома имеют имена собственные. Похоже, в Нижнем Новгороде продать квартиры в доме «без архитектуры» просто очень сложно.

Но надо заметить, что ни в Нижнем Новгороде, ни в Барнауле, не собирают с инвесторов «сбор за право пользования градостроительными ресурсами». Власти рассматривают там «градостроительный ресурс» прежде всего, как ресурс развития города.

Причина третья: профессионалы и отсутствие профессионализма

Пытаться понять причину, почему в городе, именующем себя столицей Сибири, и претендующем на то, чтобы стать деловым и интеллектуальным центром Азиатской России, рождается архитектура уровня никак не столичного, но сугубо провинциального, невозможно, если не говорить о людях, занимающихся реальным проектированием, и людях, готовящих будущих проектировщиков. Местная архитектурная школа три года назад справила двойной юбилей: в 1989 году был организован Новосибирский архитектурный институт, ныне Архитектурно-художественная академия (НГАХА), единственный за Уралом специализированный ВУЗ подобного профиля, а за 80 лет до этого, в Томске, в Технологическом Институте, начали готовить архитекторов. Позже, в 1930-х гг., Сибирский строительный институт (Сибстрин), выделившийся из Технологического, переехал в Новосибирск, положив начало архитектурному образованию в нашем городе.

Много архитекторов, но мало архитектуры

 Новосибирск готовил архитекторов для обширной территории, включающей в себя Восточный Урал, Сибирь, Дальний Восток, Северный Казахстан. Начиная с 1970-х, каждый год выпускалось до полутора сотен архитекторов, отправляющихся по распределению во многие города и поселки СССР.

Однако немалая часть выпускников ежегодно оседала в Новосибирске. А после того, как была отменена система распределения, в городе стало оставаться, наверное, свыше 90% выпускников. Таким образом, сегодня наш город занимает третье место в стране (после Москвы и Петербурга) по количеству людей с дипломом архитектора в кармане. В то же время, Новосибирск отнюдь не является чемпионом по строительству квадратных метров даже в рамках Сибирского федерального округа. Похоже, что наш город рекордсмен по количеству архитекторов, приходящихся на один построенный квадратный метр.

Для архитектора практика также важна, как и для хирурга. Архитектор набирается опыта лишь в процессе ежедневной работы, решая новые задачи. Проблемы с разными зданиями и стройплощадками также непохожи, как и разные пациенты со своими болячками. Увы, и хирурги и архитекторы учатся в основном на собственных ошибках. Одна из причин плохой современной архитектуры в Новосибирске – отсутствие должного опыта у проектантов. Если архитектор строит в год 2-3 здания – у него есть возможность профессионального развития. Если он разрабатывает один серьезный объект за период в 3-4 года – он пытается совместить в нем все идеи, придуманные им за несколько предыдущих лет. Получается эклектика, помноженная на незнание новых типологических требований и потребностей людей, которым предстоит пользоваться плодами творчества зодчего.

Первый выпуск НГАХА в 1990-м году совпал с жестким кризисом в стране, с фактической отменой системы распределения. Именно в 90-м закончил институт и я. Если конец предыдущего десятилетия был благодатным временем для архитекторов, когда предприятиям разрешили свободно тратить прибыль на капитальное строительство, и портфели заказов проектных институтов, кооперативов и новорожденных персональных творческих мастерских  ломились от заказов, то в начале 90-х ситуация очень серьезно поменялась. Будучи студентами, мы параллельно «халтурили», работая над реальными объектами  (в САКБ – студенческом архитектурно-конструкторском бюро Сибстрина, в первом негосударственном проектном бюро «Аврора» при Фонде Молодежной Инициативы, в архитектурных кооперативах и МЖК). Однако выйдя из стен института, оказались в новой реальности: в стране уже ничего не строилось и проектировщики были не нужны. Ввели систему лицензирования архитектурной деятельности и ограничительный ценз для обладания правом самостоятельной работы: прежде чем получить лицензию, молодой архитектор должен был отработать десять лет под надзором «старших товарищей».

Судьба моих однокурсников сложилась по-разному: один из нас стал руководителем крупного рекламного агентства, другой – чиновником районного масштаба, кто-то преподает в институте и в школах. Одну из однокурсниц я встретил несколько лет назад за окошком бензоколонки, большинство же из выпускников начала 1990-х зарабатывает на жизнь дизайном интерьеров (здесь лицензионные ограничения можно было легко обойти). Однако никто ни из моего выпуска, ни из выпуска, окончившего институт годом, двумя, тремя годами раньше, годом – пятью годами позже, никто из моего поколения выпускников-архитекторов не занимается «большим» проектированием в Новосибирске, не создает зданий для родного города и не разрабатывает для него градостроительных планов. Связь поколений в новосибирской архитектуре оборвана.

Новые поколения не обладают тем опытом, который есть у «стариков». Однако у них есть другое достоинство, которое многие представители старшего поколения склонны считать недостатком. Молодые люди более восприимчивы к новациям, склонны к изменениям всего и вся. У них нет опыта, но нет и груза ошибок. Лишь в столкновении и в синтезе идей, рождаемых разными поколениями, возможно развитие, в том числе развитие архитектуры.

Профессия и отсутствие профессионалов

В конце 80-х архитектура в СССР существовала в рамках стройно выстроенной системы, и была частью развитого, но неразвивающегося строительного комплекса. При Брежневе строительство и архитектура оказались тем элементом социализма, на котором было принято экономить. Строительство разрешалось почти исключительно по типовым проектам, «пробить» индивидуальное архитектурное решение можно было лишь через постановление Госстроя, а то и Совмина республики. Жилые дома строились по методу крупнопанельного домостроения – способ относительно дешевый в условиях больших объемов строительства, но не дающий возможностей для модернизации и развития («прогрессивную 97-ю серию» панельных девятиэтажек  внедряли в Новосибирске почти 20 лет). Архитекторы оказались заложниками жестких и невариабельных строительных технологий, предписанных СНиПами и ГОСТами проектных решений, диктата строителей, отказывающихся выполнять нестандартные задачи и постоянно рационализировавших предложения архитекторов в сторону упрощения и удешевления.

Во всем мире есть две категории архитекторов. Крепкие профессионалы, хорошо знающие законы развития зодчества, нормативы и технологии, занимаются созданием или реконструкцией городской среды. Особо талантливые, выдающиеся (из общего среднего уровня) архитекторы работают, соответственно, над выдающимися зданиями. В СССР брежневского времени все было иначе. Выдающиеся архитекторы были вовсе не нужны, их заменила архитектурная номенклатура, вхождение в которую определялось не наличием или отсутствием таланта, а иными качествами. Что же касается «крепких профессионалов», то их задача была упрощена до минимума, и, в основном, сводилась к «привязке» к местности типовых проектных решений. «Выдающимися зданиями» занимались специальные проектные институты в Москве, такие, как ГИПРОтеатр и ЦНИИЭП зрелищных зданий, в которых «крепкие профессионалы» разрабатывали и «привязывали» для разных местностей одни и те же проекты театров, цирков и т.п. Провинциальной «архитектурной номенклатуре» дозволялось проектировать отдельные индивидуальные сооружения, такие, как обкомы КПСС и партийные гостиницы. И в советское время были построены неплохие здания, но строились они не благодаря,  а вопреки системе, господствовавшей в то время в «архитектурно-строительном комплексе». В таком вот жутковатом виде пришла профессия зодчего к эпохе перестройки, когда ограничения по типовому строительству были сняты, жесткие СНиПы отменены.

Свобода!

Когда на тебя накладывают путы, это несвобода. В несвободе жить просто: у тебя невелик выбор возможных действий, за тебя почти все решают, оставляя совсем небольшое пространство для маневра, ограничивая твою компетенцию. Но и ответственность ты несешь ровно в рамках  этой компетенции. В условиях свободы приходится и самому определять собственную компетенцию, и нести груз ответственности за принятые решения.

В условиях свободы архитектурного творчества стало очевидно, что проектировать по-прежнему уже невозможно. Стали доступны дефицитные ранее стройматериалы, изменился заказчик и его требования. В условиях свободы каждый волен почувствовать себя творцом, но каждый ли способен этому званию соответствовать? Архитекторы выплеснули на фасады все, что умели и знали. Беда, что умели они немногое.

С 30-х гг. ХХ века советская архитектура развивалась обособленно от мирового зодчества. После безумно интересного эксперимента конструктивизма 1925-32 гг., когда наши архитекторы впервые в русской истории были в авангарде всемирных процессов, отечественная школа проектирования развивалась в условиях  изоляционизма, ориентируясь на классические образцы, а не на опыт соседей. После хрущевского переворота в строительстве, проектировщики обратились к «прогрессивному опыту Запада» (я писал об этом в августовском номере). Начали издавать русский перевод французского журнала «Современная архитектура». Впрочем, весьма скоро, после становления брежневского комплекса стройиндустрии, журнал перестали переводить на русский, рассылая немногочисленным подписчикам плохую и неполную его ксерокопию.

Будучи студентом, я любил сидеть в ГПНТБ, листая подшивки «Architectural Digest», «Architectural Revue», «Japan Architect», и других. Увы, эти журналы были далеки от зачитанности, большинства из них до меня никто не листал. Сегодня ситуация стала только хуже. По данным редакции ведущего отечественного журнала «Проект Россия», в Новосибирске лишь три десятка архитекторов выписывают это издание, среди подписчиков нет имен местных зодчих, реально застраивающих наш город. Не получают новосибирские проектировщики и западные журналы. Мы привыкли жить в изоляции, полагаться на собственные силы и учиться на своих ошибках.

Архитекторы получили свободу, не обладая умением проектировать в условиях, отличных от условий тоталитарного «строительного комплекса». В 90-х родился новый стиль, благополучно существующий и сегодня. Если пытаться обозначить его по-научному, то имя ему будет «Постсоветская региональная (или регионализированная?) эклектика». Если же попытаться вычленить его корни...

Эклектика – это смешение стилей. В постсоветской эклектике были смикшированы типовые коробки брежневской эпохи, обрывки информации о европейском постмодернизме 80-х, местные образчики купеческой архитектуры начала ХХ века, отрывочные знания о классических архитектурных формах: всяких там антаблементах, фризах и карнизах, аттиках и фронтонах. Плоды этой мешанины знаний можно наглядно наблюдать на улицах родного города – последние десятилетие второго тысячелетия во множестве плодило подобных мутантов.

Кадры решают многое

Мне пришлось быть свидетелем того, как несколько лет назад на одной из выставок «Стройсиб» золотой медалью отметили заслуги известного новосибирского архитектора. После вручения награды, на банкете, он встал и сказал: «Я не ходил раньше на подобные выставки. Сегодня я пришел первый раз, и увидел, какую богатую палитру дали в руки нам – архитекторам. Но я не уверен, что мы готовы воспользоваться этой палитрой!» Это – честное признание.

Архитекторы, не знающие основ современного формообразования. Архитекторы, не знающие основ современной экономики. Архитекторы, не знающие современных материалов и конструкций. Архитекторы, не знающие, что такое цена земли, как осуществляются механизмы строительного инвестирования, архитекторы, умеющие лишь реализовывать «пожелания» заказчика. Это реалии сегодняшнего сибирского зодчества, мы сталкиваемся с проблемой некомпетентности специалистов, воспитанных советской проектной системой, и не умеющих вырваться из ее пут.

Беда еще и в том, что данная система склонна к самовоспроизводству. Студентов-архитекторов учат тому, что сами умеют. В итоге, из стен архитектурного института выходят зодчие, столь же не готовые к полноценному профессиональному существованию в сегодняшних реалиях, как и их профессора. И выйдя, начинают проектировать жутковатые входы в магазины, где нелогичная и иногда опасная конструкция обильно маскируется накладными элементами. И лишь то, что среди студентов и молодых архитекторов еще встречаются люди, умеющие и желающие самообразовываться, внушает кое-какой оптимизм.

В Москве ситуация похожая, и сегодня там активно обсуждается возможность создания независимой архитектурной школы – школы послевузовского образования, которая была бы филиалом одного из западных университетов, и давала бы, соответственно, образование западного качества. Но это значит, что креативные молодые архитекторы из Новосибирска и других сибирских городов будут уезжать в столицу, и, соответственно, оставаться там.

Архитектурная общественность «старого» поколения контролирует сегодня градостроительный совет Новосибирска. Усредненное «коллективное мнение» этого органа блокирует все градостроительные новации. Блокируется и проникновение в Новосибирск «чужих» архитекторов. После отмены диктата московских «специализированных» институтов, в городе не возникло ни одного значительного здания, которое было бы построено по проекту, выполненному иногородним, или, тем более, иностранным зодчим. Между тем, диффузия, взаимопроникновение и взаимообогащение культур – обязательный признак столичности.

Архитектура мирового уровня никогда не появится в Новосибирске, если мы, архитектурное сообщество, не откажемся от добровольно возведенного нами «железного занавеса». Политика культурного изоляционизма не может привести к рождению архитектурных шедевров.

Необходимо понять, что обретение «столичного» статуса означает полную свободу рынка проектирования. Архитектура Новосибирска является частью мировой архитектуры, и никакие ссылки на «региональность» и «особость» здесь неуместны.  Должны быть изменены принципиальные подходы к проектированию важнейших градостроительных узлов и значимых зданий: подобные проекты не могут реализовываться без конкурса; в жюри конкурса необходимо звать не местных «звезд», отдающих победу своим друзьям, но зодчих, авторитетных во всем мире. Необходимо, наконец, приглашать для проектирования западных специалистов.

Подобная реформа нужна и архитектурной школе. Самоограничения в получении и передаче студентам информации нелепы. Архитектурная школа должна давать, с одной стороны, полноценные знания о современной экономике строительства, о новейших материалах, о принципах работы конструкций. С другой стороны, следует более полно преподавать современную архитектуру, отказываясь от все того же, традиционного, идущего от сталинских времен культурного изоляционизма. Конечно, необходимо сохранить лучшее, что было в советском образовании. Но что более нужно современному зодчему – четыре года обучения классическому рисунку или полноценное владение компьютером? И еще. В архитектурном образовании очень важен факт личного общения с архитектурными звездами мирового уровня. Их приглашение в учебное заведение для чтения лекции стоит сравнительно недорого, но никто еще пока в Новосибирск не приезжал. А жаль!

Должно произойти изменение профессионального самосознания – и это одна из самых сложных проблем на пути Новосибирска к хорошей архитектуре. Пока удачные здания возникают в нашем городе не благодаря, а вопреки сложившейся системе общественных отношений. Не знаю, готова ли архитектурная общественность города к принятию мировых стандартов проектирования и образования, к свободной конкуренции по качественным критериям, к тому, чтобы создавать в Новосибирске архитектуру не только местечкового уровня...