Мембраны Мельниковской Москвы

Эти радикальные слова принадлежат архитектору, родившемуся еще в конце XIX века и своим творчеством открывшего перспективу в век XXI-й. Имя Константина Мельникова украсило десятку лучших мировых архитекторов еще в 1933 году, когда на V архитектурном Триеннале в Милане его проекты соседствовали с творениями Райта, Гропиуса, Миса ван дер Роэ, Ле Корбюзье... Россия умеет беречь свое достояние. Наверное, поэтому именно Милан признал Мельникова первым и завершил XX век грандиозным коллоквиумом (на профессиональном языке: workshop), в котором дань уважения творчеству Мельникова отдали преподаватели и студенты архитектурных вузов и мастерских Германии, Италии, Англии. Макеты, созданные по проектным чертежам Мельникова, были выставлены в том же зале, где в 1933 году чествовали самого мэтра. Теперь экспонаты миланского workshop приехали в Москву. Стараниями коллектива Музея архитектуры, профессоров Дельфтского университета Отакара Мачела, Миланского политехнического университета Маурицио Мериджи, Штудтгартского университета Дитриха Шлифта, МАРХИ Ю.П. Волчка, архитектора А. Ермолаева зрители увидели их в необычном качестве. Как гениальные главы московского городского архитектурного романа. "Диалог с Москвой", - так называется выставка памяти Мельникова в Музее Щусева. Сразу отмечу удачно найденное дизайнерское решение. Из Италии макеты привезли в огромных фанерных ящиках. С характерными черными рюмочками и зонтиками на боках ("не кидать", "не мочить", "не стучать"). Макеты установили прямо на них. В разных ракурсах, на разной высоте. Вот собственный дом Мельникова в Кривоарбатском. Макет миланский. Макет германский. Приглядываешься, выбираешь, реконструируешь, соотносишь с оригиналом... Между проектами расположены макеты городской застройки, в которую вписаны представленные мельниковские здания. Эта объемная карта Москвы создана в Московском Архитектурном Институте. Зритель активно вовлекается в насыщенное пространство международной архитектурной лаборатории, посвященной наследию К.С. Мельникова. Рабочие ящики и низкие своды средневекового аптекарского приказа довершают сравнение с экспериментальным авангардным театром.

Главным героем этого театра, как и положено, становится иллюзия. Это соответствует творческому кредо Константина Мельникова: "...мною проектировались не просто здания, я составлял проект грядущего счастья..." Хрупкие макеты на тяжелых фактурных ящиках и объемная карта Москвы. Разглядывая эту карту, с силуэтом окружающей застройки, площадями и проспектами, осознаешь истинный масштаб таланта Мельникова. В маленьком фрагменте Москвы любое мельниковское здание становится мембраной, транслирующей архитектурный язык города, преломляющей в себе волны городского ландшафта, принимающей на себя потоки улиц, силуэты домов, контуры площадей. Вот, например, Клуб имени Русакова на Стромынке. Благодаря воссозданной градостроительной ситуации 1927 года можно объяснить необычайно активную пространственную экспансию трапециевидного дома с тремя гигантскими гранеными консолями. Площади и кварталы улиц, формы других крупных зданий (Сокольнической церкви) как в камере-обскуре фокусируются в этом вздыбленном, "упирающемся в небо" сооружении. Согнутые пальцы-консоли гигантской руки Клуба стягивают к себе ниточки улиц и режиссируют "пластическую интригу" всего района.

Не менее впечатляющ "мембранофон" Мельникова в утопическом проекте 1934 года "Наркомтяжпром". Само название стучит барабанной дробью. Такой же ударной должна была стать и мельниковская архитектура. Почему? Обратимся к словам зодчего. "База социализма - тяжелая промышленность. Это должно быть выражено в монументальном здании Наркомтяжпрома (Народного комиссариата тяжелой промышленности). Проект решает объемно масштаб сооружения в виде развернутого периметра с подчинением главной оси - Красной площади... Здание в плане решено в виде формы двух соединенных римских пятерок, обращенных в сторону Красной площади вершинами и расположено по оси мавзолея Ленина. В центральной части между двумя пятерками устроен, по композиционным и планировочным соображениям, котлован формы ромба, с глубиной 16 этажей, имеющий свои сходы-лестницы... Внутри пятерок... запроектированы парадные внутренние дворы..." Игра трапеций и треугольников разработана Мельниковым в поистине трагическом масштабе. Узловые линии Тяжпрома резонируют с трапецией казаковского Сената и удвоенной гигантской амплитудой своей волны становятся цунами для трапеции Кремля. Зиккурат Мельникова накатывается на средневековые стены древней столицы катастрофически безжалостно и неизбежно, со всем жестоким великолепием грандиозных языческих процессий. Что бы осталось от восприятия кремлевской архитектуры, будь Наркомтяжпрома построен, об этом можно только гадать. Дерзкая мысль великого архитектора программирует свой масштаб пространственных вибраций, амплитуда которых подчас небезопасна для исторической застройки города.

Тема "мембраны мельниковской Москвы" имеет выход в чисто сюрреалистическую фантасмагорию. Посетив выставку, обязательно изучите раздел "Зеленый город". Внимательно прочитайте тексты, помещенные под макетами. Они великолепны. Вообще-то Мельников, участвуя в конкурсе на город отдыха в зеленой зоне Москвы, назвал свой проект "Городом сонной архитектуры". Не без иронии Мельников считал сон лучшим отдыхом советского человека. "...заснул весь мир: спят стоя и за едой, работают засыпая, смотрят и света нет в глазах - сном подернулось все в современности со всеми ее пагубными открытиями - не верить в жертвенный огонь Искусств... Торжествующему СНУ я проектирую Дворцы - палаты из пяти видов воздействия через: ФИЗИКУ - давления и влажности воздуха, водяных потоков с массажем до чесания пяток; ТЕРМИческих палат - от жары русских каменок до ледяных морозов; ХИМИЮ - ароматы лесных массивов, лугов, душистого сена, весны, осени; МЕХАНИКУ - с ложами в движениях кручения, дергания, качания, опрокидывания; ПСИХИКУ - шум листьев, морского прибоя, грозы, соловьи, чтение, музыку..." Вибрирующая мембрана - лучшая метафора "сонной" архитектуры Мельникова. Занятно, что сам он назвал ее "СОНной СОНатой". В форме гигантской мембраны запроектирован корпус спальных зал. Натянутые гибкие упругие перепонки делят огромный спальный корпус на несколько ячеек. Стены почти прозрачны. Пространство разделено диагональными пандусами. Сама конструкция сходна с двумя качающимися пластинами, симметрично фиксированными на оси. На концах устроены специальные звуковые раковины, предназначавшиеся для транслирования в залы-спальни симфоний и звуковых имитаций, звуков природы.

Такую чуткую в акустическом и визуальном плане архитектуру понять не просто. Как минимум, надо иметь безупречный слух, то есть художественный вкус. Он дан, конечно, не всем. Оттого в отношении к творчеству Мельникова восхищение и почтение всегда соседствуют с заурядной завистью, глумлением и цинизмом. В 30-е годы Мельникова обвинили в формализме и практически отстранили от работы. В 60-е, когда возродился интерес к его наследию, не сделали достойной выставки, не помогли с реставрацией уникального дома в Кривоарбатском, наконец, не разрешили выехать за границу дабы принять почести от европейских коллег. В 1990-е, кое-как отреставрировав дом, оставили всю ответственность за его содержание на плечах 80-летнего сына, художника Виктора Мельникова. В 1999-м, времени торжества буржуазных ценностей в постсоветском изводе, в рецензиях на новую выставку обвиняют архитектуру Мельникова в пропаганде идей коммунистического коллективизма. Что ж, Россия всегда умела ценить свое достояние и быть благодарной и чуткой. С чем ее и поздравил Милан в конце тысячелетия.