Минин и Пожарский: тайные смыслы монумента

Годом начала Красной площади был 1493-й - год больших пожаров, когда Иван III распорядился отступить застройкой от Кремля и задал меру отступа. Пожарный отступ назывался именем врага - Пожар. Это первое имя Красной площади
Судьба памятника Минину и Пожарскому становится темой общественного обсуждения. Из четырех предложений, выдвинутых специалистами и чиновниками в "Известиях" 21 марта, коснемся лишь последнего - возвращения памятника на старое место, к ГУМУ, лицом к Кремлю.

Коснемся вовсе не в публицистическом ключе. Молодая школа метафизического краеведения, к которой принадлежит обозреватель "Известий" Рустам Рахматуллин, много размышляет о старейших московских монументах - вот некоторые итоги размышлений о памятнике Минину и Пожарскому.

Годом начала Красной площади был 1493-й - год больших пожаров, когда Иван III распорядился отступить застройкой от Кремля и задал меру отступа. Пожарный отступ назывался именем врага - Пожар. Это первое имя Красной площади. Оно кричит, что памятник Пожарскому не может быть случайной постановкой. Все слова, образованные от слова "пожар", носят страдательный характер, означают либо защиту, либо жертву. Пожарные - гасители, пожарники - погорельцы. Пожарские, ведущие фамилию от погорелой волости, суть погорельские. Князь Дмитрий в 1611 году во главе московского восстания не позволял полякам жечь столицу, то есть предстал гасителем, пожарным. На следующий год его уделом как соправителя страны станет сожженная Москва. Установленный перед Торговыми рядами памятник отмерял, удерживал заданную издревле ширь пожарной площади. И наступательный жест Минина, фигуры в местном смысле менее понятной, задан оборонительной ширью площади, ее дистанцией. Наконец, памятник поставлен на погорелье 1812 года, когда, как и в 1612 году, словом "пожар" могла бы называться вся Москва.

Пожарский - гений места Красной площади, то есть художественная аллегория обстоятельств места. Он гений всяких площадных и уличных пустот, оставленных огнем или мешающих огню; гений того, что у поэтов называется стогнами града.

На новом месте, развернутый вдоль площади, памятник теряет этот смысл.

Разумеется, Пожарский не имеет цели на том направлении, которое указывает Минин после переноса монумента. Скульптор Иван Петрович Мартос имел в виду, что Минин указывает Пожарскому "на погибшую Москву, то есть на самый Кремль".

После нашествия и пожара 1812 года это указание следовало сделать, но, на первый взгляд, не следовало длить. Ибо Кремль был освобожден и быстро поднимался из пепла. Недаром всяческие политические партии берут изваянных Пожарского и Минина своей эмблемой, подразумевая, что Кремль опять захвачен и должен быть опять освобожден. Большевики, взяв Кремль словно по жесту Минина, почувствовали исходившую от монумента новую опасность - и переставили его.

Но все не так-то просто, ибо у монумента есть еще один тайный смысл. Вот стяг Пожарского, хоругвь народного ополчения, а значит, и Минина. На стяге Иисус Навин - преемник Моисея во главе еврейского народа, только что вошедшего в землю обетованную, - изображен вблизи Иерихона перед архистратигом Михаилом, обнажившим меч. Вождь воинства Господня возглашает святость места, на котором вождь земного воинства должен преклонить колено и разуться (Иис. Н., 5: 13-15.) Памятник Минину и Пожарскому изваян словно по этому изображению. Если по первому, прямому смыслу монумента сидящий Пожарский должен в следующий миг подняться, то по смыслу сокровенному он должен вовсе опуститься на колено.

Земля, лежащая перед Навином, предается Богом в его руку. Иерихон есть часть Святой земли, ее форпост за перейденным Иорданом. Но сам иноплеменный этот город должен по воле Бога пасть, разрушиться и, более того, не возродиться. Выбором знамени Пожарский точно отразил всю сложность собственного положения, однако положение Москвы определил неточно. Да, он шел отвоевать свою святую землю и в ней - захваченный иноплеменниками город. Только этот город не равняется Иерихону. Москва, Кремль есть центр земли, ее святыня, восстающая из пепла.

В монументе трудное положение Пожарского облегчено тяжелым жестом Минина, который, в отличие от своего иконного прообраза, указывает не на место под ногами, а на город Кремль. То есть, зовя Пожарского на приступ, объявляет Кремль священным. Вождь должен преклониться именно перед Кремлем.

По этому - таинственному - смыслу памятник не угрожал Кремлю, а тайно покровительствовал, сообщая святость. Даже неосознанное, это сообщение имело силу - силу впечатления. Когда политики берут на знамя мартосовский памятник, они хотят сказать, что Кремль, захваченный врагами, все же свят.

Перестановкой и разворотом монумента, отведя тяжелую длань Минина и грозный взгляд Пожарского от самого себя, Сталин отвел не только обвинение в захвате Кремля, но и утверждение святости захваченного. Он отвел знак ангельского покровительства Кремлю.

Кремль ушел в угол взгляда князя, как Иерихон ушел в угол его хоругви. Но святость не ушла. Теперь святое место - под ногами, строго по букве Книги, и надо преклониться и разуться. Ангел, явившийся вождю, не опуская руку, стал указывать под ноги - на Красную площадь. На новом месте памятник провозглашает святость Красной площади.