Наша главная горка. В Музее архитектуры открылась выставка, посвященная Тверской улице

В споре за улицу-символ с ней успешно конкурирует Арбат, а на вопрос о любимом месте города среднестатистический москвич назовет скорее уж Патриаршие пруды. Можно, конечно, верить в легенду о "Броде", пестуемую поколением Аксенова и Козлова, но этот миф уж очень похож на то, как житель Урюпинска держит за "Европу" Москву по принципу "если не она - то что же?"
Ощущение важности Тверской родилось не так уж давно - каких-то триста лет назад: когда она стала дорогой к столице. Однако все попытки Матвея Казакова зафиксировать эту роль в материальных образах (он "перевел" в классицизм дюжину ее зданий), со временем рассосались и к началу ХХ века Тверская представляла собой непристойную нонпарель домиков, кое-как впечатанных в кривую строку улицы. (Эту провинциальную сутолоку фасадиков прекрасно демонстрируют фоторазвертки улицы, сделанные перед реконструкцией и впервые показываемые на выставке). Держать в голове символическое значение "улицы, ведущей к столице" было затруднительно, а говорить о том, что она ведет к исторической святыне тоже никак невозможно: между Кремлем и Тверской простирался еще целый квартал Моховой улицы. И только в тридцатые было оформлено это принципиальное ощущение: начинается земля, как известно, от Кремля - и именно Тверской.

Но и этот пафос изрядно дезавуируется слишком сильным уклоном. Последний километр ты скатываешься вниз стремительным домкратом, мелькают мимо будки, бабы... и если бы ларинскому возку не нужно было сворачивать на бульвар, пушкинский счет достопамятностей превратился бы в крученыховское чертыханье: дыр, бул, щир, мос, со, вет! Что совершенно не подобает мерно-церемонному приближению к "сердцу Родины". Бродя по выставке, ловишь себя на ощущении, что никакой иной задачи у московских градостроителей и не было, кроме как затормозить этот раскат, привести его в соответствие с требованиями ритуала. А значит, насытить улицу всевозможными punctum`ами, зацепками, памятниками, триумфальными арками. Особенно остро эта проблема встала в советское время: повинуясь официозному канону, улицу расширяли и укрупняли ее масштаб, но поскольку это только обостряло ощущение скоростного спуска, то сделано было все, чтоб хотя бы разбить это движение на главы, придать ему некую умеренность и постепенность.

Однако, государственная эстетика менялась гораздо быстрее, чем темпы застройки, поэтому никакой стилевой однородности улица получить не успевала. Единственным цельным периодом оказались сороковые-пятидесятые, когда улицу обустраивали архитекторы Мордвинов, Парусников, Жуков и Андреев. Но самое поразительное открытие, которое делаешь на выставке - это совершенно неожиданная зависимость всех этих творений от того, что было на их месте прежде. Казалось бы, сталинская крупноформатная эстетика ничего общего не могла иметь с этими бессмысленными двух-трехэтажными постройками - однако, в первом же доме по правой стороне улицы четко прочитывается прежний оконный ритм, те же витрины первого этажа, та же мелкота и дробность фасадов - только в ином масштабе. Точно на месте арки Саввинского подворья - арка нового дома; дому № 15 - ради рифмы с Музеем революции - приделан на уровне шестого этажа (да еще с торца!) мощный портик; в арке дома № 11 читаются формы стоявшего напротив гагаринского особняка. И даже когда на месте памятника Скобелеву встает новый монумент (Долгорукому) - он все равно оказывается конным.

Похоже, архитекторы просто не знали, к чему же все-таки приладиться, на что ориентироваться: на естественный ландшафт, на идеологические задачи, или на умозрительный питерский вектор. И потому как-то весьма боязливо воспроизводили нечто, смутно напоминающее былое; с подсознательным расчетом, что если все перевернется в этом мире (как оно и случилось) - то хоть эта робкая аллюзия их извинит. Реконструкция тридцатых годов - при всем ее размахе - была довольно осторожной и гуманной (особенно остро ощущается это сегодня: на фоне повального "сноса с последующим воссозданием"). Здания наращивали по чуть-чуть (только что надстроенный Моссовет на одном фото выглядит такой же нелепостью, как и едущий мимо двухэтажный троллейбус), аккуратно передвигали вглубь улицы, переворачивали на 90 градусов (как глазную больницу), или на 180 - как Пушкина. Ни в одном городе мира так много не двигали: или уж сносили, или сохраняли; только в Москве зодчие покусились на главную составляющую "застывшей музыки" - и сегодня каждый москвич знает, что архитектура может бесконечно перемещаться в пространстве, ломаться и воссоздаваться, возникать из небытия (что красиво описал проходившей здесь же выставкой Юрий Аввакумов). Та же опасливость сквозит и в последних событиях: "Интурист", например, собираются не сносить, как "Россию", а только подрезать; новые же здания Тверской метко окрещены Михаилом Тумаркиным как "стыдливый историзм".

Радикальных вызовов улице было не так уж много. Попытка неоклассической трансформации (фоминский проект сплошной колоннады вкруг Советской площади), конструктивистская агитация (замечательный проект братьев Весниных, в котором основополагающий принцип модерна "изнутри - наружу" доводится до асбурда: зритель видит здание "Ленинградской правды" насквозь), "Интурист" а-ля Мис ван дер Роэ - но все это тонуло в непрерывной смене стилей, которые тут же отражались на главной улице. Эта неизбежная зависимость от власти, а значит - непрерывные изменчивость и подвижность - и есть idee-fixe улицы. Блестящей ее иллюстрацией является макет Саввинского подворья, стоящий на рельсах и готовый к новым путешествиям.

Понятно поэтому, что качество архитектуры Тверской улицы ужасающее. Но разве можно требовать от архитектора качества, если он прекрасно понимает на какую зыбкую почву вступил - и каковую зыбкость проект трехэтажного подземного города от Манежной в сторону Телеграфа только усугубит. Поэтому критиковать авторов "Палас-Отеля", "Гранд-Отеля" или даже посохинский проект переделки "Елисеевского" (с очередной башенкой) столь же легко, сколь и бессмысленно: они в рамках традиций. Тверской никогда не бывать ни классицистской, ни конструктивистской - она всегда будет "главной улицей". А значит - никакой.