Terra интерьера. Выставка Антона Надточего и Веры Бутко на Фабрике V.I.P.

"Я сегодня в офисе" - это понятно, но также понятно, что офис твой - это стол на тему "школьные годы чудесные", 386-й компьютер и сломанные жалюзи. Настоящие "offish" офисы (со всей причитающейся холодностью и чопорностью) делает в Москве только Борис Левянт. Именно в его мастерской встретились Антон Надточий и Вера Бутко. Он - потомственный архитектор, ученик Кирпичева, закончил кафедру теории МАрхИ, она - реставратор по образованию, работала в "Инпредпроекте". Творить в "АБД" стильные, но скучные интерьеры им быстро стало неинтересно. Они завели собственную фирму, сделали за пять лет сорок объектов, и наконец залудили на Новинском бульваре такой офис, которому абсолютно не подходит ни это слово, ни, тем более, "контора".

Ассоциаций он вызывает множество, но все они тут же и ломаются вследствие какого-нибудь контраста. Низкий потолок и брутальность поверхностей намекают ("намек", кстати, еще одно - разговорное - значение слова "office") на бункер, но для бункера здесь слишком много света. Железная стена рядится в сейф, но и черный цвет ее как-то неподобающе ярок, и окно опять-таки в ней прорублено, разделяющее комнату совещаний и кабинет директора - со стороны которого стена эта оказывается нормальным стеллажом. Окно в ней тоже двусмысленно: оно может быть как прозрачным, так и непроницаемым, достаточно нажать кнопку - и здесь вспоминаются полицейские участки из американских боевиков, однако, ни малейших примет стандарта тут нет. Суровость "кирпичных" стен размыкается двойным гуманизмом панели - которая, во-первых, деревянная, а, во-вторых, изогнутая; архаические "вокзальные" часы только оттеняют крутой хай-тек прочего оборудования, который еще и спотыкается о кусочек натурального газона; а мощная бетонная лестница изгибается причудливым зигзагом, чтобы в конце концов зависнуть в пяти сантиметрах от пола...

Лестница эта, на наш вкус, лучшая в русской архитектуре за последние десять лет. Очевидно, что точкой отсчета в этом жанре для всякого русского архитектора является шехтелевская лестница в особняке Рябушинского. Кажется, что лестница в офисе "Москола" сделана именно на контрасте с ней: та мраморная - эта бетонная; та плавная - эта резкая; та кажется массивной - при всей своей томности, эта, наоборот, необычайно воздушна - при очевидной тяжести; та изображает полет - взметнувшимся всплеском волны, эта ничего не изображает, а натурально фиксирует свое парение: не только тем, что не доходит до пола, но еще и развернута к нему под небольшим углом. Этот роскошный эффект "парящей тяжести" достигается и за счет перил - словно тушью вычерченных на фоне белых стен, и живущих своей отдельной жизнью (сварены они Игорем Селиверстовым - постоянным соучастником "преступлений" Надточего и Бутко).
Тема "частной жизни" какого-то элемента - одна из их любимых. Объемы или линии не просто перетекают из помещения в помещение, но как будто бы продолжают свое движение, ускользая от взора: то потолок куда-то уходит, то пол скользнет под стену. На этом, собственно, и строится композиция: берется некий элемент, и как бы "запускается" в пространство, где становится организующим началом: в него ныряют и из него выныривают меньшие объемы, врезаются, вхдят друг в друга. При том, что сами по себе они остаются простыми и ясными, их сочетание всегда необычно. "Это принцип "суперпозиции", - говорит Антон, - сборка сложного эволюционного целого происходит путем наложения независимых, простых частей. При этом целое не равно сумме частей. Вообще говоря, оно не больше и не меньше суммы частей, оно качественно иное". Этот простой ход в реальности обретает статус значимой интриги; и слова Мартина Хайдеггера, которые Надточий цитирует в своей работе о Питере Эйзенмане, кажутся уже не высокопарной фразой, а отработанной программой: "Весь смысл бытия, по сути дела, и заключается в сохранении "тайны бытия".

Интересно и то, как охраняет Надточий эти тайны. Концепция офиса на Новинском родилась сразу: войдя, архитекторы, увидели старые железобетонные панели, кирпичные стены - и поняли, что все это просто надо так и оставить. Но не тут-то было. Все оказалось дряхлым и пришлось делать имитацию из искусственного камня. За соответствие формы функции первым стал бороться модерн; потом чистоту конструкции отстаивал конструктивизм; еще дальше в этом направлении пошел деконструктивизм, утрировал материальную сторону архитектуры хай-тек - в советской же архитектуре тем временем "излишества" сменял убогий утилитаризм (разве что в Прибалтике баловались с чистым кирпичом, да иногда в Москве - например, в здании театра на Таганке). И только совсем недавно пафос "честности" обуял наших архитекторов - причем, началось это (как все самое прогрессивное) - в интерьере. Но если Эдуард Забуга и Алексей Розенберг сумели-таки сохранить те же изначальные кирпичи и железобетон в офисе на Татарской (1993), введя туда точно так же стекло и травку, то Надточий с Бутко вынуждены уже воплощать идею "честности" - но в искусственных материалах.

Другой фирменный знак "Атриума" - тема стыка. "Нам кажется, - говорит Вера, - что самый интересное в архитектуре это именно стык двух форм. Наличник - символ декораторства, каковое на дух не переносим. Любой плинтус или наличник - чуждый пространству элемент: или уж он должен быть артикулирован, или - вон его. Нам кажется, что это вполне здоровый перфекционизм: сделать идеальную грань. Поэтому потолки у нас регулярно не доходят до стены, свет проходит насквозь, из комнаты в комнату, как, например, в квартире на Новом Арбате".
Интересно, что хозяин этой квартиры - одновременно и хозяин офиса на Новинском: при том, что стилистически эти два интерьера совершенно различны. В квартире делалась ставка на яркие, открытые цвета (в которые неожиданно хорошо вписались приобретенные хозяйкой скульптуры - произведя в совокупности почти де кириковский эффект), из перекрытия, разделяющего два этажа квартиры было вынуто 30 кв. м - ради создания эдакого "корабельного" эффекта (что, естественно, здорово удешевило эту недвижимость), в образовавшийся проем была заведена железная лестница (преодолевать каждый день 22 ступеньки - еще одна жертва заказчиков искусству), а санузел выложен черно-белыми шашечками: чисто Дэвид Линч.

Умение деликатно, но упорно работать с заказчиком - еще одна особенность этого дуэта. "Мечта об идеальном заказчике, конечно, существует - говорит Вера. - Но мы понимаем, что не стоит ждать милостей от природы, надо самим ковать свое счастье. Поэтому предпочитаем брать заказчика "всякого" - и уже в процессе работы делать его "своим". Ну, когда работы много, некоторых отпускаешь: пусть живет".

Последний из таких "неотпущенных" заказал квартиру в одном из арбатских переулков. И получил очередную инсталляцию - в которой, однако, весьма удобно существовать. На каждом куске пространства лежит отпечаток руки архитектора; каждый кусок сопротивляется навязанным стереотипам. Все немножко не так, как полагается "новорусскому" интерьеру. Потолок - бетонный, фактурный, суровый. Кухня не то чтоб соединена с гостиной, а является одним целым, в центре же пространства - громадный цилиндр вытяжки, железный, похожий на скульптуру. Стена по кривой летит к входной двери, но врезается в угол, и распускается странным цветком. Кабинет и ванна неожиданно разгорожены аквариумом. В кабинете - парящий железный стол, сочиненный все тем же Игорем Селиверстовым. Спальня - тоже надругательство над "уютом": одна стена - железная, другая - каменная, третья - деревянная, четвертая - стеклянная...
- Чему можно позавидовать у настоящих мастеров, - говорит Антон, - так это их умению абстрагироваться. Решая задачи конкретного архитектурного объекта, заниматься на самом деле формальными играми: материализацией следов движения и трансформаций, как Питер Эйзенман, растворением собственных теней в городской ткани, как Кооп Химмельблау, или музыкальными опусами, как Даниэль Либескинд.

Удивительно, но в этой арбатской квартире менее всего видишь присутствие внеархитектурных мотивов. Это тот самый интерьер, который сделан "не про заказчика". Все здесь - те самые формальные игры. И как удается в них играть 28-летнему архитектору в эпоху кризиса - загадка.