Золотое кесарево сечение. Москва готова разродиться новым стилем.

Наличие "Золотого сечения" в качестве смотра московской архитектуры становится все более принципиальным. Есть, конечно, еще всероссийский фестиваль "Зодчество", есть институт Госпремий (где мы продолжаем болеть за банк Михаила Хазанова), имел место Рейтинг лучшего в московской архитектуре за 10 лет, но он был всего раз, а потому пока только "Сечение" свободно от влияния внеархитектурных факторов.

Плохо одно: слишком сложная схема смотра. В прошлом году состоялся первый этап, где из сотни конкурсантов было отобрано 20 номинантов, нынешний этап дал еще 23 (из 150; проекты-номинанты выделены полужирным шрифтом), осенью номинанты сойдутся в жаркой схватке, и уже из них будут выбраны лауреаты. Таким образом "лучшей московской архитектурой" осенью 99-го года могут быть названы постройки, начатые еще в 96-ом, а при тех стремительных переменах, которые переживает профессия (тем паче после кризиса), это как-то обидно.

Присутствие "старья" резало глаз уже сегодня, хотя, возможно, дело в старье эстетическом: отходящий в историю "московский стиль" был представлен на "Сечении" такими монстрами, как "Аврора-Люкс" на Петровке, "Усадьба" за зданием мэрии, гостиница "Мариотт". Однако брутальный банк Владимира Юдинцева на Трубной, 33-35 (тоже не первой свежести) взор почему-то не смущал. Как и "Красная горка" Юрия Аввакумова. Наоборот: эти хорошо известные работы смотрелись предвестниками того перелома в московской архитектуре, который стал очевиден еще на первом этапе "Сечения", а на втором окончательно возобладал.

Примечательно, что даже самые матерые зубры "московского стиля" предпочли выставить не башенки с арочками, а что-то совсем иное. Михаил Посохин показал неомодернистский центр кабельного ТВ на Варшавке (реальный автор - Владимир Тюрин), а Александр Локтев продемонстрировал широту вкусов, представив рядом с "Мариоттом" и "Авророй" кобзоновский центр на Олимпийском проспекте: врезающиеся друг в друга крыши, круглящиеся стены, короче, все перекаты да перекаты, послать бы их по адресу. А адрес у всего такого, понятно, один - "Асадов".

Сам Александр Асадов, чья архитектура в первую очередь ассоциируется с "современной" у широкого зрителя, выставил десяток объектов, из которых самые свежие - остановки и мосты Третьего кольца. Все такое стремительное, аэродинамичное, фантастичное, помесь Сантьяго Калатравы с Джорджем Лукасом. Что малый формат (светильники в виде бутылок), что крупный (мосты в виде булавок): "стонет в аквариумном стекле небо, приваренное к земле". Все это, тем не менее, утверждено к строительству. И видя такой результат, коллеги берут "асадовщину" на вооружение - но применяют чисто декораторски: разрезая то там, то сям крышу, навешивая гротесковые карнизы, вводя стеклянные плоскости, планомерно скругляя углы. Созерцая проекты ООО "Курс" (реконструкции на Ордынке и Якиманке), так и хочется назвать все это "замоскворецким модернизмом": приметы стиля есть, а полета - нет. Все чинно, аккуратно, благопристойно: потому что Историческая Среда. А стиль - какой был стиль тогда? Ах да, среда...
В некоторых проектах такой компромисс предстает осмысленным и даже озвученным: "здание из статичного состояния переходит в динамичное, форма высвобождается от массы, декор, символизирующий традиционную архитектуру, трансформируется в абстрактные формы..." Все это написано в связи с проектом школы-студии на Цветном бульваре (Геннадий Надточий): на красной линии восстанавливается утраченный дом, а уже сзади к нему лепятся ультрасовременные формы. И все это не просто так, а потому что в доме родился Валерий Брюсов, и вся архитектурная игра символизирует развитие русской поэзии на переходе к символизму, а в школе, соответственно, должны народиться новые брюсовы. Но в иных проектах (Якиманка, 2/6 - 4; Дмитрий Подъяпольский, Михаил Леонов), где радикальная стеклянная волна прячется во двор (так сказать, urbi), оставляя на первом плане (соответственно - orbi) безликий двухэтажный новодел, такой паллиатив кажется лишь подачкой радетелям старины.

Наряду с асадовским деконструктивизмом похожей профанации удостаивается и собственно конструктивизм. Стиль, который однозначно принимается всеми в качестве главного достижения русской архитектуры в ХХ веке, чья востребованность сегодня абсолютна логична после кризиса и обжорства "московского стиля", разбирается на запчасти, а дальше - как придется. То его мешают с модерном ("Наутилус" на Лубянке или здание на улице Чаянова Владимира Колосницына), то из него делают сверкающее рекламами посмещище на манер "Бродвея" (проект культурного центра на Арбате, 22 Михаила Белова), то просто заимствуют круглые окна и углы, дабы обозначить некоторую "колючесть", каковая, по мысли зодчих, должна противостоять "пышномордию" лужковской архитектуры. А на самом деле это все тот же самый ход, только с обратным знаком: как башенки и арочки символизировали для обывателя старую Москву, так теперь острые углы и торчащие балки будут обозначать конструктивизм. Странно же, однако, что подлинное продолжение конструктивизма - не буквою, а духом - офис на Трубной, 12, достраиваемый Александром Скоканом, жюри проигнорировало, утешив его, впрочем, номинацией за дом в Дегтярном переулке.

Если же неоконструктивизм есть только реакция на буржуизм "московского стиля", то тогда семантически он становится совершенно неотличим от своего первоисточника, и в этом смысле как-то неприятно созвучен полевению всей страны. Чтобы избежать этих коннотаций и быть вообще как-то посовременней, конструктивизм одевается в хай-течные декорации: трубы из нержавейки, полированные детали, утоненные троссы, растяжки. Происходит обычно это "переодевание" где-нибудь наверху, так чтобы заодно пропрокламировать и свою неприязнь к мансардам. Этот полюбившийся московским зодчим ход имеет в качестве прообраза вполне конкретное здание: дом, построенный Сергеем Скуратовым и Сергеем Киселевым в Щемиловском переулке. Забавно вот что: великолепный проект, ставший лауреатом первого "Сечения", был в процессе стройки безнадежно испорчен требованиями заказчика, и то, что стоит сегодня, имеет к изначальному проекту лишь самое общее отношение. Однако же именно здесь повсеместная "демансардизация" заимствует главную свою идею: застекленный балкончик, железные колонны, резкий вынос козырька, пара-другая металлических труб, резкий поворот какой-нибудь линии. Так, в пандан к "асадовщине" возникает довольно неожиданный феномен "скуратовщины": это дома Владимира Азарова на улице Чаянова и в Никоновском переулке; реконструкция здания на улице Красина, 3 (Воронцов/Надточий); офис ЗАО "Мобильные телесистемы" в 1-м Голутвинском переулке Алексея Иванова (о чисто декоративном использовании конструктивизма свидетельствует и полуциркульное окно совсем из другой оперы - неоклассической), воссоздание Солодовниковского училища на Щипке. Более честный конструктивизм явлен, что логично, в проектах социального назначения: это катки (МНИИП Андрея Бокова), теннисный клуб на Ленинградском шоссе (Владимир Плоткин), школа-лицей в Тихвинском переулке (Юрий Ильин-Адаев), школа в Северном Бутове (Николай Лютомский), реконструкция Театра юного зрителя (Сергей Гнедовский).
Что же касается самого Скуратова, то он, как всегда, изящен: дом в Гагаринском переулке скроен ладно, но динамично, эдакий стильный костюм, в котором лишь пара элементов выдает портного; все построено на нюансах, игра "на пятачке". Такое же филигранное мастерство демонстрирует Николай Лызлов (проект минипекарни на Семеновской) - эдакий Ле Корбюзье впополам с Хироми Фуджии. В интерьерах доминирует минимализм, а первую скрипку играет фирма ASK Евгения Асса. Если в объемной архитектуре "московский стиль" сдает позиции неомодернизму медленно, цепляясь за каждый крупный госзаказ, то в интерьере пышное новоруссничанье (соответствующее лужковским башенкам) имеет альтернативой внятную минималистскую программу. Познав искус цветного и широкоэкранного, Асс предлагает черно-белое кино - и всем ясно, что это стильно, аsk! Чистота и лаконизм, металлический хруст (не Асс, но Гласс), стеклянные плоскости - то реально двигающиеся, то метафоризирующие движение. Интерьеры NASA (Щепкина, 42), квартира-галерея на Новом Арбате, офис в З-м Зачатьевском, стелящаяся по рельефу вилла (не лишенная, однако, рекламного трюка: купясь в бассейне - видишь лес), дом "Х" с эффектным балконом, образованным продолжением линий односкатной крыши...
Наличием четкой программы и количеством работ команда Асса явно побила всех, хотя рядом присутствуют еще несколько сильных интерьерщиков. Это известные "металлисты" из студии "Арх 4": только на этот раз Наталья Лобанова с Иваном Чувелевым выставили "Кленовую квартиру", отработав заявленную тему на все сто, а Алексей Козырь продолжает гнуть железо: это проект офиса "Узелок", где все прозрачно и звенит; и "Квартира с камином", где оный предмет вращается, а аквариум-светильник висит в воздухе. Вторая мощная команда - бюро "ДИА". Дмитрий Быков выставил новую квартиру, где мебели как бы и нет, а все плоскости, ее заменяющие, вырастают то из стен, то из пола; с первого взгляда пространство кажется хаосом, но потом понимаешь, что хаос этот просчитан, выверен до последнего сантиметра. Рядом - Пентхауз Жанны Кочуровой: как проект, он попал в номинанты еще прошлой осенью, за это время был построен, и выставлен теперь в номинации "реализации", но тут жюри его почему-то разлюбило.

В загородных особняках обнаруживается похожая тенденция: мир - хижинам, война - дворцам. От замков со шпилями и колоннами переходим к виллам европейского типа; от традиции к абстракции - лишь бы смотрелось с улицы и с вертолета. Таков замечательный дом Тимура Башкаева в Переделкино: эдакий краб, из панциря которого вынут кусок, в проеме образовался балкон, крыша идет внахлест, волной, а потому особенно эффектен вид сверху. Или "Дом над оврагом" Игоря Тажиева: односкатная крыша клином падает в землю. Или дом в поселке Мышецкое Геннадия Надточего: круглый в плане, он повсеместно обнажает конструкции, разгоняется и - падает в бассейн. Как на картине Дэвида Хокни. Возможность подобных ассоциаций с живописью отчасти искупает полное отсутствие на конкурсе роскошных акварелей а-ля Михаил Филиппов (как и его самого) и оттеняет победу компьютерного проектирования. Председатель жюри погоревал на сей счет, но пусть утешится тем, что "Золотое сечение" становится сечением кесаревым, извлекая из брюха профессии нового ребенка: неомодернизм.