Диктант тире сочинение. Архитектурному бюро "Остоженка" - 10 лет

Александром Скоканом и его командой разработаны новые принципы комплексной реконструкции исторической среды, в соответствии с ними в районе Остоженки возведено 11 объектов (еще 6 - строится). Один из них - Московский международный банк на Пречистенской набержной получил Государственную премию 96-го года, а по итогам "Московского Рейтинга" был признан лучшим зданием города за десять лет. В последние годы бюро много проектирует и за пределами своего района. Одна из таких работ - офисное здание на Трубной - получило на фестивале "Архитектура и дизайн" приз как "лучшее здание". А в Музее архитектуры прошла юбилейная выставка "Остоженки".

В любом роде искусств есть искусство, понятное ширнармассам (необязательно - плохое) и не понятное (необязательно хорошее). Но если объяснить им, почему Шилов это плохо, еще возможно, то пытаться объяснить им, почему Кулик это хорошо, невозможно никак. В профессиональной среде архитектура Александра Скокана считается передовой и образцовой. Народ ее - не замечает. Когда банк на Пречистенской набережной был признан главным достижением отечественного зодчества, все только и спрашивали: "А что это? А за что это?" Но парадокс Скокана в том, что объяснить, почему его архитектура - хорошая, можно. Ибо вся она - производная от пространства и времени.

Итак, есть город Москва. В нем - исторический центр. Плохо ли он сохранился, хорошо ли - не суть важно. Он есть, и это единственная данность. Строя здесь, ты не должен шарахать в небеса железобетон, вылезать за красные линии, превышать этажность, закрывать перспективы, в общем - вести себя неприлично. Более того: ты должен восприять дух места, поддержать его, если он скукожился и вернуть, если тот совсем сдох. Скокан делает это с редкостным пиететом, в каталоге его выставки ключевое слово - "диктует". Изгиб переулка диктует линию фасада, близость Зачатьевского монастыря диктует понижение верхней части, вид на церковь диктует отступ от красной линии, цвет фасада продиктован цветом "Дома Перцова" и т.д. Зоил сказал бы, что даже название переулка - "Обыденский" - диктует соответствующую стилистику.

К архитектуре как таковой все это имеет спорное отношение, и определяется исключительно любовью к родному городу. Не менее талантливый (но не местный) архитектор Левон Айрапетов не перестает этому удивляться: "В Москве все помешаны на том, что надобно "вписаться". А вписываешься - куда? Разве то, что стоит - всегда хорошо? И поэтому рядом с этим "хорошо" надо сделать "почти хорошо"? Вот рядом с настоящей классикой ставят "почти" классику, думают, что тем самым поддерживают традицию, а следующий архитектор, он тоже будет пристраиваться - но уже к этому "почти". И вот они ходят по кругу, как завороженные". Действительно, соответствие контексту есть первейший признак постмодернизма, который последние семь-восемь лет является в Москве официальным стилем. Но коллег более всего заботят фасады, тогда как Скокан занят возвращением градостроительных модулей - парцелл. И уже отталкиваясь от них, ищет образ возможного нового. Но это новое он трактует очень сдержанно, признавая его только в смысле технологий, оборудования и всего того, что является неэстетической частью архитектуры: в этом смысле его дома суперсовременны.

Однакое же, никакого внятного образа из вышесказанного все равно не получается. Ну и что? - скажет нормальный зритель. - Все равно эта архитектура скучная. Один дом похож на другой, все они вместе похожи на своих соседей, офис порой не отличить от жилого здания, короче, мера допустимого примерно та же, как переименовать Савеловский переулок в Савельевский, революционера сравняв с домовладельцем. То же самое слово "скучно" зритель, впрочем, говорит и о Прусте или Антониони. Действительно, Скокан это архитектура медленного чтения. Здесь все - нюансы и детали, которые начинают играть именно потому, что вокруг них - пустота. Скокановский дом это как лист белой бумаги, в уголок которого вдруг падает чернильная капля и застывает эффектным пятном. Этой каплей может быть одинокая металлическая колонна или падение белого цвета карниза в зеленую массу фасада (офис в Дегтярном переулке), резкий вынос козырька, рифмующийся с линией стеклянного эркера (офис во 2-ом Обыденском), выявление в оштукатуренной плоскости фасада двух окон эдакой кирпичной аркой (жилой дом в Молочном). Последнее есть не только эффектная игра фактур, не только перекличка с кирпичной стеной Зачатьевского монастыря напротив, но и некая грустная ирония по поводу научной реставрации. В ней считается хорошим тоном отнюдь не глянцевый "новодельный" фасад, а именно соположение в рамках одного здания фрагментов разных эпох - но, увы, "новодел" в Москве господствует безраздельно, своеобразно трактуя идеи "воскрешения предков". Николай Федоров, кстати, жил в том же Молочном - и это, видимо, еще один "диктующий".

Но читая в каталоге выставки, что только что законченный дом в 3-ем Зачатьевском переулке "понижается со стороны Дома Шаляпина до одного этажа", начинаешь подозревать архитекторов в лукавстве. Как-то совсем не про то этот дом. Элементарные прямоугольные объемы, сухие фасады, элегантное сочетание гранита и штукатурки - но та самая "капля" уже разбухла, и накапало целый стакан. Стеклянный этот предмет вдвинут эркером в один из фасадов, но кажется, что вынут из другого - где на его месте образовалась эффектная арка. Арка кажется несерьезной, словно бы вырезанной в гипсокартоне, не говоря уж о том, что таковая вещь - примета "евроремонта", в котором она символизирует "архитектуру". Но именно эта ее домашность и рукотворность есть изящный щелчок "московскому стилю", в котором арка непременно означает власть. Форма же "стакана" вполне конструктивистская, такой же округлый выступ есть и в щусевском Наркомземе, и в гинзбурговском Наркомфине. Но при этом он оторван и от земли, и от самого фасада, что метафоризирует известную "оторванность" прототипа, и вообще - художественный жест.

А более всего этот "стакан" похож на движущийся лифт, упавший откуда-то с неба, - что придает монтонному фасаду бешеный динамизм. И что особенно хорошо читается на фоне разукрашенных, но безжизненных стен оперной школы Вишневской (трудно сказать, по кому это соседство бьет сильнее: по Скокану, чей дом оказался заткнут за спину этого бреджлобпроекта, или по Посохину, который на фоне такого "Мондриана" кажется полным "Дубовским"). Наконец, здесь мы имеем замечательный интерьер, ставший, кстати, номинантом "Золотого сечения". Любопытно, что Скокан не только не приложил к нему руки, но и не знал о готовящейся "интервенции" (уверяет, что даже не видел его по сей день) - однако же интерьер вполне конгениален экстерьеру (он сделан Евгением Ассом на пару с фирмой "Биоинъектор"): это матовые зеленоватые плоскости, наслаивающиеся одна на другую, вкрапления металла, эффектный свет - короче, все тот же минимализм, холодноватый и изысканный.

Но если в этом доме конструктивизм звучит далеким эхом, то в офисном здании на Трубной - уже в полный голос. Интересно, что в конкурсе, который проводил заказчик, участвовал и Юрий Аввакумов, предложивший реализовать здесь голосовский проект 24-го года. Но тот очень плохо ложился на рельеф: существующая здесь горка явственно требовала отклика. Хорош был и проект Александра Асадова. Он подвешивал к фасаду эдакую шлюпку, что отвечало семантике места: это единственный в Москве склон, похожий на спуск к морю. Скокан же обошелся с рельефом просто: озвучил его диагональными проглядами в линиях окон и получилось, что дом как бы опоясан дорогой, по которой взгляд и взбирается в гору. Так что и тема южного ландшафта осталась, и конструктивистская простота есть (все тот же полукруглый "стакан" становится уже собственно формою здания), а в сторону современности как таковой брошен единственный жест - "бегущая строка" окон. Другой вопрос, что всех этих находок можно и не заметить: здание наглухо закрыто от мира мощной спиной Дома политпросвещения. Сам Скокан, правда, считает, что его вещь - своего рода амортизатор между горкой и Политпросом, но мнится, что он склонен вовсе не замечать существования этого чудовищного соседа. Он делает то, что нужно в этом месте - а уж как быть с бездарным окружением, пусть разбираются потомки.