Две столицы в отсутствии третьей. Всероссийский фестиваль "Зодчество 99": Питер против Нижнего

Но гложат смутные сомнения. Не придется ли из каждой командировки приезжать с одним и тем же подзаголовком: "Почему в городе N нет хорошей архитектуры?" К сожалению, седьмой Всероссийский фестиваль "Зодчество 99" этих сомнений не рассеял.

И не то чтоб в России совсем не было хорошей архитектуры. Половину представленных на смотре работ вполне можно счесть качественными и удобоваримыми. А на фоне унылой провинциальной архитектуры советских лет некоторые вещи выглядят и вовсе революционными. Но все это хорошо именно в местном контексте. Воображать же себе русские города как кладезь собственных невтонов, которых только надо вытащить на свет божий (читай - на "Зодчество"), все же довольно наивно.

Искать ответ на этот вопрос - "Почему нет хорошей архитектуры?" - можно долго, но почему-то кажется, что причины не будут сильно различаться. Собственно говоря, пленум правления Союза архитекторов России, проходивший параллельно фестивалю, тоже их искал. Но все звучавшие с трибуны выступления сводились примерно к одному: "Эх, нам бы столько денег! И мэра б такого же!"
Никто при этом почему-то не поминал собственно московских архитекторов. Вспоминалась фраза одного мудреца: "Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум".

МОСКВА УШЛА В СЕБЯ

Это тем более странно, что главным героем всех последних "Зодчеств" был Нижний Новгород, который, невзирая на отсутствие двух вышеназванных факторов, создал собственную архитектурную школу. И хотя суть ее именно в соединении новейших европейских тенденций с местными традициями, она не осталась сугубо местечковым явлением, а стала главным событием в истории русской архитектуры 90-х годов. Оказалась, что провинциальная архитектура может быть интересна не только как политический или экономический сюжет, но и как искусство.

История сама решила закрепить за ней этот статус, добавив необходимый подлинному искусству элемент трагедии. Этим летом погиб Александр Харитонов - главный архитектор города, отец нижегородской школы и автор лучших ее созданий. На фестивале представлена одна из последних его (как всегда, совместно с Евгением Пестовым) работ - Дом-куча. Этим зданием он успел наметить возможный поворот в эволюции школы: от неомодерна к неомодернизму. Вместо привычных округлостей - углы, вместо деталей - объемы, вместо покоя - хаос. И именно это нагромождение разнородных объемов есть, во-первых, нижегородская новация в структурализм (который, как пишет Григорий Ревзин, "видел архитектуру как бесконечный порядок" - но не как хаос), а во-вторых, все та же рифма к нижегородским буеракам, разностильности и разновысотности. То есть, при полном отсутствии исторических реминисценций (которые вроде бы легитимизируют новое в старом), здание все равно абсолютно контекстуально. Это подчеркнуто и тем, что все его фасады - разные, и каждый связан со своим окружением. И эта возможность интерпретировать любой стиль в рамках местных традиций представляется сугубо художническим достижением, не зависящим от наличия денег или мэров.

На этот нижегородский вызов другая архитектурная столица - Петербург - отвечает своим домом-кучей. И эта "куча" Марка Рейнберга точно так же "петербуржественна", как харитоновская - "нижегородственна". Гранитный цоколь, громадные окна-витрины первого этажа, мощный объем, внутренний двор - все сделано, как и полагается петербургскому доходному дому рубежа веков. С той разницей, что никакому переосмыслению традиция не подвергнута - ну разве что материалы современные. Дом, однако, красив, и законно претендует на какой-нибудь диплом. Как и нижегородская "куча". (К сожалению, сдавая этот номер в печать, мы еще не знаем результатов смотра: они объявлены вчера вечером).

Впрочем, главным нашим предпочтением остается банк на Фурштатской Никиты Явейна (ему была посвящена отдельная статья в "питерском" выпуске нашей полосы). По клубившимся в кулуарах слухам, у него также немало шансов на победу. Составить ему конкуренцию мог бы Ледовый дворец Ирины Родниной (архитектор Андрей Боков): вылезающий из Москвы-реки краб, на глазах замерзающий, и выбрасывающий длинную красную клешню. "Клешня" эта хороша и тем, что она тянется в сторону РКЦ "Красные холмы", обозначая вроде бы "связь", но самом деле это очевидная издевка(как и боковский мостик в проекте Евровокзала, небрежно кинутый в сторону Сити): тупая башня РКЦ брошена на землю и обкорнана острым боковским топором. Дворец, правда, это уже другая номинация ("проекты"), но надо сказать, что с конкуренцией на нынешнем "Зодчестве" вообще как-то неважно. И первая причина в том, что Москва фестиваль практически проигнорировала. Отсутствуют как постоянный победитель последних конкурсов, главный московский классицист Михаил Филиппов, так и главный московский модернист Александр Асадов.

Некоторые мэтры предпочли выставиться на Красной Пресне, вне конкурса, посреди плитки, ванн и обоев - постулировав таким образом свое перемещение из области искусства в область бизнеса. По большому счету, компании Сергея Киселева, Александра Скокана и Михаила Крихели имеют на это право (в "искусстве" все они уже не раз отметились), а самое главное, что деятельность их фирм настолько многообразна и полноценна, что представляет реальный интерес в сфере "организации производства". Не очень только понятно, что делает здесь академик Кубасов - со своим чудовищным комплексом "Кунцево". Три поросенка и Пиранези: так бы мы определили это творение, о котором сам автор думает, естественно, иначе: "Здесь заложена идея соборности: стоящие отдельно, но соединенные между собой здания как бы говорят нам: "Каждый из нас самостоятелен, но мы все равно вместе..."

В рамках "Зодчества" такого добра тоже хватает: жилой массив на Зоологической (архитектор Аркадий Половников), дом в Банном переулке (В.Степанов), 25-этажка Юрия Григорьева. Ничего более достойного Москва не нашла. Или, скорее, не захотела: внутримосковский архитектурный конкурс "Золотое сечение" был в этом году богат на откровения. Более того - он зафиксировал новую ситуацию: разложение "московского стиля" и становление неомодернизма. Едва ли это так уж неинтересно провинции. Во всяком случае, влияние столицы ощутимо на каждом "Зодчестве": и если на прошлогоднем казалось, что "московский стиль" пошел по Руси", и остановить его может только экономический кризис, то теперь ясно, что никакой кризис не мешает лепить горбатое. Строить так, что банк не отличить от храма (Борисоглебск), баню - от горсовета (Хабаровск), а кассовый центр - от особняка нового русского (Тобольск). Образ последнего, впрочем, просачивается повсюду, и как сказал один из выступавших на пленуме, по количеству готических замков на квадратный километр мы впереди планеты всей.

Основные жанры, представленные на "Зодчестве", это банки, храмы и жилые комплексы - тогда как на "Сечении" это частные дома и офисы. Разница неслучайная: на "Зодчестве" озабочены именно "зодчеством" с большой буквы, на "Сечении" - сечением, сиречь архитектурой. Есть, конечно, и здесь несколько хороших московских работ: мастерские в МАДИ Владимира Юдинцева, широкоизвестные "яйца" Обледенения архитекторов, "Катынь" Михаила Хазанова, Но все равно очевидно: Москва фестивалем снобистски манкирует, и соревнуются сегодня Питер с Нижним.

Лидирует, пожалуй, все-таки последний: и количеством, и разнообразием. Все-таки в отличие от питерской нижегородская школа молодая и не закосневшая. И может позволить себе все что угодно. Вот, например, клуб "Империал" в Сормово (архитектор Леонид Кравченко): неожиданное проникновение в рабочий район каких-то венских мотивов, белого с черным, ажурного и кичливого. Владимир Бандаков строит жилой дом, где с шероховатым кирпичом контрастируют неприлично оранжевые панели балконов. Можно было бы сказать, что не гармонируют, но уж больной веселый получается дом (вроде нет такого определения в архитектуре, а у Нижнего - есть). А Валерий Никишин противоречив даже внутри себя. Гараж - монументальный экзерсис на тему крупных объемов, жилой дом - совсем другое. Ни словечка в пустоте: все плокости пышно разработаны - фактурой, цветом, деталями. Последние непременно интепретируются: портал с окном подрезается кривым карнизом, а привычное в модерне полуциркульное окно рассекается зигзагом. И только Нижний выставил малые архитектурные формы - ларьки, киоски, остановки - подтвердив лишний раз, что там мыслят не отдельными шедеврами, а еще и средово.

Питер берет монументализмом. Кроме явейновского и рейнберговского, он выставил еще несколько доходных домов и банков. Первые, принадлежащие Евгению Герасимову, интересны только тем, как он вторит то Михаилу Посохину (дом на Суворовском проспекте), то Алексею Воронцову (деловой центр "Неваль"). А вот банк Владимира Зенкевича - при всем том, что он не является совершенным созданием - все же любопытен. Главная тема петербуржцев (после доходного дома)- двор. Можно было бы сказать, что это весьма избитый в мировой практике ход: перекрыть имеющееся пространство стеклом, выиграв таким образом и в площади, и в освещении. Но Петербург вносит сюда свою ностальгическую ноту: каждый его новопостроенный двор это воспоминание о городе, о его площадях и памятниках, эдакий двор-площадь, интерьер как город. Именно таков интерьер этого банка на Васильевском острове. Еще одна площадь, спрятанная под стеклянный колпак, но если лауреат Госпремии этого года "Атриум" - в силу своего местоположения - пародирует Дворцовую, то этому банку остается образ Стрелки. Присущая ей колористика здесь как бы состарена - пространство решено в зеленых тонах, зато размах абсолютно тот же: арки лезут одна на другую, уходя куда-то к стеклянным облакам, отчетливо-мраморная фактура продолжает тему противостояния стихиям, а образ ростральных колонн находит свое метафорическое воплощение в статусе заведения - только в роли ростров тут выступают капиталы обанкротившихся конкурентов. И если в "Атриум" выходят "как бы" фасады домов, то внутренности Сбербанка огорожены аркадами, экседрами, стеклянными плоскостями - то есть, это не столько "площадь", сколько архитектурно оформленное пространство, чьей задачей является противостояние окружающему миру - как и полагается Стрелке.

СИБИРСКИЙ МОДЕРНИЗМ, СТЕПНОЙ ПОСТМОДЕРН

Что же касается других городов - можно говорить лишь об отдельных симпатичных вещах, ни в какую тенденцию не складывающихся. Единственное ощутимое поветрие - это мучительная попытка убежать осточертевших советских традиций. Сделать все ровно наоборот. Если это фасад - то изогнуть его в три погибели (жилой дом в Чебоксарах; Владимир Цыпленков) или забрать в стекло (автосервис Евгения Вдовина и Александра Серова в Волгограде). Если все решается планом - то это непременно будет круг (проект гаража Владимира Проскурина в Сургуте). Если это вокзал - то надо отринуть привычные горизонтали и потянуться куда-нибудь в небо (реконструкция костромского вокзала; Александр Кузнецов). Если это угол дома - то его непременно срезать и разверстать на две башни (жилой дом в Самаре; Анатолий Шошин). Если это окно - то пусть будет шестиугольным, как у Мельникова (дом в поселке Красная Горка; М.Мотин). Ну, а если это интерьер - то побольше металла понапихать (ресторан в Уфе; Д.Паличев).

Поиски же региональной самоидентификации отдают гротеском: утрированная изба-крепость, поскольку Сибирь (дом-музей художника в Иркутске; Андрей Красильников) или череда окон с треугольными завершениями, поскольку Татария (концертный зал в Казани; Виталий Логинов). Но зато провинция с восхитительной честностью решает идеологемные проблемы. На что, например, годен "русский стиль"? Только на детское кафе-клуб (Старый Оскол, архитектор Е.Судакова). Или, вот, например, модерн, чья дурнина усилена еще и курортным колоритом (особняк Кшесинской в Кисловодске) - под что его приспособить? Правильно, под дачу Брынцалова: идеальное сочетание стиля и человека.

Четвертой архитектурной столицы пока не вытанцовывается. Хотя вот, например, в Барнауле мы бы отметили сразу два произведения: проект жилого дома Владимира Золотова и реконструкцию здания "Сибирьэнергоуглеснаб" Н. Позднякова и П.Анисифорова. Первый хорош радикальными откосами крыш, и порталом этажей в пять, посреди которого вдруг вылез острый стеклянный угол. Второй - это довольно хитроумная игра линий на фасаде (если линию Виктора Орта прозвали "ударом бича", то это, пожалуй, "отскок пинг-понгового шарика"), эффектная раскраска и весьма неожиданная аллюзия на московский банк Михаила Хазанова.

Особняком - а точнее, целым городом - стоит Сити Чесс. Кирсан Илюмжинов строит свою столицу всерьез и надолго, натужно пытаясь сообразоваться с местными традициями. Но что это за традиции, никто, похоже, не знает. Того, что тут каждый - друг степей, для создания полновесного архитектурного образа явно маловато. А строить небоскребы - скажут: "Нью-Васюки". А Киши Курокаву уже перехватили. В итоге получается игрушечный поселок "новых калмыков", которые не настолько бедны, чтоб жить в многоэтажках, но не настолько богаты, чтобы выстроить виллу - а потому их жилища жмутся к друг другу, тут же тщательно друг от друга отгораживаясь.