16.10.1999
Николай Малинин //
Независимая газета, 16.10.1999
Ваше слово, товарищ банк! Великий комбинатор как конструктивист
информация:
-
где:
Россия. Москва -
архитектор:
Алексей Бавыкин; Ю. Баданов; Александр Скокан ; Георгий Солопов
Проезжая мимо Андроникова монастыря, Веничка беседует с Богом о том, зачем ему розовое крепкое за рупь тридцать семь. "А для чего нужны стигматы святой Терезе? Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей желанны" - отвечает Бог.
Площадь у монастыря (бывшая Прямикова, ныне - Андроньевская) по части стигматов - чемпион. Причем, в отличие от святой Терезы, у которой стигматы были невидимые, здесь язвы очевидны: растекающееся, бессмысленное пространство, зияния и провалы, рядовая застройка. Сказать, что площадь приняла эти "стигматы" за тех энтузиастов, которых гнали на каторгу по Владимирке, было бы слишком поэтично. Площадь "разваливалась" и раньше, храм Сергия в Рогожской с пространством не справлялся, а когда посносили ампирные домики и настроили вдоль Тулинской (ныне улица Сергия Радонежского) чудовищные жилые корпуса - площади просто пришел каюк. Тем более, что все силы были брошены на реставрацию соседней Школьной улицы - ставшей прообразом лужковского "новодельничанья", а ныне брошенной и никому не нужной.
Так что нечто принципиально градообразующее было этой площади и нужно, и желанно. И новое здание Сбербанка, созданное в мастерской Юлия Баданова, с этой задачей блестяще справилось. Что необычно хотя бы потому, что банки - ставшие в последние десять лет ведущим жанром русской архитектуры - в самую последнюю очередь "делали" город. В лучшем случае они незаметно вписывались в него (как банк Скокана на Пречистенской набережной), в худшем - игнорировали (Уникомбанк Солопова в Даевом). Будучи сами по себе безусловно интересными (оба - лауреаты Госпремии), они как бы отстранялись от таких "пустяков". Как и собственно банки - от бед вкладчиков. Этот же дом просто спас площадь. Причем не подлаживаясь, не мимикрируя, не заискивая перед контекстом. Архитекторы не побоялись осознать, что площадь пуста, и значит надо сказать веское слово. И сказали его во весь голос, как завещал поэт. Банк не стал вписываться в "плохое", а предложил себя как норму. Командовать парадом буду я. Слушайте и повинуйтесь.
Строя банки, новейшая русская архитектура перепробовала, кажется, все стили - за исключением конструктивизма. Как-то это, видимо, не вязалось: воплощенный капитализм - и воплощенный революционизм. Здесь же нужно было действительно построить некий новый мир. И эта задача - революционного, так сказать, строительства, от которого сегодня принято шарахаться, уповая на эволюционизм (а в деле градостроительства - на средовой подход), продиктовала именно этот стиль. Который, с одной стороны, достаточно радикален, но в то же время - легитимизирован историей русской архитектуры. Точнее - считается главным ее достижением.
Фрагментарно, конечно, конструктивизм присутствовал в жанре банка: и у Скокана с Солоповым, и в хазановском банке на Волгоградском проспекте, а особенно - в Инфобанке Алексея Бавыкина на проспекте Вернадского и в самарском сбербанке Хахалиных. Именно в них как раз и появился острый "нос" - объем, имеющий в плане четвертинку круга. Он, впрочем, присутствует и в проектах Киселева/Скуратова (Лерман-хауз, дом на Селезневской), и у Харитонова с Пестовым ("Дом-пила" в Нижнем Новгороде), и у Дмитрия Лукаева в здании "Техностройэкспорта" на Садовнической улице. В последнем он совсем ни к селу ни к городу, у Бавыкина - слишком высок, в Самаре и Нижнем - теряется среди типовой застройки.
А тут эта форма оказалась поразительно точной и нужной. Изначально "нос" мыслился классическим конструктивистским полукругом - как, например, в щусевском Наркомземе. Но потом его рассекли пополам - и этим решили сразу две задачи. Дугой - банк образовал гармоническое единство с круглыми объемами храма Сергия, образовал полноценную площадь и замкнул "московскую" тему сбегающих к Таганке улочек, а другим боком, как забором, отсек всю чудовищность восточной стороны площади, как бы отгородившись и от монстров на Тулинской, и от карнавального безумия Школьной. Правда, архитектор Елена Баданова уверяет, что цели такой не было, наоборот - понижающийся уступом восточный фасад мыслился "ответом" на начинающуюся здесь низкорослую Школьную. Но с тем же успехом можно сказать, что определенное сходство этого фасада с трамваем мотивировано проходящей здесь его трассой.
Но, скорее, это родство есть часть общего метафорического замысла. "Трамвайность" - очевидная отсылка к эпохе конструктивизма. Также как и разномасшабность объемов, оконные ленты, колонны-"ножки", открытые терассы с металлическими ограждениями. То есть, мы однозначно понимаем: конструктивизм - при том, что банк не цитирует ничего конкретного. Это что-то вроде Ярославского вокзала: не цитаты, а проникновение в образную сущность древнерусского зодчества и довольно свободное толкование её. Хотя - в сравнении с хазановским банком - это "чисто" конструктивизм. Или, скорее, попытка реабилитировать огрехи стиля, его строительное качество. Ведь, как известно, все шедевры конструктивизма технологически несовершенны и разваливаются на глазах. Поэтому мы должны продолжить дело дедов: возьмем идею и материализуем ее качественно.
Но эта апелляция к той прекрасно-непрочной эпохе есть еще и своего рода извинение за то, что левацкий стиль используется в буржуазных целях. Реклама банка "Империал" была смешна именно претензией финансового учреждения безбилетным зайцем влезть в поезд "всемирной истории". Таким же посмешищем (особенно после 17 августа) стали банки, строившиеся в классическом или каком другом историческом стиле, и тем олицетворявшие силу, круть, надежность и незыблемость. А здесь в качестве репрезентации идеи накопления избран самый непрочный стиль, самый радикальный и эфемерный. И эта аллюзия как бы намекает всем обиженным и обделенным на то, что всякий экспроприатор может окааться экспоприируемым.
Эта радикальная перемена семантики стиля (банк честному конструктивисту мог привидеться только в страшном сне) - то есть, отсутствие главного, идеи, есть в сочетании с вышеназванными отступлениями еще одна забавная метафора, связанная уже с местом, точнее - с памятью места. Банк стоит на трассе, которая в советское время начиналась улицей Ульяновской, переходила в Тулинскую (литературный псевдоним вождя) и замыкалась площадью Ильича (продолжаясь - виртуально - Владимиркой). Итого: четыре имени одного и того же человека, за исключением главного. Также и со зданием: все вроде бы про революцию, а заходишь - банк! Но все уступки конструктивизма капитализму, обидные с точки зрения чистоты стиля, совершенно естественны как характеристика времени. "Нос" банка - не полукруглый, а усеченный; колонны-"ножки" вроде как у Корбюзье, но за ними - гранитный цоколь; оконная лента - не сплошная, а разбитая простенками (в проекте она, кстати, эффектно переползала на боковой фасад). Ну, и уже такие явные евробанальности как зеленый козырек входа, стеклянная стена за ним, шарики-фонарики вокруг, тонированные стекла. Благодаря, кстати, последним получается странноватая помесь традиционной в конструктивизме темы корабля с инкассаторской машиной. Эдакий корабль инкассатора. Каковой образ мог прийти незабвенному Веничке только после розового крепкого. За рупь тридцать семь.
Здание Сберегательного банка на Андроньевской площади. Авторы: Юлий Баданов, Олег Григораш, Андрей Мызников, Елена Баданова.
Комментарии
comments powered by HyperComments
Так что нечто принципиально градообразующее было этой площади и нужно, и желанно. И новое здание Сбербанка, созданное в мастерской Юлия Баданова, с этой задачей блестяще справилось. Что необычно хотя бы потому, что банки - ставшие в последние десять лет ведущим жанром русской архитектуры - в самую последнюю очередь "делали" город. В лучшем случае они незаметно вписывались в него (как банк Скокана на Пречистенской набережной), в худшем - игнорировали (Уникомбанк Солопова в Даевом). Будучи сами по себе безусловно интересными (оба - лауреаты Госпремии), они как бы отстранялись от таких "пустяков". Как и собственно банки - от бед вкладчиков. Этот же дом просто спас площадь. Причем не подлаживаясь, не мимикрируя, не заискивая перед контекстом. Архитекторы не побоялись осознать, что площадь пуста, и значит надо сказать веское слово. И сказали его во весь голос, как завещал поэт. Банк не стал вписываться в "плохое", а предложил себя как норму. Командовать парадом буду я. Слушайте и повинуйтесь.
Строя банки, новейшая русская архитектура перепробовала, кажется, все стили - за исключением конструктивизма. Как-то это, видимо, не вязалось: воплощенный капитализм - и воплощенный революционизм. Здесь же нужно было действительно построить некий новый мир. И эта задача - революционного, так сказать, строительства, от которого сегодня принято шарахаться, уповая на эволюционизм (а в деле градостроительства - на средовой подход), продиктовала именно этот стиль. Который, с одной стороны, достаточно радикален, но в то же время - легитимизирован историей русской архитектуры. Точнее - считается главным ее достижением.
Фрагментарно, конечно, конструктивизм присутствовал в жанре банка: и у Скокана с Солоповым, и в хазановском банке на Волгоградском проспекте, а особенно - в Инфобанке Алексея Бавыкина на проспекте Вернадского и в самарском сбербанке Хахалиных. Именно в них как раз и появился острый "нос" - объем, имеющий в плане четвертинку круга. Он, впрочем, присутствует и в проектах Киселева/Скуратова (Лерман-хауз, дом на Селезневской), и у Харитонова с Пестовым ("Дом-пила" в Нижнем Новгороде), и у Дмитрия Лукаева в здании "Техностройэкспорта" на Садовнической улице. В последнем он совсем ни к селу ни к городу, у Бавыкина - слишком высок, в Самаре и Нижнем - теряется среди типовой застройки.
А тут эта форма оказалась поразительно точной и нужной. Изначально "нос" мыслился классическим конструктивистским полукругом - как, например, в щусевском Наркомземе. Но потом его рассекли пополам - и этим решили сразу две задачи. Дугой - банк образовал гармоническое единство с круглыми объемами храма Сергия, образовал полноценную площадь и замкнул "московскую" тему сбегающих к Таганке улочек, а другим боком, как забором, отсек всю чудовищность восточной стороны площади, как бы отгородившись и от монстров на Тулинской, и от карнавального безумия Школьной. Правда, архитектор Елена Баданова уверяет, что цели такой не было, наоборот - понижающийся уступом восточный фасад мыслился "ответом" на начинающуюся здесь низкорослую Школьную. Но с тем же успехом можно сказать, что определенное сходство этого фасада с трамваем мотивировано проходящей здесь его трассой.
Но, скорее, это родство есть часть общего метафорического замысла. "Трамвайность" - очевидная отсылка к эпохе конструктивизма. Также как и разномасшабность объемов, оконные ленты, колонны-"ножки", открытые терассы с металлическими ограждениями. То есть, мы однозначно понимаем: конструктивизм - при том, что банк не цитирует ничего конкретного. Это что-то вроде Ярославского вокзала: не цитаты, а проникновение в образную сущность древнерусского зодчества и довольно свободное толкование её. Хотя - в сравнении с хазановским банком - это "чисто" конструктивизм. Или, скорее, попытка реабилитировать огрехи стиля, его строительное качество. Ведь, как известно, все шедевры конструктивизма технологически несовершенны и разваливаются на глазах. Поэтому мы должны продолжить дело дедов: возьмем идею и материализуем ее качественно.
Но эта апелляция к той прекрасно-непрочной эпохе есть еще и своего рода извинение за то, что левацкий стиль используется в буржуазных целях. Реклама банка "Империал" была смешна именно претензией финансового учреждения безбилетным зайцем влезть в поезд "всемирной истории". Таким же посмешищем (особенно после 17 августа) стали банки, строившиеся в классическом или каком другом историческом стиле, и тем олицетворявшие силу, круть, надежность и незыблемость. А здесь в качестве репрезентации идеи накопления избран самый непрочный стиль, самый радикальный и эфемерный. И эта аллюзия как бы намекает всем обиженным и обделенным на то, что всякий экспроприатор может окааться экспоприируемым.
Эта радикальная перемена семантики стиля (банк честному конструктивисту мог привидеться только в страшном сне) - то есть, отсутствие главного, идеи, есть в сочетании с вышеназванными отступлениями еще одна забавная метафора, связанная уже с местом, точнее - с памятью места. Банк стоит на трассе, которая в советское время начиналась улицей Ульяновской, переходила в Тулинскую (литературный псевдоним вождя) и замыкалась площадью Ильича (продолжаясь - виртуально - Владимиркой). Итого: четыре имени одного и того же человека, за исключением главного. Также и со зданием: все вроде бы про революцию, а заходишь - банк! Но все уступки конструктивизма капитализму, обидные с точки зрения чистоты стиля, совершенно естественны как характеристика времени. "Нос" банка - не полукруглый, а усеченный; колонны-"ножки" вроде как у Корбюзье, но за ними - гранитный цоколь; оконная лента - не сплошная, а разбитая простенками (в проекте она, кстати, эффектно переползала на боковой фасад). Ну, и уже такие явные евробанальности как зеленый козырек входа, стеклянная стена за ним, шарики-фонарики вокруг, тонированные стекла. Благодаря, кстати, последним получается странноватая помесь традиционной в конструктивизме темы корабля с инкассаторской машиной. Эдакий корабль инкассатора. Каковой образ мог прийти незабвенному Веничке только после розового крепкого. За рупь тридцать семь.
Здание Сберегательного банка на Андроньевской площади. Авторы: Юлий Баданов, Олег Григораш, Андрей Мызников, Елена Баданова.