Какой может быть новая Мариинка

1. Японец Арата Изодзаки - самый почтенный из участников: ему 71, а его бюро существует уже 40 лет. Его не причислишь ни к модернистам, ни к постмодернистам: это именно что японский архитектор. Он сохраняет верность базовым ценностям, например, кубу, который регулярно фигурирует у него в качестве модуля - будь то развеселый офис компании "Уолт Дисней" во Флориде или Музей современного искусства в Лос-Анджелесе. Так что можно представить себе эдакое шествие кубов через Крюков канал (тем более, что он смело опускает архитектуру в воду - как было с колоннами музея Гунма). Философ и теоретик, он имеет большой опыт в проектировании театров и концертных залов, а на последней Венецианской биеннале выставил проект выхода (не входа!) из галереи Уффици - простой, но высоченный козырек. Такая эффектность, основанная на простоте и уважении к контексту, может идеально подойти к нашему случаю. Не говоря уж о том, что Исодзаки обожает русский конструктивизм, дружит с Гергиевым, а самым сильным своим киновпечатлением прошлого года считает фильм Александра Сокурова "Русский ковчег"...

2. Марк Рейнберг - самый известный архитектор Петербурга. Но если вы не слышали его фамилии, не удивляйтесь: такова вообще участь питерского зодчего, а ярких шедевров за Рейнбергом действительно не числится. Трудовую деятельность он начал почти одновременно с Исодзаки, только в ЛенНИИпроекте. Строил стадионы, облажался с гостиницей "Северная корона" (она до сих пор не открыта), но упорно считает себя продолжателем дела Райта. Построив в духе доходных домов начала века большой комплекс на Малой Дворянской (гран-при фестиваля "Зодчество-1999"), он нащупал удачную нишу: делать нечто традиционно-питерское, но в новых материалах. Торгово-офисный центр за Казанским собором, спроектированый им вместе с 40-летним Андреем Шаровым - это уже классицизм, но в декорациях хай-тека. Все железное и стеклянное, все прозрачное, но пропорции - самые традиционные. Вероятно, это и будет его ответом: дворец с колоннами и арками, но в стекле и металле.

3. В компании знаменитых французских архитекторов красавчик Доминик Перро располагается где-то за Жаном Нувелем (богом, кумиром, гуру), Кристианом де Портзампарком (модным халтурщиком) и Бернаром Чуми (запоздалым авангардистом). Невзирая на средний возраст - ему в этом году только стукнет 50 - Перро уже пять лет возглавляет Французский институт архитектуры. Прославился же он как один из творцов "Миттерановских проектов", построив четыре прозрачные призмы Национальной библиотеки, пугающе смахивающих на "книжки" Калининского проспекта. Но поскольку прозрачность уже застолбил Нувель, Перро придумал себе другую фишку - зеркальность. Последние его постройки активно дематериализуются в пейзаже, отражая оный, а берлинские велодром с бассейном так заглублены в землю, что их просто не видать. Так что вариантов два: или это будет что-то прозрачное и невесомое (так что город даже не заметит), или зеркальное (Питер отразится в его стенах как живой). Но в любом случае гарантируются простые геометрические формы.

4. Александр Скокан и руководимое им бюро "Остоженка" - это лучшие архитекторы Москвы. Сначала они строили удивительно элегантные и аккуратные здания в центре (в том числе - Международный банк на Пречистенской набережной, признанный лучшим зданием Москвы за 10 лет), затем несколько распоясались на окраинах (два эксцентричных магазина "Гвоздь"), а теперь еще строят и жилые башни для "Кэпитал Груп" - на Соколе и на Шаболовке. Архитектура "Остоженки" - это аккуратность без умеренности, стильность без понтов, филигранность без мельтешенья. Их дома не бросаются в глаза, но при "медленном чтении" радуют сильно. А конкурсный проект библиотеки Кансай-кан в Японии доказал, что от "Остоженки" можно ждать и тонкого освоения чужой философии. Так что, вероятно, все будет в рамках (не выше и не "громче" того, что вокруг), но при этом достаточно свободно и сильно в деталях. Рискнем вообразить некую дугу, обводящую имеющуюся площадь и заходящую на Крюков канал...

5. Эрик ван Эгераат - самый молодой (1956 г.р.) и наименее титулованный среди конкурсантов. Впрочем, широко известен как отец-основатель культового бюро Mecanoo - самой крутой голландской команды до появления MVRDV. Построил немного, в основном - в Роттердаме, а самым ярким его объектом можно считать реконструкцию банка в Будапеште, на который он водрузил эдакого "кита" из стекла, дерева и бетона. Исторической среды не боится, что доказал проектом новой застройки Амстердамской гавани. "Я верю, - говорит Эгераат, - что здание действительно хорошее, если оно нравится сегодня. Если что-то не врезалось в настоящее, оно не станет и частью будущего". Так что этот, пожалуй, врежет. Перебросит через канал прозрачную трубу, распластает на площади стеклянного осьминога, а в самой площади сделает просвечивающий пол.

6. Юрий Земцов и Михаил Кондиайн - еще один питерский дуэт, ничем великим себя не запятнавший. Земцов в 1964 году построил крематорий, а в 1983 - Невский колхозный рынок. Вместе они возвели гостиницу "Невский палас" (Госпремия 1996 года), но счесть ее украшением одноименного проспекта трудно. Впрочем, говорят, что люди они хорошие, да и слова произносят правильные: "В разгар творческого процесса архитектор работает, как приемник - пытается уловить из эфира некий исходный импульс. В той мере, в какой удается его почувствовать и передать, настолько у результата есть шанс стать произведением искусства". Будем надеяться, что импульс они уловят правильно, но пока можно предположить лишь вот что: полукруг колоннады, желтые стены и кривая стеклянная крыша, видная только сверху.

7. Австриец Ханс Холляйн - единственный среди всех лауреат премии Притцкера (1985), архитектурной "Нобелевки". И - самый отпетый постмодернист, хотя и учился у Миса ван дер Роэ. Ему тоже под 70, а прославился он тем, что взорвал в 1987 году центральную площадь Вены, построив на ней хулиганскую стекляшку Хааз-хауса. Еще он активный архитектурный деятель и вообще неравнодушный человек: в 1982-ом был комиссаром Венецианской биеннале, а в 2000 году предоставил австрийский павильон исключительно иностранцам - протестуя против фашизоида в Каринтии. Дома его, как правило, внутри лучше, чем снаружи (как, например, Музей современного искусства во Франкфурте или Музей стекла и керамики в Тегеране), а на фасадах он любит загнуть что-нибудь почти ювелирное, в духе жирного венского модерна. Поэтому легко можно представить некий парафраз старой Мариинки, но с утрированными деталями и остро проработанными вензелями.

8. Несколько странным представляется дуэт двух крупных чиновников - руководителя четвертого "Моспроекта" Андрея Бокова и директора Городского института архитектуры в Петербурге Олега Романова. Боков сегодня строит больше, чем кто-либо в России: школы, поликлинники, катки... Все это, конечно, очень нужная архитектура, но уж больно заунывная. Сумеет ли Боков скинуть пиджак начальника и оторваться, как когда-то с музеем Маяковского на Лубянке - большой вопрос. А Романов всю жизнь занимается реставрацией, так что чисто математически их знания в сумме могут дать нужный результат, но что же это будет? Почему-то кажется, что нас ждет признание в любви к конструктивизму, нечто вроде театра в Ростове на Дону: глухой объем зала, констрастирующий с большими площадями остекления, далеко вынесенные лестницы, полукруглые в плане фрагменты и какой-нибудь резкий острый угол... Но все в пределах разумного.

9. На заре перестройки швейцарец Марио Ботта был почему-то ужасно популярен в России. Секрет, возможно, в том, что его постройки очень легко охарактеризовать с формальной точки зрения, но при этом они никогда не кажутся самовыражением, а, наоборот - точным проникновением в замысел места. "Ландшафт беспощаден к проекту, - говорит Ботта. - Если архитектурные идеи верны, место становится в десять раз лучше, чем ожидалось. А если нет - в пятьдесят раз хуже". Фирменный же стиль заключается в следующем: глухие объемы, предпочтительно - цилиндры (или его сегменты), в которых прорезаются громадные отверстия неожиданных форм, а фасады красятся в полоски. Еще Ботта - главный специалист по храмовой архитектуре, но не менее монументальны и его частные дома, эдакие модернистские крепости. Так что вполне возможно следование этому стилю: глухой цилиндр из кирпича, прорезанный с тонкими намеками на гений места, плюс деревья на крыше. Но возможен и иной вариант, продолжающий самый роскошный проект Ботты: плавающий на озере деревянный макет церкви San Karlo Alle Quattro Fontane Франческо Борромини, разрезанный пополам. Разрезать Мариинку и выставить ее недра на обозрение - это было бы круто.

10. Москвич Сергей Киселев - не радикал и не консерватор, не модернист и не классицист. Он может все, а стилистика его не заботит. Он - джентльмен, бизнесмен, дипломат и крепкий хозяйственник (быть ему президентом Союза архитекторов). Он всегда при галстуке, его любимая фигура - эллипс, а все его постройки сдержанны и спокойны. Правда, в последние два-три года его мастерская вырвалась в лидеры, но основные достижения были связаны с именем Сергея Скуратова, который команду, увы, покинул. От Киселева стоит ждать суховатых и рациональных, но элегантных решений: например, многослойного фасада, неожиданных комбинаций стекла и кирпича, деревянной нахлобучки наверху. И, конечно, овальных планов.

11. Эрик Оуэн Мосс не отказался участвовать в конкурсе, несмотря на то, что его круто кинули в первый раз. Отношение к этому разное: Гергиев сказал, что Мосс - настоящий мужик, большинство же склоняется к мысли, что он все-таки, скорее, беспринципный конформист. Несмотря на весь скандал, Мосс продолжает уверять питерцев, что "историческая среда - это лишь случайно сложившееся сочетание определенных стилей", а значит, от своего не отступится. Но что он предложит в этот раз - самая большая загадка конкурса. Ее разгадать я не берусь.