Ирина Роднина: «Я не дачница, я москвичка»

О Москве с председателем ЦС ВДО «Спортивная Россия» (членом Совета по спорту при Президенте и вообще очень занятым человеком) мы проговорили три часа. Секрет, наверное, в том, что оказались соседями по Таганке. И когда Роднина вспоминала ту или иную лесенку (двор, забор, гараж…), я радостно подхватывал: «А как же! А то! И она цела!» В результате к общему удовольствию выяснили, что за разделяющие наше соседство полвека Таганка мало изменилась.

- Вообще-то я родилась на Мещанской, рядом с уголком  Дурова. Но все мое детство – это Таганка. Там много красивых сталинских домов, но наш – 1-й Гончарный переулок, 7 – нравился мне больше всех. Жили мы в коммунальной квартире, две комнаты, но у нас был потрясающий балкон: с обоих сторон – колонны, а между ними ютились и урчали голуби. Но главное, конечно, вид на Москва-реку! Тогда ведь праздники и салюты были сумасшедшие: прожекторы чертили в небе рисунки, дирижабли несли портреты Ленина и Сталина... А еще у меня был театральный бинокль и я страшно любила подглядывать: тогда же везде были тюлевые занавески - и все было видно.
Рядом, на Володарке, была церковь, которую мы обожали. Она была действующей даже в советское время. И когда Пасха, мы в школе открывали окна (нам якобы было страшно жарко!), и начинался такой перезвон, что становилось не до уроков. Я человек нерелигиозный, но Пасху помню хорошо: мама пекла очень вкусные куличи….. Нет, святить не святили, а яичками на улице делали - знаете как?
Школа была за «генеральским» домом на Володарке – 8-ая «спец» с немецким языком. Мне все время казалось, что мне дико не повезло: подругу отдали в испанскую! Правда, «немка» Анна Ильинична меня любила и понимала, что мне совсем не до немецкого. А я обожала географичку Таисию, которую мы звали Такси. На одни пятерки училась недолго: только на первый класс меня и хватило. А вот сестра была круглая отличница. Я ее за это тихо ненавидела. Прихожу в школу, а на всех досках почета она! А родительские собрания проводились в одно время: папа всегда шел в класс сестры, потому что ее все время хвалили, а на мои шла мама... В какой-то  момент ей просто пришлось пойти работать в родительский комитет, чтобы ее каждый раз не вызывали!
Я была страшная хулиганка: дралась со всеми! Но только потому что ростом не вышла и меня все обижали. А однажды папа говорит: ну что ты жалуешься, дай сдачи! Это было для меня как отмашка. Я стала бить всех и всем, что попадало под руку. И тут уже на меня стали приходить жаловаться. У родителей на эту тему всегда был «тяжелый разговор»: мама говорила, что вот, ты ее научил, а папа этим втайне гордился…
Когда под Таганкой стали строить тоннель, мы из окон видели, как взрывают соседний дом, вылезавший на Садовое. Сначала он как был приподнялся, а потом стал медленно оседать… А мимо него шла непроезжая дорога, которая выходила прямо на Москву-реку. Там мы катались на санках. Летели сверху, с Володарки, не глядя, и один раз я сбила бабушку с яйцами. Это как раз под Новый год было, а тогда ведь что за мукой, что за яйцами по пол–дня стояли! Разнесла все яйца всмятку, и она потащила меня к родителям. Я свои санки везу, она - свои яйца. А как только дверь открылась, мама сразу все поняла. И отдала ей две упаковки…
Мама была членом партии, но домохозяйкой - таких прикрепляли на учет. И маму прикрепили к рыбному магазину на Таганской площади. Раз в месяц мама туда ходила и сидела на партийных собраниях. А так как меня оставить было не с кем было, то я шла с ней. Там очень сильно пахло, но зато стоял громадный аквариум, где плавала живая рыба, которую потом вылавливали и продавали. И вот я часами - пока шли собрания - наблюдала за рыбой…
А читать я научилась… нет, не в магазине, в трамвае! Выучив две рекламы. Одна такая: две открытые банки икры и написано: «Вкусно, питательно – купите обязательно!» Помню, как красная икра продавалась на развес в кальке - все в том же магазине... А на второй была нарисована зеленая коробочка «Золотой ярлык» и написано: «Начинайте день с какао!» Вообще, отличный был дизайн в советское время! Одна «Победа» чего стоит! А ЗИЛ, а «эмки» послевоенные?
Но главный транспорт моего детства – это автобус  № 24. Он и сейчас ходит: от Таганки до Марьиной рощи. Шел он минут сорок. Сначала я все рассматривала. Потом стала уроки делать. Автобус тарахтел, меня тошнило. Мы выходили, чтобы я отдышалась, садились на другой и ехали дальше. В Марьиной роще был один из первых искусственных катков в стране. Он был сделан как  открытый кинотеатр: на сцене лед, а чтобы солнце его не топило - шторки. Разбегаешься по деревянному полу, выскакиваешь на лед, прыгаешь - и убегаешь. Льда-то было мало!
- Так вот откуда блестящая русская школа фигуристов – из преодоления!
- Но первый мой каток был в парке имени Прямикова. Там еще при входе стоял детский трамвайчик - не ездил, но стоял на настоящих рельсах. Там меня папа на коньки и поставил. Сам он катался на длинных таких «ножах», а я была в валенках, всунутых в ботинки моей сестры - но несмотря на такую сложную конструкцию, сразу поехала! Мне было лет пять, и все вокруг дивились: что за шкет такой катается?
Потом был парк имени Жданова, где меня записали в секцию фигурного катания. Там заливали не только теннисные корты, но и все аллеи. И это было чудно! Потому что на катке кататься - это одно, а по аллеям – совсем другое! Мне всегда казалось, что я в сказку какую-то попадаю. Вокруг деревья  колоссальные, женщины заснеженные с веслами стоят, ну и сугробы. И мы все в них прыгали. Кайф дикий, сейчас детвора этого не понимает. Разбежался - и в сугроб!
- И по дороге - пируэт?
- Фигуристов первый раз я увидела в Парке культуры имени Горького. Они там за заборчиком под музыку катались. Как я им завидовала! Туда же так просто не пускали… А на Патриарших прудах все время крутили две песни: «Ландыши» и «Мишка, Мишка, где твоя улыбка»… Все это было здорово, вот только первые ботинки у меня были коричневые. Потому что беленьких моего размера не было! Это было страшное расстройство. Но уж когда белые купили - а они на каблуках, на шнуровке! – то я даже дома в них ходила.
Еще я в них выглядела значительно выше… Я ведь боялась лифтов - потому что не могла до своей кнопки дотянуться! Порой вот так не успеешь, а лифт уже кто-то вызвал - и я ехала с открытыми дверями! Хорошо, там были выемки, я вставала в какие-то позы и доставала. Был в детстве такой тест: в небоскребе, на 58-м этаже, живет карлик. Приходит домой, но доезжает только до 37-го. Почему? И никто не понимал, что с моим ростом никакой смекалки не надо, чтобы понять, что он просто не дотягивался!
А вот еще из области «советской экзотики». Горячая вода в Москве 50-х годов была раз в неделю, в этот день все дружно мылись, стирались. А когда проводили отопление, весь двор был в котлованах. Весной, когда котлованы стало заливать, мы пошли мерять глубину. И сестра в котлован нечаянно нырнула – а у нее зимнее пальто на вате! Домой идти боялись и развесили все это сушиться на батареях в подъезде. Благо, парадные были большие. Но соседки увидели, доложили маме и нам страшно попало: и за то, что промокли, и за то, что не сразу пришли домой...
- Почему-то у многих москвичей главные воспоминания детства – зимние…
- Да! Помню, как мы прыгали на снежные кучи на Москва-реке. Она ведь раньше была облицована гранитом только до Садового кольца. А за Краснохолмским мостом, где сейчас эти шатры жуткие построили, гранита не было, и там на лед сбрасывали снег. А однажды прыгнули – и снег вниз пошел, чуть не утонули!
Помню, как играли в прятки между гаражей. А зимой, когда проемы между ними засыпало снегом, можно было спокойно влезть на крышу и скатиться с нее. Ну и лазы какие-то мы там все время делали... А еще я помню это шкрябание снега! Зима, утро, темно, но уже слышен этот звук. И чтобы мы вышли утром, и не был бы убран снег, или не был сколот лед - это невозможно себе представить!
- Таганка – уникальный район. Такого рельефа в Москве нигде больше нет…
- А какое потрясающее сочетание сталинского стиля - и настоящей старой Москвы! Таганке повезло: ее как-то не очень трогали. А вот район между Остоженкой и набережной – тоже любимый мною – изуродовали сильно. Это как надеть на человека новое платье, но забрать его душу. А там было так хорошо гулять, так тихо - особенно когда я была беременная, и потом, когда сына выгуливала…
А в 1965 году мы переехали в Черемушки. Квартира, конечно, была отдельная - двухкомнатная на улице Цюрюпы – но мама никак не могла пережить эти низкие потолки. На Таганке-то они были четыре с лишним! И хотя она поменьше меня ростом, но все время говорила, что потолки на нее давят. Да и я там все время путалась, потому что стояло пять одинаковых домов. В эти дома были выселены люди из бараков, и я – в пятнадцать лет! - первый раз услышала, как на улице разговаривают матом. И еще я не помню, чтобы на Таганке во дворе играли в домино. А в Черемушках все время играли…
Я сначала ездила в старую школу, а потом, в 10-м перешла в школу рабочей молодежи на Каляевке. Там, кстати, оставалась единственная лавочка, где продавались каляевские бублики. Мягкие, без мака, с особым вкусным тесто - таких больше нигде не было!
- А как же спортивный режим?
- Да кто вам сказал? Я же была чахлым ребенком и мне, если я хотела кушать, давали все! Еще мне лет с восьми по праздникам мне за столом давали бокал вина. Я считаю, что это правильно: лучше при нас, чем втихомолку, все равно будут пробовать, сколько не запрещай. Но режим у меня получался и правда суровым. Школа была на пересечении Садового и улицы Чехова, а тренировалась я в ЦСКА: утром на тренировку, потом на вторую часть уроков, потом - на первую, потом - на вечернюю тренировку. Поэтому уроки я учила в основном в метро. Обожаю «Маяковку»: лучшая станция в мире. «Новослободскую» люблю, похожую на такие детские калейдоскопы, помните? Последний раз в метро была давно, но в этом году отправила туда дочку с ее подружкой, а они такие нормальные американские дети. Сказала: «Девочки, если хотите что-нибудь увидеть, идите в метро в 12 часов ночи, когда там никого нет». Им страшно понравилось!
Класса с шестого я уже тренировалась в ЦСКА: на Ленинградке или на Песчаной. Помню, шли пешком через аэродром на Ходынском поле (обходить было далеко), и тут едет «газик». Надеялись, что подвезет, а он не тормозит. Тогда мы взяли и легли на дорогу! Это была закрытая территория, как и Тушино: там все время что-то испытывалось...
Но больше всего я любила Дворец спорта в Лужниках. Нет ни одного такого стадиона в мире. Там лед, а потом до трибун большое пространство - и получается, что у тебя до публики есть еще воздух... Это уникальное  здание и директор его, Анна Ильинична Семенкина, тоже была уникальным человеком. А первый раз я была там в 1956 году, когда приезжал американский балет на льду. Дворец как раз только что открыли. Мы ходили с папой, билеты купили свободно. Это было просто с ума сойти!
- У нас же еще и телевизоров тогда не было?
- Первый раз фигурное катание у нас по телевизору показали в 1964 году: чемпионат Европы в Будапеште. А что касается телевизора, то как-то раз во Франции нам с Зайцевым подарили красный «Сименс». Работать в СССР он не мог, что-то там не состыковывалось, но наши умельцы мне его перепаяли. Да так, что в своем телевизоре я слышала переговоры аэровокзала на Ленинградке! Это было очень смешно: он брал абсолютно всё!
Впрочем, я не только слышала, но и видела все, что происходит на ЦСКА – со своего балкона. Я к этому времени стала вся уже такая знаменитая, у меня была однокомнатная квартира на улице Степана Супруна – как раз напротив ЦСКА. Неподалеку, где тоннель на Беговой, был охотничий домик Петра Первого: совершенно готический замок. Зачем его взрывали – непонятно! А напротив - стадион «Динамо». Он мне тоже очень нравился, хотя на  фоне домика Петра и академии Жуковского это был серый монстр. Но я вообще люблю конструктивизм: ДК ЗИЛа, где я топотала в хореографии, потрясающее здание Госпрома в Харькове, которое  сейчас начинают приводить в порядок, ДК Зуева на Лесной, который очень жалко…
А напротив гостиницы «Советская» стоит знаменитое ажурное здание, где жила Ира Моисеева. Я к ней как-то пришла и смотрела, как она пыль собирает со всех этих закорючек! А я как-то уехала на соревнования и не закрыла не форточку, и балкон оставила открытым. А когда приехала, мой белый чайничек был совершенно серого цвета. И это была даже не пыль, а какая-то жирная сажа…
А наш телевизор продолжал брать всё и тогда, когда мы переехали на улицу Рылеева. Тогда, кстати, все говорили: «Гагаринский». Потом мы как-то освоились с новым названием. А теперь, когда он снова стал Гагаринским, я говорю: «Рылеева»… Напротив нашего дома, на углу был частный особняк, где жил американский журналист Стивенс. Он там жил с 1941-го года, жена у него была потомственная казачка, девочки  учились в хореографическом училище. Но при всем том за ним следили – в домике напротив сидело наше КГБ, и когда по ночам у меня ребенок просыпался, то я видела, как там - при плотно задернутых шторах - горит свет. А мой прекрасный телевизор продолжал всё брать - и я боялась, что налечу на кагэбэшную волну, и за мной придут…
Улица Рылеева была тихая. Порой просыпались от того, что машина проезжала! Наш дом звали «дом приказа 100». Когда маршала Гречко назначили министром обороны, он назначил 100 новых генералов и адмиралов. Отправил весь Генштаб на пенсию и построил этот дом. А вплотную к нему стоял четырехэтажный пустующий дом: когда-то там, в первых двух этажах были царские амбары. Как-то раз мы с поэтом Долматовским стали выяснять, кто где живет, и он мне сказал: «Деточка, вы не знаете? Это же был первый кооператив красных писателей!» Председателем его был легендарный венгерский писатель Матэ Залка. По деловой части он был не очень талантлив, и, чтобы не сесть в долговую яму, уехал в Испанию, где и погиб. Дом хотели снести, но оставить подъезд, где на первом этаже должна была быть его музей- квартира. Когда же его начали ломать, по переулку полетели рукописи. И как потом выяснилось, это были рукописи чуть ли не Булгакова, который тоже там жил!
А здесь мы сидим тоже в уникальном здании. Я сюда еще учиться поступала в 1968 году – в Институт физкультуры. Это одно из немногих владений, которое сохранилось в целсти после нашествия Наполеона. Оно принадлежало Разумовским, а в 1918 году Ленин отписал его для подготовки армейских специалистов по физической культуре. У нас залы гимнастики располагались в анфиладе бальных комнат, а на антресоли для оркестра сваливали ненужный инвентарь. Но парадный вход на самом деле с другой стороны – там были каскадные пруды, которые спускались к Яузе. А так как спортсменам надо было где-то тренироваться, то пруды засыпали и сделали на их месте два стадиона. Верхний до сих пор функционирует, а нижний зарос… Еще я здесь восемь раз сдавала зачет по баскетболу. Весь институт смотреть прибегал!
- А где проходила ваша личная жизнь?
- Честно говоря, мне всегда было не до этого. Собирались на квартирах, сначала - в генеральском доме на Володарского, потом в высотке на Котельнической - и чудно общались! Люди были знаменитые, но совершенно нормальные. Потом, лет в 18, у нас была компания улице на Грановского – в том самом главном доме. Я встречалась с внуком Емельяна Ярославского... Ездили на на дачи, электрички, романтика… Но я не дачница. «Дачница» – это иметь дачу. У нас она была, но когда все приезжают, чтобы выпить и поесть, а я готовлю, а потом убираю… Выдержала одно лето и  сказала: «Хана!». Посчитала всех своих друзей и знакомых с дачами - не только в Подмосковье, но и в других странах - и решила, что на ближайшие 15 лет точно хватит. Я вообще всегда говорила: «Я не дачница, я москвичка».
Помню, поспорила, что перейду босиком Калининский проспект… А там же милиционеры везде стояли. И если не там переходишь, то тебя штрафуют: это ж правительственная трасса. Но перешла! И мне дали приз - желтый знак перехода. Гуляли со страшной силой. В мае же соревнования заканчивались, поэтому это был самый разгульный месяц. Кафе «Метелица», «Север» (его мы, правда, меньше любили), «Московское». У нас были ребята «центровые», которые жили в старой части Москвы, и мы терпеть не могли тех, кто жил на Калининском, на Кутузовском. Это была другая тусовка, малоуважаемая нами. А зимой мы ходили в  Сокольники: там был золотой шатер, который остался после какой-то выставки, и под ним заливали каток.
- А вы катались, невзирая на то, что это уже было работой?
- Да я, даже будучи чемпионкой мира, все равно ходила с ребятами кататься! Коньки брала напрокат, потому что свои профессиональные по такому льду – что вы! Еще я обожала играть в хоккей! Мы очень много в него играли - надо отдать должное Жуку. И футбол я тоже очень люблю, особено на снегу!
- У вас был прекрасный замысел Ледового дворца на Шлюзовой набережной…
- Да, это был красивый проект, но безумно дорогой. Мне он напоминал корабль с раздувшимся парусом: поскольку земли там было мало, то архитекторы придумали перекинуть лед через набережную. И на сваях опустить его в воду… А люди, которые занимаются геодезией, они знали прекрасно, что этот участок для такого сооружения не пригоден. Но скрыли это. И когда мы сделали экспертизу у немцев, выяснилось, что львиная доля средств ушла бы только на то, чтобы соорудить укрепительные сооружения. Планировалось потратить 15-16 миллионов долларов, но бюджет проекта вырос до 30! Кремль отреставрировать - и то дешевле.
Я ужасно расстраивалась… Только на проектные работы было потрачено около миллиона долларов! Помню, мы пришли в один банк, причем, не с улицы, разговаривать о кредите. И когда нам озвучили проценты, я говорю, что такие деньги и наши дети не вернут, не то, что мы. А нам отвечают: «Ну что вы, девочки, вы ж в Америке. Взяли, разделили и уехали!» Я была в совершенном шоке. Мы же приехали из Америки с совершенно другими понятиями – и помню, как меня поразило, что у всех на уме было только одно: как бы карман набить.
Но вообще спортивное сооружение в принципе не должно быть таким дорогим. Оно должно быть функциональным, дешевым и рациональным. Я видела проект нового ледового дворца на Ходынке, это все очень красиво, но, к сожалению, наши архитекторы не очень понимают, что такое спортивная конструкция, что такое разведение людских потоков. Люди они вдумчивые, но по сравнению с тем, что сейчас строится, например, в Пекине, их вдумчивость находится где-то в XIX веке. А если, не дай бог, что произойдет, то на этих бесконечных лестницах люди просто будут гибнуть… Вы, наверное, не знаете, что в институте физкультуры тоже изучают архитектуру - потому что спорт принес в архитектуру очень много. Арки первый раз использовали в Колизее!
- То есть, дворца не будет?
- Будет. Но не дворец. Я и тогда была против всей этой пафосности. Нужен не дворец, а рабочее место, где можно реализовывать свои идеи, взгляды, знания. И чтобы он был всем доступен. Где – пока не скажу. Не то, чтоб я суеверная стала, просто, как только начинаю что-то говорить, тут же начинается противодействие. Но я не думаю, что там будет серьезная архитектура. Скорее, типовой проект, который можно будет адаптировать к конкретному месту. Надо отдать должное Юрию Михайловичу, который издал хороший закон, что на месте спортивного сооружения должно быть спортивное сооружение.
А живу я сейчас на Тихвинской улице, рядом с церковью. Очень красивый колокольный звон у меня там.