Дамострой. Самые обаятельные и привлекательные русские архитекторы

Ее интуиция обрела нынче статус догмы, и представляя групповой портрет женщин-архитекторов, мы отдаем себе отчет в лютой неполиткорректности нашего проекта. А также в некоторой его «советскости» - тем более, что и выходит этот номер аккурат к 8 марта.

Но не только советская традиция виновата в расхожем мнении, что архитектор - профессия мужская. В дореволюционной России их не было вовсе, да и на западе сегодня их тоже подозрительно немного. То есть, в профессии-то они есть, но вот архитекторов креативных, тех, кто имеет собственное бюро или хотя бы играет в проектировании ведущую роль, - единицы.

В чем дело? Понятно, конечно, что работа тяжелая. И физически (по стройкам мотаться), и психологически (с заказчиками ругаться). А руководить - это значит, быть еще и политиком, бухгалтером, дипломатом, психологом и т.д. Но это все какие-то не самые веские причины: в конце концов, не кирпичи ж грузить. Ничего такого специально «мужского» в этой профессии не наблюдается. Да и руководить не каждый мужчина умеет.

Понятно, что у женщины есть много других важных дел: дом, семья, дети. Но эти аргументы почему-то не мешают женщинам блистать в других творческих профессиях: кино, музыке, театре. Как-то все справляются. Ребенка - няне, дом - уборщице, мужа - любовнице, и вперед. Хотя, заметим, что среди кутюрье или кинорежиссеров женщин тоже немного...

Можно предположить такой ответ: общество наше угрюмо патриархально, и к женщине в «мужской» профессии относится с рудиментарным недоверием. Причем, если в СССР продвижение женщин на мужскую территорию поощрялось, то сегодня все вернулось к дореволюционной (некоторым кажется, что к «западной») модели: женщина сидит дома, воспитывает детей, ходит по фитнесам и салонам красоты. А в избу на скаку - ни-ни.

Но сидеть дома - не только скучно. Это еще и лишает женщину права влиять на развитие общества. Но есть в феминизме какая-то надуманность, а в наших палестинах он выглядит и вовсе комично. И если представить себе негритянку-инвалида-лесбиянку в роли президента США еще можно, то вот женщину в качестве хотя бы главного архитектора Москвы - ну никак не получается.

Впрочем, и на Западе ситуация похожая. Звезда всего одна - великая и ужасная Заха Хадид. Есть несколько самостийных звездочек: Одиль Дек, Итсуко Хасегава, Хильда Леон, Кадзуо Сейджима. А прочие имена - Лиз Энн Кутюр, Каролина Бос, Джулия Болз Вилсон, Натали де Вриз, Били Тзен, Лиз Диллер, Тина Паркинен, Аннет Гигон - всегда идут в паре с мужскими.

А если учесть, что две трети этих партнеров - еще и мужья, то ситуация начинает казаться совсем уж безысходной. Архитектор Иван Чувелев, знающий проблему не понаслышке, так и заявил: «Главное для женщины-архитектора - найти себе правильного мужа». Короче, в одиночку женщине никак не пробиться. Но, может, и не надо? Архитектура - все равно дело коллективное, и какая разница, кто за кем идет в списке авторов?

В общем, как нам кажется, проблемы нет. Но есть, тем не менее, ситуация. Как ни крути, стать известным архитектором женщине трудно. Тем эффектнее на этом фоне выглядят те, кто все-таки пробился. Замужние, незамужние, начальницы, подчиненные - не важно. Главное, что очень талантливые. Чьи имена вам совершенно необходимо знать.

СВЕТЛАНА ГОЛОВИНА

Директор архитектурного бюро «X.Y.Z.». Название - не аббревиатура: точка строится в пространстве по трем координатам. Координаты Головиной в пространстве необычны: ее скромный офис находится в полудвальном этаже, а дом - в башне на крыше сталинского дома. Так и вся ее жизнь - между землей и небом, между славой и одиночеством.

Она очень правильный архитектор. Все, что строит - вещи маленькие, но дико актуальные. Пусть их немного, зато каждая - в «десятку». Короче, снайпер. С удивительной последовательностью Головина делает архитектуру модернистскую - рациональную, современную, образную. Если загородный дом, то это настоящая изба - только просторная, как лофт. Если это квартира, то у нее обязательно есть «градообразующий» элемент. Так, в одной из них книжный стеллаж выгнулся дугой от дверей до кухни, в другой - от пола до потолка, а в третьей кружится деревянная винтовая лестница. И как-то даже обидно, что всероссийскую славу (включая «серебро» фестиваля «Зодчества») принесло ей такое простое решение: выкрасить клуб подмосковного стрельбища в красный цвет. Впрочем, именно таких простых и ярких решений так не достает нашей архитектуре, и есть своя правда в том, что на это решилась именно женщина. К статусу звезды Света подготовилась основательно: похудела, постриглась и стала рыжей. В сочетании с несколько брутальной манерой общения (привычек дурных три как минимум) эффект на заказчиков это производит сногсшибательный. Одни так и остаются лежать, другие дарят дрова. Камин, конечно, есть теперь у каждого уважающего себя архитектора, но такой башни, как у Светы, нет ни у кого. Архитектурное излишество на крыше сталинского дома Головина превратила в классную трехэтажную квартиру, в которой анфилада комнат вытянута не по горизонтали, а по вертикали. «О том, как я зубы чищу, глядя на Садовое, все написали, - смеется Света, - а вот о том, как я газ сюда тянула, никто!» Этой самостийностью башня и ее жилец очень похожи. Света работала с лучшими нашими мастерами, но зависеть ни от кого категорически не может. Не умеет. Не хочет. Рулит собственным бюро, воспитывает дочку, гоняет на джипаре и на горных лыжах. Все умеет, все может, все сама сделала - себя, дом, бюро. Короче, всех сделала.

- Мой дедушка, главный конструктор лечебно-курортных зданий, считал, что женщина архитектором быть не может. Хотя далеко не всякий мужчина нарисует узел так, чтоб крыша не текла. Архитектура - это тьма «низких истин»: как работает утеплитель, с какой стороны класть пароизоляцию. Я, как человек ответственный и даже занудный, все это знаю. При том, что архитектура - это все-таки не главное в моей жизни. Есть еще масса интересных вещей. Просто на них пока времени не хватает.

АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВА

Дочь Леонида Павлова, который построил «советский Парфенон» - Горки Ленинские. Жена Андрея Савина, который построил дом «Стольник» в Лёвшинском переулке. Мать лихого сноубордиста Ивана Савина. Партнер Юрия Григоряна, Павла Иванчикова, Ильи Кулешова - вместе они составляют бюро «Проект Меганом».

Архитектурному миру она известна как «Капля». Так ее звали друзья, а потом Андрей Вознесенский задокументировал это имя в поэзе «О». И действительно: девушка она небольшая, нежная и плавная. Но за этой обманчиовй внешностью скрывается матерый архитектор, на котором лежит ответственность за то, что все проекты, выходящие из бюро, неизменно красивы. Вкус она унаследовала от отца - одного из немногих советских зодчих второй половины ХХ века, чьи работы по-настоящему значимы. И хотя между техцентром на Варшавке и виллой «Остоженка» не так много общего, но определенные чистота образа и лапидарность есть и там, и там. Капля вообще правоверный модернист, вся в отца. Как он считал, что квартал между Кремлем и библиотекой Ленина надо снести, так и она полагает, что Калининский проспект - это стильно. И никаких таких соплей по поводу Собачьей площадки. Говорит, что можно смело сносить, если строить лучше. В духе модернистской парадигмы Капля никогда никуда не приходит вовремя, а на какое-нибудь серьезное заседание может заявиться с леденцом во рту. Что понятно: юность она провела в «Арт-Бля» - делала акции, инсталляции и прочие хулиганства. Комнату из мятых газет, член из пластика, башню из стекла. От тех времен осталась и страсть к концептам, которые Капля умеет и вычитывать, и вчитывать - как вчитала она в план поселка «Х-Парк» сказку про Белоснежку и гномов. А другую сказку сочинила сама: придумала подарить другу на свадьбу три куба льда, на одном из которых лежали розы, на другом - клубника, а на третьем - таяло сердце из красной икры.

- Даже в советские времена в любой хорошей мастерской вторая рука всегда была женская. Сейчас страна стала более патриархальной, мы в этом смысле откатываемся куда-то в позапрошлый век. А советский феминизм был реальным. Все женщины работали, на кухне никто не сидел, в космос летали. А сейчас доминирует идея, что женщина должна проводить время в салоне красоты, в фитнес-зале... И поэтому заказчику, у которого жена именно так живет, странно, что перед ним - женщина-архитектор. Мне, конечно, и самой смешно бывает, что от моей подписи зависят координаты двадцати мужчин в пространстве. Поэтому стараюсь играть роль замполита по эстетике: держать планку. А она, как известно, опускается легко, на мах. У нас сейчас могло бы быть в два раза больше заказов, но мы очень жестко выбираем. Стараемся делать чистые вещи. Хотя коллеги шутят, что я так все вычищаю, что уже вообще ничего не остается. Именно поэтому так важно работать в команде, когда есть оппонент. Это вообще, наверное, в нашем успехе главное - командная работа. Архитектор не может работать один. Тем более - женщина.

ОЛЬГА КАВЕРИНА

Родилась в Москве, окончила градостроительный факультет МАрхИ, учителем считает Илью Лежаву. 13 лет работала у Андрея Меерсона, затем 10 лет - в мастерской Бориса Шабунина. С 1999 года - в мастерской Николая Лызлова. В семье все архитекторы: муж Николай и дочь Соня.

Ольга - представитель другого поколения, но чистоте и незамутненности ее мировоззрения позавидовала бы любая студентка МАрхИ. Своими большими, широко открытыми глазами, она глядит на мир так, как будто бы в нем нет ни тупых заказчиков, ни жадных чиновников, ни ленивых строителей. Точнее, она их просто не замечает. Ольга - чистокровный идеалист и верит в архитектуру, как в искусство, способное изменять мир. Как ей удалось пронести эту веру через унылые советские времена - уму непостижимо. Когда половина наших героинь еще ходила в школу, она уже проектировала 8-этажное здание для военной разведки. Военным тогда позволялось больше, чем простым смертным, а потому проект был весьма интересен: куб, углом врезанный в призму. Чем-то даже похоже на здание MИ-6 Терри Фарелла. Хотя, конечно, это была совсем на та архитектура, которой грезили и слушать про которую ходили на «четверги Асса». Ничего общего ни с любимым Мисом, ни с Корбюзье, ни с Паоло Солери, которого Ольга особенно ценила за метафизику. Но ни тот дом на Ходынском поле, доведенный до рабочих чертежей, ни множество других ее проектов воплощены не были. Зато Ольга приобрела фантастический дар видеть здание, когда его еще нет. А первой солидной реализацией стал белоснежный дом на углу Мясницкой и Милютинского. Белый цвет - фирменный знак мастерской, того же цвета и гараж на 9-й Парковой - что, конечно, выглядит каким-то нездешним вызовом всей той грязи, с которой гараж ассоциируется. Ольга и сама приезжает на стройку в белом, заставляя тем самым строителей относиться к объекту, как к предмету искусства.. Хотя любимое воспоминание друзей - про то как на своей свадьбе она была в красном комбинезоне. И кто мог в 1974-м году себе такое позволить?

- За каждым мужчиной-архитектором всегда есть женщина. Она необходима, потому что видит синтетичнее. Она лучше слышит живой организм, ей легче понять, чего город хочет. Чтобы в итоге здание в нем как будто «само выросло». Как в лесу. Я люблю город, но не люблю, когда его «украшают». Все эти «сипульки», которых сегодня так много. Мне нравится, когда чисто. Очень чисто. Да, я перфекционист. Хочу, чтобы в лесу было красиво.

АННА БОКОВА

Потомственный архитектор. Училась в МАрхИ, окончила архитектурный факультет Сиракузского университета (Нью-Йорк), работала в архитектурных бюро Polshek Partnership и Gluckman Mayner (оба - в Нью-Йорке), сейчас заканчивает аспирантуру в Школе дизайна Гарварда. Привезенная ею выставка работ однокурсников получила на прошлой «Арх-Москве» приз за лучший некоммерческий проект, а этой весной Аня проводит в Москве совместный семинар Гарвард-МАрхИ по реструктуризации промзоны в Лужниках.

Назвать Аню «русским архитектором» сложновато. И дело даже не в том, что последние 11 лет она живет и работает в Америке. Ее взгляды, мысли, слова мало чего общего имеют с привычным образом дум соотечественниц. Мыслит она глобально - об этике, энтропии и глобализме (и вообще архитектуру понимает не как форму, а как совокупность социальных, политических и прочих проблем); общается не со скучными заказчиками, а с Жаком Херцогом и Стивеном Холлом; проектирует не домики с квартирками, а планетарий, музей Пикассо и театр Боба Уилсона (не одна, конечно). Но именно в этой своей устремленности к главному - она абсолютно наш человек, только из другой эпохи. Из той, когда казалось нормальным работать без выходных, и не ради денег; когда личной жизнью жертвовали не ради карьеры, а ради общего блага; когда все разговоры сводились не к новым шмоткам и тачкам, а к смыслу жизни. При этом в Ане совершенно нет ничего архаически-ботанического: стильная, сексапильная, открытая - как и полагается молодой американке. Абсолютная сэлфмэйдвумен - при том, что здесь, в России, у нее были преотличные перспективы. Папа - директор 4-го «Моспроекта», практически классик, думать научил Кирпичев, а образцом для подражания была бабушка, Лидия Инбер, 50 лет строившая санатории по всему Союзу. Вроде бы - живи и радуйся. Так нет, надо было в 18 лет бросить МАрхИ, уехать в США, перебиваться с гамбургера на чизбургер, потом пять лет отработать в двух американских бюро, отдавая две трети зарплаты за квартиру, потом поступить в Гарвард - чтобы теперь везти все это обратно в Россию, надеясь, что хоть кому-то здесь «этого надо». В общем, Аня очень похожа на самолет, изобретенный ее дедом - тот, что на лету заправляется.

- Женщине всегда нужно больше доказывать. И в Америке женщина-архитектор тоже чаще исполнитель, и редко на первых ролях. Почему? Наверное, когда появляются семья-дети, у женщины включаются инстинкты и работа уходит на второй план. Я тоже этого опасаюсь и поэтому с семьей не тороплюсь. Женщина, как мне кажется, честнее относится к своему незнанию, а мужчина легче перешагивает неуверенность, он, скорее, даст вариант - не важно, правильный или нет. А потом, у женщины всегда есть путь к отступлению. Она знает, что счастье можно найти и в личной жизни, и это может стать основным ее содержанием. И это адекватная, уважаемая судьба: женщине вполне достаточно быть хорошей мамой. А хорошим отцом быть мало, поэтому мужчинам отступать некуда.

НАТАЛИЯ ЛОБАНОВА

Один из четырех ведущих архитекторов бюро «arch 4». Любимый город - Лондон. Любимые архитекторы - Джон Поусон, Ренцо Пиано, Норман Фостер, Огюст Перре, Пьер Шаро, до «стеклянного дома» которого все никак не дойдет. Последняя книжка, которая прозвела сильное впечатление - «Элементарные частицы» Мишеля Уэльбека.

«Аrch 4» - самое хулиганское московское бюро. Здесь не делают архитектуру современную, европейскую, модную - здесь делают такое, чему аналогов в природе нет. Их самая легендарная вещь, надолго ставшая маркой фирмы, - «Самолетная квартира» - была собрана из обломков настоящего аэроплана. Ее в 97-м году они мастерили втроем: с Алексеем Козырем и Иваном Чувелевым (шефом, а также мужем). Другой хит - «квартиру г-на Д.» - Лобанова делала уже одна, и хотя какие-то радикальные вещи там тоже присутствовали (железные колонны-стояки, забранные в стекло или вытяжка из гнутого пластика - на тот момент абсолютная инновация), на первый план вышло пространство. Которое она умеет строить на зависть всем мужчинам. Все ее интерьеры фантастически светлые. Просторные, но не холодные. Чистые, но не аскетичные. Секрет, возможно, в том, что чертит Наташа от руки, а компьютером вообще пользоваться не умеет. Что не мешает ей строить громадные дома (в Жуковке недавно закончено кирпичное палаццо в духе «муссолиниевского» ар деко) или радикальные подвалы (на Поварской только что отлита из бетона галерея «Кино»). А когда-то Наташа работала и у Асадова в «Моспроекте», и в любимом Лондоне, и даже дизайнером группы «Мост». И вообще считает, что если ты архитектор, то можешь делать все. Главное - знать, что делаешь. Поэтому на стройке Наташа бывает упряма до капризности. Может даже завизжать. При этом ее интуиции доверяют самые суровые строители. Они говорят, что Лобанова - единственная, кто точно знает, чего хочет. А это, конечно, не просто комплимент.

- Я люблю ездить на стройку, мне важно видеть, как там все происходит. Чтобы каждый узел был проработан, чтоб пространство правильно складывалось... Но меня в жуткий трепет повергают всякие цифры, графики, бюджет. А главное мучение, это когда мебель начинается. Говорят, что мои интерьеры это «пуризм», но мне на самом деле всегда хочется чего-то поэкстремальнее. Просто мало народу на это подписывается... Но и я понимаю, что делаю архитектуру не для себя, а для людей. И у меня нет задачи выпендриться покруче. Моя задача - достигнуть равновесия. Между всем - пространством, фактурами, освещением, вещами... Но такого равновесия, чтоб не было скучно. Нескучного равновесия.

МАРИЯ ДЕХТЯР

Маша работает в архитектурном бюро «Остоженка». Бюро большое, поэтому пока ее фамилия идет в списке авторов второй-третьей. Но это пока. «У Маши практически абсолютный слух в архитектуре, - говорит один из ее начальников. - Не вкус (это понятие субъективное), а именно слух». А еще, кроме слуха, у нее есть дочь Таня, которой 29 февраля исполнилось 8 лет...

Маша родилась, выросла и выучилась на архитектора в Нижнем Новгороде. Папа - один из руководителей бюро «Архстрой», три года там работала и Маша. И даже спроектировала смешной объект - железную «тарелку» офисного здания на Ошарской улице. Но невзирая на всяческую продвинутость города и его самобытную архитектурную школу (у лидера которой, Александра Харитонова, Маша была на практике), жить и работать там было непросто. Педали прокручивались и в какой-то момент Маша решила, что «архитектура маст дай» и собралась заняться фотографией. Но тут нагрянули московские художники: превращать нижегородский Арсенал в центр актуального искусства. Подружились быстро, и уже на первой выставке «Арх_И» в московском Музее архитектуры она выставлялась сама - с проектом «Качели». Соцгород родного Нижнего, конструктивистская утопия, съеденная бытом и превратившаяся в хлам, предстала в грустных Машиных фотографиях, качавшихся на кумачовых транспарантах. Мусор жизни перекочевал в следущий арт-проект - инсталляцию на «Арх-Москве»-2002. Но тут, заточенный в прозрачные колонны, он выглядел куда оптимистичнее и весело заявлял, что самая объективная информация об обществе - это как раз его мусор. Перемену настроений художника будущий историк отнесет на счет Машиного переезда в Москву. И не просто в столицу, а к самому Скокану, в бюро «Остоженка». Она участвует в проектировании жилых и офинсых зданий, умело аранжировала дом-«пингвин» на 1-ой Брестской, а всю весну прошлого года круглыми сутками билась над проектом Мариинки - в составе боевой бригады из пяти человек. Не все, конечно, в этой работе сошлось, но кое-какие Машины идеи (например, дуга над каналом) были коллективно доведены до блеска и составили конкуренцию если не Перро, то Эгераату.

- Я не думаю, что у женщины есть какие-то биологические предпосылки, чтоб не быть архитектором. «Остоженка» начиналась как коллектив чисто мужской. И это был принцип. Потом было сделано исключение, потом еще одно. А сегодня в бюро почти половина архитекторов - девушки. И никто не считает, что занятие архитектурой противно женской природе.

НАРИНЭ ТЮТЧЕВА

Архитектурное бюро «Рождественка», генеральным директором которого работает Наринэ, основано еще в 1992 году - то есть, было одним из первых частных бюро. Сегодня это большая команда, большой офис и большие заказы. Вот только громкой славы - недобор. Возможно, потому, что занято бюро в основном благородным, но тихим делом - реконструкциями. Наиболее серьезные объекты - офисы «Номос-банка» на Верхней Радищевской и «Роснефти» на Болотной площади. Сейчас в работе корпус фабрики «Красная Роза» и Елисеевский магазин в Петербурге.

Наринэ очень хорошо говорит - что промеж архитекторов большая редкость. Четко, внятно, интересно, смело. Ругает строителей, критикует московское правительство, смеется и над собой. Но все это не треп, а позиция и, более того - программа. Которая сегодня есть мало у кого из наших зодчих. Забавно же то, что, побывав на практике, Наринэ архитектором быть передумала. Родила ребенка и два года шила. Костюмы, пальто и даже свадебные платья, из чего - страшно вспомнить. Но вдруг почувствовала укор совести и открыла бюро. И с самого начала взяла курс «на город». Квартиры и дома (впрочем, весьма симпатичные) делались только во времена кризиса 98-го года. А как только стало возможно, с ними было и вовсе завязано. Сегодня ее масштаб - совсем не женский: реконструкция. Это, конечно, не так тешит авторское самолюбие, но это очень нужно городу - старому, дряхлому, больному, которому грозит повальный снос. Однажды Наринэ пыталась спасти целый квартал в Кадашах. Спасти не спасла, но обмеры сделать заставила. А потом сделала программу реконструкции соседнего квартала - в которой впервые были сформулированы предпосылки для привлечения частных инвестиций в городские объекты. И сейчас, когда здесь что-то строят, за основу часто берут разработанные ее проекты. Потом она подняла из руин дом, где теперь офис «Рождественки» - причем, подняла безо всяких спонсоров, выступив одновременно в качестве заказчика, инвестора и проектировщика. Но бюро не только возрождает: сейчас по их проекту в комплексе «Крокус-Сити» строится самый большой в Европе зрительный зал - на 7 тысяч мест!

- Женщина всегда инстинктивно хочет понравиться. В нашей профессии это и плюс, и минус. То, что прощают мужчинам, не прощают дамам. Если мужчина начинает стучать кулаком по столу, все говорят: «Вот какой строгий руководитель!» А если, не дай бог, все то же самое станет делать женщина, скажут, что она дура и истеричка. Я не люблю истерики, ужасов, борьбы, всегда пытаюсь создать комфортную ситуацию, потому что она более плодотворна. Работаем мы быстро, по выходным отдыхаем, отпуска по 3 недели, в общем без надрыва. Но мнение свое я всегда жестко отстаиваю. Если идти на поводу у заказчика, получается компромисс - решение, которое не устраивает всех. Поэтому мне не так интересно работать с частным заказчиком: это неизбежно вопросы вкуса. Да, вроде как надо идти на компромисс: это его дом, ему тут жить, ему его терпеть. Но и тратить жизнь на компромиссы тоже неинтересно. Времени и так мало. Я рисую, участвую во всех объектах, а первую идею подаю, как правило, сама. Руководить - для меня наказание, а самое интересное - это как раз сочинить идею. В основном мы занимаемся реконструкциями, тут особенно не насочиняешь. Но мне кажется, я знаю секрет, как и жизнь в дом вдохнуть, и в то же время сохранить все, что можно сохранить. Я полагаю, что контекстуальность в уместности. А уместным может быть не только то, что похоже на соседа. Иногда что-то можно и «взорвать». Или даже нужно. А не тянуть лямку повторения.