Владислав Кирпичев: «Дети - не роскошь, а средство творческого самоутверждения»

Первое: построить как можно меньше. Единолично Кирпичев построил всего одну лестницу - прямо как Иван Леонидов.

Второе: основать школу и обзавестись учениками. Экспериментальную детскую архитектурную студию (ЭДАС) Кирпичев создал в 1977 году, и вышло оттуда действительно немало нынешних звезд.

Третье: уехать. Последние 10 лет Кирпичев живет между Франкфуртом и Лондоном, преподает в двух вузах и по-прежнему учит будущих зодчих думать.

Четвертое: возвращаться к родным осинам только в хорошей компании. Что Кирпичев и делает, привозя в Москву с лекциями то Кука, то Прикса, то Мэйна, то Холла.

Наконец, пятое: иметь какой-нибудь очаровательный дефект. У Кирпичева им является полное незнание иностранных языков.

- Владислав, как же так получилось, что прожив 10 лет за границей, Вы ни знаете ни одного иностранного языка?

- Я учился в обычной деревенской школе, люди там были хорошие, но немецкий знали плохо. А в институте не повезло с английским. Когда сдавал экзамен, я даже не знал алфавита. А потом стало не до того. Зато моя жена очень хорошо язык знает: когда иностранцы начали к нам в школу ходить, надо же было кому-то переводить! Надо сказать, что без Люси вообще ничего не было бы: ни ЭДАСа, ни детей.

А вообще, живя во Франкфурте, я чувствую себе как на курорте. Его почему-то все не любят: банковский, мол, город, противный... А для меня это лучший город на земле. Тут мне ничто не мешает: ни город, ни люди. Прихожу в магазин, на кассе горит, сколько чего стоит... А если меня о чем-то спрашивают, киваю головой и улыбаюсь.

Однажды мы со студентами поехали посмотреть Вайсенхоф и зашли в гости к Гюнтеру Бенишу. Он, кстати, был командиром подводной лодки, которая воевала против России, у него поэтому и все здания похожи на кораблики. Так я целый час слушал и ничем не выдал, что не знаю языка!

- Но студентов-то вы как учите?

- А я догадливый. Если идея есть, я ее всегда вижу, чувствую, понимаю. А потом, немецкие дети от русских мало чем отличаются. Вот беру я белый лист бумаги, и говорю им, что речь пойдет о внешнем и внутреннем. Вот рука - спереди и сзади. Объясните, дети, что будет внутри? Будет between. Это ключевое слово, и его вполне достаточно. А теперь надо построить трехмерный объект, который бы описывал эту ситуацию. Лист - в нем что? Двойственность. А чем левая рука от правой отличается? Тем, что одна левая, а другая правая. Вроде бы все просто, но за этим стоит бездна. Как в «Черном квадрате». И им интересно, потому что их по-другому учат.

- А один из ваших учеников, Антон Надточий, рассказывал, что на слова в ЭДАСе как раз много было завязано, и вы их даже сами сочиняли...

- Просто родители все время пытались детям помогать, и мы решили их перехитрить. Придумываем, например, слово «демпиляция» и задаем его как домашнее задание. Через час начинаются звонки: «Влад, а что такое демпиляция?» Я спрашиваю: «Задание кому - вам или детям? Вот и расслабьтесь». И что? В следующую субботу все пришли с демпиляцией, да еще спорили, чья демпиляция более демпилирована.

- А не кажется ли вам, что сегодня детей стоит учить с большим упором на конечный продукт, предлагать им самим мастерить полезные, функциональные и оригинальные вещи - как это делает Михаил Лабазов в студии «ДЭЗ № 5»?

- Дети всегда дети, какое бы время ни было на дворе. Да, Лабазов (он, кстати, мой ученик) тоже учит детей думать. Получается, конечно, эффектно и, может быть, даже концептуально, но с точки зрения формообразования мне этого недостаточно. Мы в ЭДАСе никогда не оперировали готовыми зрительными образами, мы предлагали детям решать абстрактыне пространственные задачи: пересечение двух линий, плоскостей... Или, например, что такое «Черный квадрат»: плоскость, дыра, тень или еще что-то? Они у нас с понятиями «позитив-негатив» управлялись как с кубиками детскими!

Не говоря уж о том, что у Лабазова родители все время помогают. А ребенок должен все делать сам. В ЭДАСе никто ни за кого ничего не делал. И дети ничего не срисовывали. Одна журналистка как-то сказала, что мои дети рисуют как Миро и Пикассо. Конечно! Потому что это Миро и Пикассо у детей срисовывали. Как думает ребенок - так никто не думает, потому что с возрастом возникают ограничения. А вот Питер Кук (Петя, как я его зову), как был ребенком, так ребенком и остался. Без здорового инфантилизма искусства бы просто не было. Не было бы ни «Аркигрэма», ни Кунстхауза в Граце.

- Да, а наши зодчие только о сетях да о заказчиках могут рассуждать. Другими категориями мыслят: взрослыми, серьезными.

- Поэтому в Москве архитектуры и нет. Здесь все архитекторы заняты фасадами. Но фасад - это одна десятая архитектуры. Я бывал на градсоветах, когда обсуждали по три варианта одного и того же дома - при том, что структура его не менялась! С какой стороны цветочек. Нет, конечно, надо снять шляпу перед теми, кто хоть что-то в Москве сделал, кто выстоял и не пошел на поводу у власти. Но поезд уходит! Чтобы на него успеть, надо набраться мужества и терпения. И делать только то, что надо, а не прогибаться под власть и под заказчика. Еще Тарковский сказал, что если ты готов снять говно, чтобы денег заработать, а потом на эти деньги снять что-то великое, то ничего у тебя не получится.

- Но ведь не построишь ты - построит другой, только еще хуже, а город все равно проиграет.

- Город проиграет, но архитектура выиграет. Году в 1975-м я объявил забастовку и всех стал на нее подбивать: чтоб дерьмом панельным город не засорять. Ну, понятно, никто меня не поддержал. Потом пришел Максим Былинкин и отдал мне здание Речного пароходства. Доверил весь проект и даже стройку. А когда дом почти закончили, Косыгин увидел и спросил, что это за куча железа. И на следующий день его обложили кирпичом. Да еще арки пришлось Былинкину на фасаде пририсовывать.

- А сегодня вы готовы показать позитивный пример? Построить, наконец, что-нибудь настоящее?

- Мне поступило несколько интересных предложений. Но я сказал «нет». Ситуация еще не созрела. Заказчики же будут из меня веревки вить. А мне потом объясняться, что тут я хотел так, а тут так, а заказчик, гад, не дал... Я не могу проектировать одно, а строить другое. Что я потом студентам скажу?

Да, я мало что построил. А что Прикс построил? А Заха? А Петя? А Мэйн? Мэйн мне, знаете, что сказал? «Я только сейчас начинаю». А наши все слишком спешат строить. Потому и качества архитектурного нет.
В Москве, например, никто почти не делает макетов. А вот, когда Прикс проектировал здание BMW-Welt в Мюнхене, он сначала сделал макет со спичечную коробочку. Потом - побольше, а сейчас они делают макет размером с комнату. Полмиллиона евро, между прочим! Зачем? Для детализации, для оттачивания узлов. Конечно, без этого можно обойтись. В Москве вообще безо всего обходятся. Не то что без макетов, порой без чертежей строить начинают.

- Мне кажется, наши зодчие сознательно проектируют простые вещи, сразу закладывая поправку на то, что в процессе строительства на сложности сэкономят. Вы же сами участвовали в конкурсе на реконструкцию Манежной площади, и ваш проект был весьма близок к тому, что там сделано...

- Да, господа эксперты не рекомендовали жюри его даже рассматривать, сказав, что «это не для Москвы». А построили-то в результате наш проект! Это у нас было 7 уровней, тогда как Улькин только переход подземный планировал, а французы - 3 уровня! И озеро мы придумали, и водопады. И мы же предлагали все это за гостиницу «Москва» развивать, и за Манеж - как сейчас и будет. Только испортили наш проект капитально. У нас наверху была большая поляна, как во всех мировых столицах, где можно было бы лежать и смотреть на Кремль.

- Однако, если профессионал в нынешней ситуации видит кризис качества, то непрофессионал, скорее, - кризис идей, и ваша обмолвка про «мировые столицы» здесь весьма характерна...

- Я бы сказал шире: в России нет архитектурной идеологии. Ведь идеи и качество - вещи неразрывные, и только вместе они создают представление об архитектуре как о важном, общенародном, государственном деле. А в России к ней относятся как к чему-то дополнительному, необязательному. ЭДАС, уникальная школа, была похоронена одним росчерком чиновничьего пера. А меня, лауреата Государственной премии, никто даже не пригласил поговорить! Просто передали: не найдете деньги - здание отберут. А мы ведь новый дом для школы в 1993 году начинали строить! Специально поехали в Германию, чтобы там делать рабочие чертежи и строить ее по немецким технологиям, с немецкими материалами. Чтобы дом был как корабль - только канализацией и светом с городом связанный. Даже подстанция электрическая своя должна была быть! И тут приходит факс, что дом у нас отобрали. Так что мы не уезжали, не эмигрировали, нам просто стало нечего делать в России.

- И вот спустя 10 лет вы намерены воссоздать ЭДАС. Что внушает вам надежду на упех предприятия?

- Как минимум, успех наших лекций. Когда мы их затевали, Барт Голдхорн сказал, что у нас ничего не выйдет. Потому что тут нет культуры. И что? На первой лекции было 450 человек, а на второй - 750! А теперь все спрашивают: когда следующая? Уровень никуда не денется, он начнет повышаться. Вот сейчас откроем школу, сделаем выставку, привезем из Европы ассистентов, которые передадут самый передовой опыт. Наши студенты в обязательном порядке объедут все шедевры современной архитектуры, потрогают их руками. И вы увидите: архитектура изменится. В России просто должна появиться другая архитектура - хотя бы по соображениям здоровой конкуренции.